— Лау, — взмолился маг, — не сейчас! Будет все равно, какие у нее глаза, если она умрет!
Мелюзина фыркнула, но успокоилась. Ирэм сказал:
— Мы думали, самое страшное – это кашель. Холод, ветер. Но болезнь мы одолели, а разбудить ее не можем. Она спит уже семь дней.
Лау поморщилась и, отведя взгляд, произнесла:
— Если она полностью истощилась, ты ведь знаешь… никто не сможет ей помочь. И ничто. Тело будет умирать. Медленно, пока в нем не погаснут все искры. Ор-пудар всего лишь снимает мороки и ложную личину, отгоняет мертвых духов и навеянные ими кошмары…
— Духи. Кошмары. Именно о них речь, — твердо сказал маг. — С нами буккан. Лесные буки способны заглянуть за грани сна и смерти.
— И? Он был у нее во сне?
— Смог лишь мельком заглянуть. Она еще там, внутри. Но рядом есть кто-то еще. Страшное существо, нечеловек, Букашка видел лишь краешек его ауры, и хоть существо и не несет угрозы и настроено дружелюбно, думаю, именно оно не отпускает Дашу.
— Инкуб?
— Возможно.
— Да ладно! Не делай такое лицо! Девочка, может, отлично время проводит перед сме… ой, прости, болтаю как всегда всякую чепуху.
— Я сказал, возможно. Но вряд ли. Инкубы с такой мощной аурой, способные не отпускать душу? Я никогда не встречал ничего подобного. Но она там, и она… жива.
— Ого! — мелюзина восхищенно покачала головой. — Если твоя зазно… спутница на такое способна, скажу прямо: она редкий случай. Обещай только, что не будешь больше пить маган-траву, чтобы тоже прогуляться по граням сна. Ты же прекрасно знаешь, что она делает с людьми.
— Знаю, — эхом отозвался маг. — Знаю и помню.
Лау многозначительно вздохнула. Восемь лет назад настойка маган-травы стала для Ирэма спасительным источником забвения. Он смешивал ее с вином, пил, ложился на грязное одеяло в своей тростниковой хибаре у озера и уходил в прекрасной сон, где он и Аолина, живая, юная и влюбленная, бродили по сказочным лугам. Узнав об этом, правитель мелюзин Ву лишь покачал головой: сильный маг, подобный Ирэму, может долго скитаться по иллюзорным чертогам сновидений, но конец один – гибель тела и разума, и лучше будет, если первым погибнет тело. Но Лау не сдалась. Она боролась, и методы у нее были… разные.
Однажды она заманила Ирэма в пещеру на берегу и заперла там, раздев донага (никакого насилия, раздевался он сам – перед этим мелюзина подмешала в его напиток сильный афродизиак), оставив мага без единой нитки, из которой можно было бы сплести Нить. Разумеется, забрав и родовой артефакт, Полоз. Конечно, оставались волосы, последняя надежда мага в сложной ситуации, но маган-трава успела к тому моменту основательно потрудиться над разрушением тела, и вырванные с корнем истончившиеся пряди просто лопались в пальцах. Ирэм провел в пещере три недели, получая пищу и воду через щель в камнях, а с ними лекарства, которые так хорошо получались у мелюзин. Через три недели маг вышел сам, окрепнув и разбив камень Плетением из пальцев. Ирэм больше никогда не пил маган-траву.
— Ор-пудар прогоняет кошмары и наведенные сны. Она сильная, она справится, если ей немного помочь, — отогнав воспоминания, с усилием произнес маг.
Мелюзина окинула его ласковым, немного грустным взглядом.
— Ты так веришь в нее? Это… прекрасно! Я видела тебя всяким, маг Ирэм, но таким – впервые. Скажи, чем мой народ может тебе помочь?
Ирэм показал девушке крошечную скляночку с золотым порошком. Из запасов Даши набралась лишь четверть бутылочки. По подсчетам мага, им требовалось заполнить склянку на три четверти.
— Я пойду к Ву. Уверен, у вашего короля найдется немного ор-пудара.
Лау поморщилась, оглянулась через плечо и заговорщицки сообщила:
— Не думаю, что сейчас стоит беспокоить Ву. Они с Кариссой опять поругались.
— Они все время ругаются. Что с того?
