— Ох не мучила бы ты парня, Лирка, — Райна проследила за моим взглядом. — Видишь же, что любит.
— Ну и что? — фыркнув, я привычным жестом убрала с лица длинные волосы цвета спелого каштана. — Мало ли, я может, Рона люблю, но ведь не пытаюсь увести у него Гнедого.
Услышав впереди себя тихий хриплый смех, удовлетворенно вздохнула. Ронул был моим лучшим другом и практически заменил отца, за что я была ему благодарна и не скрывала теплых дочерних чувств. Несмотря на свой почтенный возраст, он сохранил молодецкий задор и поразительное чувство юмора, ставившее многих в тупик. И за это я дорожила им еще больше, равно как и Райной, взявшей меня на воспитание после смерти родителей. Смотря на ее столь родное для меня лицо, изуродованное глубокими морщинами, я всякий раз испытывала прилив нежности к этой замечательной женщине, не позволившей умереть в младенчестве.
— Сура я не обижу, но… Не люб он мне, мам, не люб.
— Ох, девонька, — цыганка вздохнула. — Не понимаю я тебя. И чего тебе еще надо? Другая на твоем месте прыгала бы от счастья, а ты нос воротишь. И был бы непутевый, так ведь красивый, неглупый и надежный. За таким как за стеной, всю жизнь на руках носить будет, да слова поперек не скажет. Дурная ты! — вздохнув, она покачала головой и поправила свалившийся на дно повозки тюк. — Все носишься со своей свободой.
— Ты сама меня так учила, мам, — отвернувшись, я посмотрела на дорогу, где уже виднелась крепостная стена Мэрьека, столицы нашего государства. — Цыгане — вольный народ, мы бродим по дорогам мира и находим счастье лишь в свободе.
— Не только, милая, — в голосе женщины послышалась печаль. — Наше счастье еще и в семьях. В твоем возрасте у меня уже Лолка подрастала, никакая свобода не сравнится с радостью, которую вы мне подарили, доченьки. Подумай об этом, кьяра, подумай.
Улыбнувшись матери и пообещав обязательно задуматься над ее словами, я пришпорила Темного и вновь выбилась вперед движущегося табора. Семья? Она у меня была. Весь табор — одна большая семья, а большего мне пока и не нужно. Я выросла цыганкой и наслаждалась каждым прожитым днем, каждой секундой своей жизни. Лететь вольной птицей, ощущать любовь и поддержку дорогих сердцу людей и не чувствовать пут людских законов — не это ли счастье? У нас не было ложных богов, которым поклонялись остальные, цыгане издревле верили лишь в Природу и ее стихии. Мы любили ее и почитали как мать, ведь это так естественно — оберегать и почитать ту, что дала тебе жизнь. Возможно, именно за такие взгляды нас и не любили. А может просто завидовали той легкости, с которой шли по жизни.
Но как бы к нам ни относились, приезда табора ждали с предвкушением и восторгом. Ведь в мире, где слишком много рас, нельзя обойтись без конфликтов, войн и противостояний. А мы приносили с собой радость и праздник. К нашим шатрам обычно сбегались все: и старые, и совсем юные, больные и здоровые, богатые и бедные. Даже те, кто ни за что и никогда бы в этом не признался. Для них эти представления у костра, яркость пламени на длинных цветастых юбках танцовщиц, волшебные голоса менестрелей и таинственные предсказания наших матерей были лучиком света в их вечно хмуром мире со своими рамками, законами и проблемами. Я искренне жалела тех людей, что жили за этими крепостными стенами. Они казались птицами, посаженными в клетку, без надежды на свободу, без права на собственную жизнь.
— О чем задумалась?
Вздрогнув, я обернулась на голос и встретилась взглядом с черными, как ночь, глазами.
— О жизни, — усмехнувшись, отвернулась от Миссура и посмотрела на ворота крепости, где Ронул уже договаривался со стражей о возможном проезде в столицу. — Интересно, нас впустят?
— После того как ты подпалила сыночка казначея? — в голосе парня послышался смех. — Вряд ли. Хорошо, если вообще разрешат остановиться у стен.
— Он сам нарвался.
— Он всего лишь хотел поразвлечься.
— Со мной?! — я праведно возмутилась.
— Думаю, в его состоянии, бедняге было все равно кого выбирать, — Сур хитро прищурился. — Неужели он тебе не понравился?
— Думаю, ему понравилось нежиться на огоньке, сам же хотел, чтобы обогрели.
— А потом его отогревали уже лекари, — рассмеявшись, Миссур попридержал своего жеребца. — Все-таки ты жестока — напоить парня и заставить прыгать через костер. Это как же он тебя должен был разозлить?
— Сильно, — я усмехнулась. — Но он заслужил. Знаешь, кажется, нас все-таки не пропустят.
Я посмотрела на спешащего к нам Рона. Грозный взгляд мужчины не сулил ничего хорошего, поэтому я мысленно приготовилась к самому худшему. Нет, ну чего мне стоило тогда сдержаться и просто уйти от пьяного идиота? Ведь знала же, что он знатен. А теперь… Если нам не позволят остановиться у крепостных стен, то придется продолжить путь до ближайшего подходящего для стоянки места. А это несколько часов пути по плохой дороге на усталых лошадях, от которых мы сами практически не отличались запасом сил. И все из-за меня.
— Что это с твоим лицом, кейра? — поравнявшись с нами, Ронул окинул меня хмурым взглядом, даже не стараясь при этом скрыть легкой улыбки на губах. — Неужели кто-то умер?
— Типун тебе на язык, Рон! — Я поморщилась. — Еще чего не хватает. Нам отказали?
— Чтобы хоть кто-нибудь отказал самому Ронулу? Это невозможно, девочка, — он усмехнулся. — В город, конечно, не пустили, но у стен расположиться позволили с радостью. Ну и добавили, что не прочь еще раз посмотреть на пляски одной зеленоглазой бестии. Не знаешь, случайно, такую?
Я облегченно выдохнула. Новостей было две: хорошая и не очень. Первой было то, что мы все-таки сможем отдохнуть, а вторая — меня здесь сих пор помнили, ведь никто из табора не мог похвастаться зеленым цветом глаз. А значит, могут быть проблемы. Вряд ли главный казначей простил мне издевательства над сыном.
— Отлично, значит надо сказать Райне, что сегодня будет представление, — развернув коня, Миссур направился к табору, оставив нас с мужчиной наедине.
— Прости Рон, это моя вина, — я потупилась.
— Твоя вина? — он подъехал ближе и дотронулся до моего плеча, заставив поднять взгляд. — Ты о чем, дочка? Не смей даже думать о том, что виновата. Не ты, так я бы объяснил тому проходимцу, как надо себя вести с нашими девушками, но после этого лекарь бы ему уже не понадобился. Да и зачем нам ехать в сам город? Посмотри, — он обвел рукой пространство вокруг себя, — тут есть где разгуляться. Так даже лучше, людям слишком надоели эти серые стены, им за счастье будет выбраться наружу. Этой ночью у нас будет аншлаг.
— Спасибо.
— Выше нос, кейра, ты еще должна порадовать нас своим выступлением. Не забывай, что их ждут вон те верные стражи.
