на лестнице, мы с Федькой поднялись на второй этаж. Я двинулась к заветной двери и притормозила — где-то совсем рядом оборотень! В нашем универе училась парочка, но на другом факультете, и сталкиваться с ними приходилось нечасто. Что забыли эти нелюди в нашем корпусе? Он исключительно юридический. Да, мало ли что? Посмотрев на Федьку, который тоже это почувствовал и совершенно не обеспокоился, я решительно зашагала дальше.
Да что ж за наказание такое?!
Возле деканата стоял Ян и с милой улыбочкой беседовал с нашим деканом. Одарил меня понимающим взглядом и принялся разглядывать Федьку, упëршегося мне носом в затылок, после моей резкой остановки. Я порывисто развернулась на сто восемьдесят градусов и попыталась протолкнуть друга в обратном направлении. Но он и с места не сдвинулся, стоя насмерть, как стены Брестской крепости под фашистским напором. Вот зараза!
— Заяц, ты чего? Деканат вон там! — он, взяв меня за плечи, развернул в нужном направлении. Я раздражённо скинула его руки.
— Знаю я, где деканат! Пошли скорее отсюда, — прошипела я.
— У тебя температура, что ли? — с наигранным беспокойством положил мне ладонь на лоб он. Я, стиснув зубы, яростно отмахнулась от него. Какой непонятливый!
— Федя, ты глухой, что ли? Пошли отсюда! — совсем взорвалась я после того, как этот гениальный диагност с задумчивым видом еще и попытался проверить мой пульс. Я дернула его за руку и осторожно покосилась в сторону оборотня. Он бессовестно разглядывал нас, не прекращая беседы с Сергеем Григорьевичем.
— Ты из-за этого оборотня забуксовала? — удивился Федька, проследив за моим взглядом.
— Ты как хочешь, а я пошла! — отрезала я, вовсе не собираясь отвечать на его вопрос, и направилась в сторону лестницы. Друг, досадливо поморщившись, поймал меня за талию.
— Стой здесь, и если я вернусь, а тебя не будет на этом самом месте — в порошок сотру!
Я не стала с ним спорить и энергично закивала, хотя и ждать его прямо здесь под прицельным разглядыванием представлялось мне делом малопривлекательным. Федька же, удовлетворившись моей сговорчивостью, потопал в деканат. Когда он поравнялся с Яном, они смерили друг друга оценивающим взглядом, и Фёдор, поздоровавшись с деканом, вошёл в кабинет. Я отвернулась и постаралась скрыться за спинами толкавшихся рядом со мной ребят.
Господи, да когда же он уйдет?! Я прямо кожей чувствовала на себе взгляд этого ненормального. Что он вообще здесь делает? Решившись наконец, я посмотрела в сторону оборотня и встретилась с его насмешливым взглядом. Сергея Григорьевича рядом с ним уже не было. Так, хватит уже прятаться! Что я, в конце концов, не могу спокойно в университете находиться? Я учусь здесь, между прочим!
Изобразив на своем лице невозмутимость, я приказала себе ни в коем случае не отводить глаз первой. И не краснеть. Ян усмехнулся и двинулся в мою сторону.
Мысли в панике заметались в голове, как загнанные зайцы. Чёрт побери, где же Федька? Что он там провалился, что ли, с этой дурацкой ведомостью? Делов-то на две минуты!
Тем временем, оборотень, всё так же не прекращая глазеть на меня, прошел мимо и спустился по лестнице. Слава богу — ушёл! Я закрыла глаза рукой и облегченно выдохнула.
— Что это ты так разволновалась? — раздался над ухом Федькин голос, а я от неожиданности подпрыгнула. — Подумаешь, оборотень!
— Это тот самый оборотень, который из «Деменково»! Не Жаннин, а второй.
— Ну и что?
— Ничего! Давай сюда ведомость!
Я выхватила из его рук документ и рассерженно зашагала к лестнице.
На первом этаже Федька меня догнал, отобрал обратно ведомость и, велев подождать его у машины, выскочил за дверь. Я слабо улыбнулась ему вслед — спасибо, не надо нестись к Ремезову. Застегивая на ходу дубленку, вышла на улицу и поежилась от порыва холодного влажного ветра. Да-а, как-то я поспешила выпендриться в юбке и тоненьких колготках — погода-то шепчет: займи, но выпей.
Не успела я дойти до машины, как из-за угла вывернула Светка Городецкая — главный редактор факультетской газеты и звезда университетского масштаба (она получила почётное звание «Мисс хореография» в прошлогоднем университетском конкурсе красоты) в сопровождении свиты из двух подружек. Ну не звезда — так, звездулька, поскольку её популярность некоторым образом подорвали (а звание «звезды» и вовсе дискредитировали) перлы какого-то анонимного поэта-самоучки, распространившего в сети свои позорные рифмы типа: «Света — звезда кордебалета», а кое-кто быстро заменил кордебалет искусством орального удовлетворения мужчин. Последний вариант получил самое широкое распространение среди студенческого сообщества. Светка рвала и метала, но линчевать виновника так и не удалось, поскольку следствие, организованное ею посредством Фёдора (он тогда числился её парнем), зашло в тупик после двухмесячного расследования.
Не знаю, что стало причиной: то ли отсутствие у Закревского хватки Пинкертона, то ли подозрения пострадавшей о наличии мерзких поэтических талантов у него же (хотя Федька категорически отрицал свою причастность и к стихам, и особенно к их фееричному сиквелу), то ли оба этих обстоятельства вместе, но терпение друга лопнуло, и они разбежались. На этот раз окончательно: их сложные отношения начались года два назад, и на протяжении всего этого времени они без конца ссорились (с битьем посуды и скандалами), бурно мирились, даже пробовали жить вместе. А как они ругались!.. Не стесняясь публики, будто вулканическая итальянская семья на отдыхе. Сколько в их словах (между прочим, зачастую матерных) было страсти, — эмоции зашкаливали. Высокие, высокие отношения! Мы с Жанной не понимали, как, наговорив столько всего друг другу, можно продолжать быть вместе. И Городецкую недолюбливали. Тогда Федька обижался, но, в общем-то, знал или догадывался почему: его Света была первостатейной стервой.
Федька тяжело переживал разрыв, хотя и умело скрывал этот факт. Я даже подозреваю, что к Светке у него было что-то серьёзное, поскольку именно после неё друг как с цепи сорвался: беспорядочные необременительные связи, бесконечные ночные загулы и всевозможные и не всегда безопасные развлечения. И Городецкая ревновала, хоть и уверяла всех, что Закревский для неё — пустое место. Я не верила, что она его разлюбила, ведь противоположность любви не ненависть, а безразличие. А она не упускала случая напомнить о себе и, если получится (а получалось почти всегда), то и напакостить. Фёдор время от времени не выдерживал и отвечал ей той же манере, но сам прекрасно понимал, что в этой войне не будет победителя — они оба давно её проиграли.
Так или иначе, теперь Федька старался обходить бесноватую Светлану с её скандалами стороной, по возможности самой дальней, поскольку претензии мешали функционированию его бурной жизнедеятельности.