— Ну да. Но ты же знаешь, что бывает с тем, кто попадает Ву под руку. Или Кариссе, — мелюзина непроизвольно передернулась. — Небось помнишь тот раз, когда Ву принимал в гостях островных? И не предупредил свою любимую женушку, что на островах из-за черного проклятья передохли все жемчужницы и делегация как раз и прибыла, чтобы взять у Ву моллюсков и заселить тамошние воды. А Карисса нацепила свое ожерелье из розового жемчуга в четыре ряда. Вот уж был конфуз! Мы все знаем, как долго король пытался задобрить королеву. И как досталось тем, кто посмел докучать ему в таком настроении. Ты, Ирэм, горячая голова, хоть и притворяешься куском дерева. Начнете с Ву пулять своими искрами, переругаетесь, и прости-прощай ор-пудар. Веснушка отходчивый, но есть ли у тебя время ждать, пока он успокоится?
Ирэм покачал головой.
— Давай мне свой пузырек, — предложила Лау. — Меня-то они не выгонят. Расскажу твою историю, трону романтичное сердечко Кариссы, авось и помирю благоверных на почве бескорыстной помощи двум влюбленным.
— Не сочиняй. И не переусердствуй с живописанием моих страданий, — с легкой улыбкой попросил маг. — А то я тебя знаю.
Лау легкомысленно махнула рукой и исчезла в озере. Ее родичи любили воду, морскую и пресную, но пользовались двумя ипостасями в равной мере, в отличии от серых водных рас, вроде ланан и никс, которые могли находится на суше лишь непродолжительное время. На Ондигане жило двадцать с небольшим отдельных племен мелюзин. Они могли без особого напряжения полжизни провести в одной из своих двух форм, охотно крутили романы с людьми, рожали полукровок, которым передавали качества обеих ипостасей, при условии инициации – контакта ребенка с морской водой в первые дни жизни.
Из всех рас двухвостый народ хуже всего сходился с эльфами (столкновение двух упрямых гордых лбов высекает совсем не те искры, что полезны в браке). Но вековые связи между двумя народами смягчали трения, а политические мотивы служили гарантией долгосрочных союзов. Вдоль берега Ондигана мелюзинам принадлежали обширные территории с городами, построенными над водой и на суше, чудесными, изящными и кипящими жизнью. Хуми, орки, эльфы и средние народы были рады заполучить мелюзин в соседи. Но племя Лау угораздило поселиться рядом с владениями родителей Ирэма, считавших все остальные расы пылью у ног эльфийских родов. Вражда между Ву, правителем мелюзин, и Гайдэ, матерью Ирэма, супругой Среброволосого Властителя из рода Митрэдоонов (с нетерпением поглядывающих на трон), однажды достигла высшей точки.
Трагическая любовь Ирэма и Аолины стала последней каплей, переполнившей чашу терпения двухвостого народа. Когда Аолина погибла, племя оплакивало ее сорок дней и ночей на берегу вблизи замка Митрэдоонов, сводя с ума Гайдэ, женщину, наславшую проклятие на возлюбленную сына. Затем двухвостый народ покинул свой небольшой город. Местные жители долго с сожалением вспоминали мелюзин и ту лепту, что они вносили в процветание края. Вместе с племенем исчез и крупнейший на восточном побережье рынок зелий и средств красоты. Никто больше не торговал притираниями для белизны кожи, каплями от колик и пахучими эссенциями.
Гайдэ Митрэдоон не раз после пожалела о содеянном. «Защитив» старшего сына от мезальянса, она потеряла его навсегда. Будучи холодной чистокровной эльфийкой из знатного рода среброволосых, она не знала, что такое любовь. Единственным доступным ей чувством была привязанность к сыновьям, и если младшего, Равая, она смогла оставить в лоне семьи, то старший, наследник рода и будущий член Малого Совета по праву крови, покинул отцовский дом и запятнал себя позорной деятельностью поискового мага.
Когда небольшое племя мелюзин перебралось на Грозовой остров с разрешения единственного живущего на нем эльфа, им не пришлось возводить дома и строить мосты. Грозовой остров действительно таил небывалое сокровище – древний город Первых, покинутый в незапамятные времена.
Его защищали магические силы, оставленные далекими предками эльфов, мелюзин и прочих рас. Они пропустили Ирэма в тот день, когда он, полумертвый, полубезумный после смерти Аолины и скитаний, шел «по воде», удивляясь тому, что море, отступая, кладет под его ноги сверкающий золотыми прожилками мрамор. Кажется, в бреду он вел долгую философскую беседу с Первыми или богами, а может, и с теми, и с другими, и те, вроде как, отвечали. Тогда все казалось Ирэму исполненным тайного смысла, а в смысле была надежда на долгожданную смерть. Ему было двадцать шесть.
