Тихо открываю дверь в дом и прислушиваюсь. Со второго этажа доносится тихое воркование. Спать ложатся.
У меня хватает сил только на то, чтобы выпить горячего чая, принять душ и отключиться почти на подходе к кровати.
Если вам кто-то скажет, что быть депутатом — это жирно и не пыльно, не верьте. Если бы не счёты с Авериным, никогда бы в эту дрянь не ввязался. Даже ради денег.
От нервного напряжения сны мне снятся бредовые и болезненные. Снится бабушка. Может быть, потому что сегодняшние дома были похожи на ее, все в этом городе, как один.
Снятся ее пироги с капустой. Она всегда их на свой день рождения пекла. Знал бы, что никогда не съем их больше, жрал бы, как не в себя. Стеклянные глаза Алины снятся. Язык назвать ее матерью не поворачивается. О ней я не жалею. Все вышло честно… Мог бы я ее спасти? Да. Но не стал. Бабушка бы меня осудила. Отец — поддержал. Так и завис я между этими двумя мирами.
Подушка вибрирует.
Я отмахиваюсь от этого назойливого звука и переворачиваюсь на другой бок.
Вибрация меняет тональность и становится интенсивнее. Понимая, что не отстанут, отвечаю на звонок.
— Алло…
— Ты совсем охренел, сукин сын?! — слышу я в динамике взбешённый голос Аверина. — Я обмотаю твои яйца галстуком и повешу на люстру…
— И вам доброе утро, Феликс Арнольдович, — ядовито хмыкаю, потягиваясь на кровати. — Столько комплиментов в мой адрес. Чем обязан?
— Ты знаешь прекрасно чем, щенок! Ты мне заплатишь за погром магазинах. Умный сильно? Прикрываться ОБЭПом может каждый… — пенится Аверин, а потом начинает истерично посмеиваться. — Но ничего… если ты думаешь, что у меня на тебя ничего нет, то ты ошибаешься. Хотел, правда, попозже бахнуть…
— Жду с нетерпением, — рявкаю ему в ответ и сбрасываю звонок.
На душе становится так мерзко и пусто, что я даже не пытаюсь дальше заснуть. Встаю с кровати и иду прямиком на кухню, откуда уже пахнет кофе и чем-то жареным.
— Доброе утро, — останавливаюсь в дверях, наблюдая за своими девочками. Большой и маленькой.
Мне хочется поцеловать их обеих. Но, похоже, моему появлению искренне радуется только вторая.
— Дядя Саша! — Марья летит ко мне, забывая, что вся перепачкана в тесте. — А мы тебя вчера ждали-ждали… — выдаёт обиженно.
— Прости, Машунь, было много работы, — тепло улыбаюсь. — Я все помню про елочку. Сейчас мы с тобой позавтракаем и займёмся ею.
— Саша, прости, пожалуйста, я совсем забыла, — вступает в диалог Варвара, делая тише огонь на плите и откладывая половник. — У Маши сегодня ёлка в драмтеатре. У нас билеты с подарком. Тетя вчера напомнила, а я совсем забыла…
— И когда ёлка? — интересуюсь, смотря на часы.
— Через два часа, жалко будет пропустить…
— Хорошо, — киваю. — Тогда собирайтесь, вас отвезёт водитель. А я постараюсь забрать. Покормишь? — ловлю взгляд Варвары.
— Конечно, — начинает суетиться она.
Ставит на стол тарелку с омлетом и наливает мне чай.
Глава 25. «Инфоповод»
Варя
С улыбкой смотрю на дочь, которая водит хоровод возле ёлки, но больше всего я рада тому, что в театр не пустили цербера Швецова. Можно, наконец, выдохнуть и свободным человеком себя почувствовать. Пусть даже на полтора часа.
Я успеваю перекусить в буфете, позависать в социальных сетях, созвониться с девочками из магазина, наконец-то, попросив у них прощения за то, что бросила их в самый горячий период, и ещё раз поговорить с теткой, посожалев, что не смогу приехать на день рождения Михаила.
На самом деле, не жалею я по этому поводу ни минуточки, потому что… ох, да что говорить, так всем лучше будет.
Я понимаю, у всех мальчиков в шестнадцать случается первая влюблённость, но сын второго мужа тети Иры буквально потерял голову, когда мы с мамой приехали.
