Меня поочередно кидает то в жар, то в холод от понимания того, что прямо сейчас в моей жизни случится первый секс. С Сашей. И то, что я на самом деле ему небезразлична, кружит мою голову от счастья.
Я чувствую смену его отношения. Чувствую себя не дворовой девочкой в джинсах, а желанной, красивой женщиной, потому что в его действиях больше нет никакой бережности и сдержанности. Зато есть восхищение и страсть. Теперь его руки меня присваивают по-настоящему, и я позволяю им ласкать себя в самых сокровенных местах. Там, где ещё вчера сама стеснялась себя коснуться.
Позволяю себе проявлять инициативу и целовать Сашу. Особенно в те моменты, когда стоны просто не выплескивают всех ощущений и чувств, которые я сейчас испытываю. Не сдерживаюсь. Больше не могу… Мне хочется умолять, чтобы все, наконец, случилось.
Первый толчок выбивает из моей головы все мысли. Александр очень старается быть нежным. Старается не сорваться… И в этот момент мне даже почти не больно, потому что вижу, как Швецову хорошо со мной. Как неконтролируемо прикрываются его глаза, когда он, разгоняюсь, доходит до пика ощущений, а по его плечам прокатывается дрожь. Но он не торопится к завершению. Мы любим друг друга долго, тягуче, сминая простыни, потеряв счёт поцелуям и времени. Я, как безумная, признаюсь ему в любви.
А после долго лежим в постели. Я слушаю, как стучит Сашино сердце.
- Маме что-нибудь соври, — усмехаясь, он целует меня в макушку и разбирает взбитые волосы пальцами. — На ночь у меня останешься…
Из горячих и самых трепетных девичьих воспоминаний меня врывают недовольное пыхтение и возня со стороны кровати. Соскакиваю с окна и спешу к дочери, чтобы поправить одеяло, пока она вместе с ним не шлепнулась на пол. Запуталась. И я тоже запуталась. Только в жизни.
Ложусь на свою половину кровати, долго ворочаюсь и в какой-то момент ловлю себя на ощущении, что по щекам текут слёзы. Подушка намокает. Со злостью переворачиваю ее и заставляю себя снова закрыть глаза. Спи, Варвара. От твоих слез ничего не меняется, неужели ты не знаешь? Только голова болит.
Глава 22. Мужчина из фантазий.
Варя
Открыв глаза и по привычке пошарив рукой в поиске дочери, резко сажусь на кровати. Марьи нет!
Паника взмахивает в груди крыльями, но тут же отступает, потому что дверь спальни открыта, и я слышу из коридора заговорщицкое шептание.
— Неси ровнее, а то уронишь, — это Швецов.
— Пальчики прилипли… — покаянно отвечает ему дочь. — И ты ложечку забыл положить.
— Не забыл…
— Льётся! Ай! Горячо!
— Ну-ка дай сюда, — шикает на нее Саша.
Я падаю обратно на подушки и закрываю глаза.
Уж не знаю, что там у них прилипло и горячо, но это все очень сильно напоминает завтрак в постель. А самое главное… Марья что? Проснувшись, даже меня не разбудила, побежав к Швецову? Нет. Ну это же уже совсем…
— Мамочка ещё спит, — прерывает мои внутренние диалоги шепоток дочери.
— Иди буди, — отправляет ее Швецов.
И уже через несколько секунд я ощущаю на себе всю силу утренней детской нежности и любви.
— Мамочка… — Марья забирается на кровать, попутно попадая мне коленками по мягким местам. Садится на волосы и целует прямо в ухо. — Вставай!! А то все елочки раскупят.
— Какие ёлочки? — открываю я глаза и поворачиваю лицо к дочери.
— Мне дядя Саша ёлочку обещал, а то дедушке Морозу некуда будет подарок положить, — сообщает мне воодушевлённо.
— Ясно, — киваю, не понимая, как вообще на происходящее реагировать.
С одной стороны от меня сияет глазами кайфуюший от отца ребёнок, а с другой стороны этот самый отец, больше похожий, прости Господи, на мужчину из женских влажных фантазий, стоит с подносом в руках.
— Доброе утро, Варя, — говорит он, подходя ближе. Голос звучит вкрадчиво и мягко. — Мы решили завтрак приготовить…
Мы?
Швецов ставит поднос передо мной на тумбочке и присаживается на край кровати.
