тебя».
Я благодарно сжала ее теплую пухлую руку.
-- Лапки-то у тебя стынут, ягодка. Давай-ка вона в телегу, да и сверху укроемся: намерзлися сегодня. Не дай осспади, простынешь еще, – чуть ворчливо добавила Барб.
Мы залезли в телегу и сверху накинули на себя покрывало. Так было гораздо веселее, можно хоть окрестности осмотреть. Барб тихонечко ободряла меня:
– А хозяин нам достался не такой и худой. Не смотри, что хмурый весь из себя, а добрый: я как слезу-то пустила, так и сдался! Знавала я таких. Сверху навроде как суровые да строгие, ан нет, веревки из них вить можно. А бывает и наоборот – весь ласковый, а унутре в ём только злобность одна и есть. Ничего, ягодка моя, ничего... – она перекрестилась. -- Осподь милостив.
День мы бестолково просидели в телеге, наблюдая за приезжающими на рынок. Нас покормили: охранник достал корзину, где лежал ломоть отличной ветчины и сероватый вкусный хлеб. Изредка к телегам возвращался один или другой солдат, сваливал груду покупок и снова уходил. Тот, что караулил нас и телеги, иногда менялся местами с приятелями.
В соседние возки под одобрительные кивки Барб грузили мешки. Несколько с мукой, десяток с крупами. Приносили корзины с овощами, плетеные из прутьев клетушки со связками живых кур – на них я посматривала с опаской. Принесли завернутые в мешковину какие-то непонятные штуки. Их сложили в нашу телегу, поближе к месту возчика.Я уже даже начала немного запоминать лица военных.
Барб каждый раз спрашивала, что грузят, и солдаты отвечали ей вежливо. Иногда, просто чтобы размяться, она слезала с телеги и осматривала покупки. Одна из корзин ей не понравилась и она долго ворчала, что: «…этаким морковем только скот и кормить! Ничего ведь не разумеют, нет бы, у умного человека спросить! Этак их любой торгаш вокруг пальца обведет! Мало ли, что крупный морковь да дешевый, зато невкусный он!»
Удивляла меня Милли – она любезничала со всеми, кто приходил. Кокетливо смеялась, ойкала, когда ей помогали слезть или залезть в телегу, разговаривала каким-то неестественно-высоким голосом и, похоже, добилась своего: один из вояк, вернувшись, принес ей большое румяное яблоко.
Обменял он его на поцелуй, после долгих уговоров и притворного сопротивления девушки. Вполне, в общем-то целомудренный поцелуй – Милли звонко чмокнула его в колючую щеку. Он довольно хмыкнул и щипнул ее за бок, вызвав радостный взвизг. Солдат сгрузил очередную корзину и ушел. Наш охранник бродил неподалеку.
Милли влезла к нам в телегу, с хрустом откусывая большие ломти, и несколько надменно поглядывала на нас. Похоже, в отсутствие мужчин ей стало скучновато и она решила развлечься беседой:
-- Оно, конечно, не всем этак-то везет… -- задумчиво начала девушка. – И хозяин у вас больно строгий. Не то, что господин Стортон. Эвон, как он пожаловал, – она любовно огладила свой плащ. – Тута ведь главное – послушной быть и угодить уметь.
-- Да ты уж, девка, умеешь… – неопределенно ответила Барб.
-- А то ж! Мне ведь и приданое нужно новое набирать, да и мужа присмотреть. Обо мне кто позаботится-то? А никто! С малолетства сама об себе беспокоюсь, вот и научилася! А тебе бы пример-то брать надобно, – неожиданно принялась она за меня.
Я глянула на нее и промолчала. Но ей, похоже, это не понравилось:
-- Ты бы не зыркала, ровно собака дурная на меня. Я ведь дело говорю. Оно, конечно, мужики уважают чтобы женщина красивая была, а тебе-то бох и не дал…Ну, так ведь лаской да обхождением тоже много кой-чего раздобыть можно. Тому улыбнись, этому… Да скажи, какой сильный, да господином назови. Оно, глядишь, и сладится у тебя с кем.
Барбара недовольно посопела: ей явно не понравились слова Милли, а потом решительно заявила:
-- Ты, девка, хвостом мети, как себе там хочешь, а к нам со своими глупостями и не лезь. Элиз и не такая вовсе.
-- Ой, не така-а-ая! – насмешливо протянула Милли. – Она просто страшная, да обхождения не знает! Потому как ежели кто при господах с детства, он научается!
Мне было смешно слушать наставления, но Барб кажется разозлилась всерьез:
-- А послухай-ко сюдой, обходительница! Ежли ты Элиз еще раз заденешь, я тебе кудряшки сама лично повыдергаю! Вот этими вота руками!
-- Да больно мне надобно эту твою…
Договорить она не успела, из-за наших спин раздался низкий мужской голос:
-- Барб, зачем ты отдала свой плащ кухарке Берта?
Мы почти одновременно развернулись и увидели недовольного барона. Кто знает, что и сколько из беседы он успел услышать, но растерянная Милли нехотя сняла свой плащ. И Барб, солидно сказав: -- Благодарствую, господин барон, за добро, – несколько неуклюже накинула его на себя.
Барон отошел к соседней телеге и что-то там скомандовал.
Плащ был немного длинен для кухарки, но это нестрашно – можно будет подшить. Я помогла ей чуть подвернуть одежку у ворота, чтобы не тащилась по земле. Барб грозно глянула на притихшую Милли, но промолчала: не была она скандалисткой.
В дорогу тронулись сильно после полудня и ночевали уже недалеко от какой-то деревеньки.
Барб сварила кашу на всех – несколько больших котелков. Отряд был не так и мал. Как я поняла по обрывочным разговорам, барон и его приятель наняли себе еще солдат для охраны. Кроме того, за нашими телегами гнали четырех крупных коров и небольшое стадо овец. Доили коров солдаты сами.
Я внимательно смотрела, что и как делается. Дрова кололи солдаты. У каждого своя миска и ложка. Барб только накладывала туда еду, моют они тоже сами. Некоторые, кстати, и не мыли – вытерли миску хлебом, облизали ложку и убрали. Типа, и так сойдет. Это мне сильно не понравилось. Думаю, кишечные болезни здесь цветут.
Относились к Барб довольно почтительно,