По-началу я даже не поняла, что он в серьез, но когда Миша начал заваливать меня сладостями, комплиментами, караулить возле душа, постоянно пытаться остаться со мной наедине и абсолютно не реагировать на доводы о моей беременности и разнице в возрасте, я поняла, что пора от тётки съезжать.
Да, это было сложно и неудобно. Мама и тетя не понимали моего решения потратить почти все деньги на «халупу», но рассказать им о причине своего решения я не могла. Собственно, потому что последней каплей стало то, что Миша заявился ко мне в спальню, и пока я спала, сделал несколько фотографий. Конечно, на них не было ничего критичного, я была в ночной рубашке, но сам факт!
Очень хорошо, что сейчас парень служит в армии и перестал заваливать меня сообщениями с признаниями в любви. Хороший он… надеюсь, что ещё встретит свою половинку.
Из размышлений меня вырывает голос дочери.
— Мамочка, пойдём скорее, а то на подарочек не успеем! — она хватает меня за руку и тянет по направлению к лестнице, куда уже хлынула толпа более предприимчивых родителей и детей.
Мы оказываемся практически последними в очереди к домику, из окна которого раздают подарки. Я машинально скольжу по нему взглядом и вдруг понимаю, что он полностью увешан политической агитацией того самого мужчины, что больше всех пытался утопить Швецова на брифинге.
«Так это значит…» — следущая мысль меня буквально заставляет сжаться и начать нервно озираться по сторонам. — «Мы с Марьей пришли на ёлку, которую спонсирует главный оппонент Швецова!»
От чего-то в душе разливается тревожное предчувствие, что добром это не кончится. А самое главное и ужасное, что билеты на эту ёлку разбрасывали по почтовым ящикам, и…
— Девушка, а давайте фото с подарком, — напористо щебечет девица в кокошнике из окошка, подавая Марье подарок.
— Я… Нет, не нужно, — пытаюсь отказаться, но слышу щелчок фотоаппарата.
Как ненормальная, прикрываю волосами лицо, хватаю дочь и буквально сбегаю в толпу, которая разрывает на части гардеробщиц.
Нужно будет обязательно рассказать об случившемся Швецову. А с другой стороны, что рассказывать? Что такого криминального произошло?
Но мне кажется, что произошло. Паника накатывает волнами. Машинально забираю свою куртку и пуховик дочери. Кое-как, трясущимися руками одеваю ее, себя и спешу на улицу, набирая Сашу.
— Мамочка, а можно одну конфетку съесть? — видя, что я взмылена, хитренько интересуется Марья.
— Нет! — рявкаю на неё и оглядываюсь по сторонам в поиске машины Швецова, потому что в телефоне идут длинные гудки.
—
И вдруг чувствую, как меня кто-то подхватывает за талию сзади.
Вскрикнув, оборачиваюсь и с облегчением выдыхаю.
— Саша… как ты меня напугал!
— Прости… — мурлычет он и, будто случайно, ведёт губами по моей скуле. От этой ласки я вся покрываюсь мурашками. — Хотел предупредить, что домашнего времяпрепровождения не выйдет. Моя политические акулы считают, что новогодняя фотосессия в кругу семьи — это отличный вариант социальной рекламы…
— Ты снова уедешь? — грустно тянет Марья и подлезает ему под руку.
— Нет, — улыбаясь, Швецов щёлкает ее по носу. — Пойдём сейчас все вместе фотографироваться.
— Ура! — прыгает перед ним преданным зайцем Марья.
— Саша, ты уверен, что это хорошая идея? — пытаюсь я мямлить. Просто потому, что до сих пор не уверена, что из нашего союза может что-то получится. Слишком много всего…
— Это не обсуждается, — рявкает Швецов.
Всю дорогу дочь рассказывает ему про представление, не давая мне ни малейшего шанса поведать о том, что меня волнует. Я успокаиваю себя тем, что, в конце концов, могла и не заметить агитации. Вот просто не обратить внимания! Столько народа, столько детей!
Дома нас уже ожидает помощник Швецова с фотографом и двумя девушками, очевидно, стилистами.
— Так, белые свитера — родителям, ребёнку — платье, — отдаёт одна из них распоряжения. Вторая снимает с вешалок специально подготовленную, незнакомую мне одежду. — Нам нужно обязательно сделать несколько портретных фото, а все остальные в движении. Наряжайте ёлку, общайтесь, ведите себя естественно…