— Спасибо… — шепчу шокировано, привстаю на локтях и не могу отвести глаз от Саши. Его ноздри вздрагивают нервно втягивая воздух, а взгляд скользит от моего лица вниз.
Я опускаю свой и понимаю, что кнопки рубашки расстегнулись.
Поспешно их перехватываю пальцами и чувствую, как вспыхивают щеки.
Швецов делает глубокий вдох и резко встаёт с постели.
— Приводите себя в порядок и не задерживайтесь. К часу дня мне нужно быть на работе. Марья, ты обещала съесть кашу, — шутливо грозит пальцем дочери. Разворачивается и выходит из спальни.
Овсянка быстрого приготовления, полуфабрикатные блинчики, щедро залитые шоколадом и две чашки чая. Нет, приготовить все это не сложно, но сам факт! Это можно считать «ухаживанием»?
— А можно я только блинчик съем? — хитренько тянется к тарелке дочь.
— Эй! — останавливаю я ее лапу. — Так нельзя кушать.
Помогаю устроиться на подушках и ставлю перед Марьей поднос, открывая ножки. Он получается вполне удобной высоты.
Себе тарелку с кашей забираю в руки.
— Кашу, — предупредительно стреляю глазами и подаю дочери ложку.
— Три ложечки, — начинает торговаться она.
— Шесть, — отзываюсь строго.
Со вздохом начинает есть.
Этот завтрак оказывается гораздо съедобнее вчерашнего.
Память услужливо подкидывает воспоминание, что Швецов в нашей прошлой жизни уже делал так пару раз. Утром после нашего первого и после того, как неожиданно пропал на два дня. Я тогда чуть с ума не сошла. Он тоже помнит?
Хорошо, что дальше Александр жалеет мои впечатлительные нервы и просто скрывается в кабинете, давая мне возможность спокойно принять душ и искупать дочь.
Закончив все утренние процедуры, мы садимся к Швецову в машину. За рулём он сегодня сам. Для Марьи на заднем заботливо приготовлено детское кресло, а меня бескомпромиссно и настойчиво усаживают на переднее.
Одно из преимуществ небольшого города состоит в том, что где бы ты не жил, максимум через пол часа ты можешь оказаться на другом его конце.
— Я и не знала, что здесь такое есть! — восклицаю, выходя из машины и оглядываясь по сторонам.
На опушке стоит несколько маленьких домиков из сруба в снежных шапках, головокружительно пахнет древесным дымом и елями. Ощущение от этого на столько родное, будто я попала в свой старый райончик Подмосковья. В горле образовывается ком…
— Это местное лесное хозяйство, — поясняет Швецов, доставая Марью из машины. — Ну пошли выбирать самую большую ёлку, — подмигивает ей. — Чтобы Дедушка Мороз точно мимо не прошло.
— Да, пошли, — радостно сияя глазами, Марья берет его за руку.
Мне приходится замыкать эту дружную процессию, следуя по узкой расчищенной тропинке.
В сторожке нас встречает бодрый и улыбчивый старичок в бушлате и валенках.
— Сами предпочитаете свою «красавицу» найти? — интересуется он. — Или выберете из тех, что приготовлены для ярмарки.
— Сами, — кивает Александр.
— Сами, сами, — хлопает в ладоши дочь.
— Как скажите, — кивает старик, достает из небольшой кладовки рядом с входной дверью топор и подходит ко мне. — А вам, барышня, с нами ходить не стоит, — он красноречиво опускает глаза на мои осенние сапоги. — Моментально промокните. Можно, конечно, — задумчиво оглядывается в глубь дома, — у жены моей валенки попросить… Тома! — кричит. — Выйди!
— Ты чего кричишь? — через минуту выглядывает из комнаты женщина. — У меня там пироги… ой, здравствуйте, — тушуется она, вытирая руки передником.
— Вот, гости наши хотели для барышни у тебя валенки арендовать, — кивает на меня хозяин сторожки.
— Это всегда пожалуйста, — всплескивает руками женщина.
Нужно ли говорить, что дочь от нашего неожиданного приключения находится в абсолютном восторге. Очень ответственно выбирает ёлку, следит, как ее срубают, а потом упаковывают нам на крышу машины. Безропотно сьедает тарелку борща, несколько пирожков у гостеприимной жены лесника и, едва оказавшись в машине, засыпает.
