Прошла пара часов тишины и плодотворной работы. В душу начали закрадываться сомнения. Мозг, не загруженный срочными делами по самое не балуйся, принялся изобретать страшилки. Так, на самом деле, что случилось-то? Я не выдержала и вышла из кабинета. Никого. Куда вы подевались все, чтоб вас? Ну, даже если в офисе пусто, кто-нибудь обязательно обнаружится на кухне, которую у нас по недоразумению именуют комнатой отдыха.
Я вошла в небольшое помещение со стенами, сплошь покрытыми фотками наших выздоровевших подопечных всех возрастов, цвета кожи и национальностей. Мне больше нравится называть его "комнатой силы". А вот и люди! Почти все здесь. Даже Наум Ильич, наш директор, пожизненный Дед Мороз — телосложение подходящее, белая борода и круглое доброе лицо тоже имеются. Детки его любят.
— Что за тусовка? У кого-то день рождения? А меня почему не позвали?
Карина, красавица-брюнетка, с жалостью посмотрела на меня заплаканными глазами, комкая бумажную салфетку, и тихо прошептала:
— Славик, умер, Саяна.
Наш ангелочек с льняными кудрями и огромными голубыми глазами!.. Все говорили, что мы с ним очень похожи, только у меня волосы под темное золото и глаза совершенно непонятного цвета — дымчатые, с синими крапинками. Я так привязалась к нему за этот год, при любой возможности приезжала в больницу и сидела с ним, отпуская его измотанную маму, Нину, немного поспать. Знала, что так нельзя, но ничего не могла с собой поделать.
— Славик? Не может быть! Мы недавно скайпились с Ниной, все было хорошо! Его же только что прооперировали! Я собиралась навестить вечером!
— Извини, мы думали, ты знаешь. — Наум Ильич устало потер веки. Так вот почему никто не заходил в мой кабинет!
— Как же так? — мне удалось каким-то чудом сползти по стене на диван. — Славик?..
Мой стойкий солдатик! Без слез переносил самые болезненные процедуры и всегда улыбался. Ему было всего четыре года, но более сильного человека я не встречала. Когда огромная сумма на его лечение была почти собрана, не хватало всего четверти, я разбросала посты с призывом о помощи по всем соцсетям и сайтам. Тысячи волонтеров вышли на улицы столицы с его фото. В тот день мы собрали столько, что хватило на лечение еще двух малышей, а мне удалось вновь поверить в людей.
— Нужно ехать к Нине. — Прошептала я. — У нее же в Москве никого.
— Конечно. — Наум Ильич кивнул. — Поеду с тобой.
По дороге в детский онкоцентр мы собрали все пробки, светофоры и аварии, какие только смогли. Ехали молча, не включая радио. Также, ни слова не говоря, вышли из машины и пошли к разноцветному зданию. Мне вспомнилось, как Славик называл его "Лего". Оно на самом деле было похоже на кое-как "пристыкованные" друг к другу прямоугольнички известного конструктора.
Но сейчас здание выглядело печально тусклым, словно я смотрела на него сквозь темные очки. Не знаю, виноваты в этом были падающие из серого неба капли дождя пополам со смогом, или боль из-за смерти Славика.
Внутри кипела жизнь. Врачи, медсестры, мамы с малышами. Это было бы похоже на обычную детскую больницу, если бы не глаза этих ребятишек в масках, прикрывающих половину лица — совершенно взрослые, серьезные и… полные намерения выстоять несмотря ни на что. Не знаю, кто там, наверху, принимает решения, обрекающие этих крох на такое, но иногда так хочется заглянуть в его глаза и спросить, какая же великая цель это все оправдывает, ответь?!
Пока я привычно терзалась вопросами, на которые смертным не положено знать ответы, ноги сами по себе принесли меня на нужный этаж. Проходя по коридору, я в который уже раз провела рукой по стене со сказочными героями, и вспомнила, как еще будучи волонтером принимала участие в ее росписи. В силу отсутствия художественных способностей мне разрешили рисовать листики на волшебных деревьях, а позже доверили закрасить желтым тушку Винни Пуха.
Заставив выплыть из воспоминаний, мимо пробежала малышка с пластиковой короной в кудрявых каштановых локонах.
— Эй, а поздороваться, Принцесса? — шутливо возмутилась я. Помню ее — эта егоза дружила со Славиком, они любили вместе рисовать.
— Привет. Саяна! — притормозив, девочка сверкнула белозубой улыбкой. — Здравствуйте. Наум Ильич! — увидев мальчишку, выбежавшего из-за поворота, малышка взвизгнула и вновь пустилась наутек. Жизнь продолжалась. Но не для Нины.
Я издалека увидела ее маленькую фигурку у стенда с творчеством маленьких пациентов, подошла и задохнулась от боли, натолкнувшись на рисунки нашего ангелочка. Яркие, добрые, мудрые. Почти на каждом солнышко и пудель Тотошка, этой лохматой рыжей зверюге, по которой мальчик очень скучал, пришлось остаться дома, в Ярославле, под присмотром строгой бабушки. Старые рисунки, хорошо их помню, мы вместе их сюда вешали.
Господи, почему ты забрал его? Зачем отобрал нашего ангелочка с льняными кудряшками? Неужели тебе мало своих ангелов? Зачем ты так?!
Я смахнула слезы, глядя на один из листов, как раз с ангелом — с длинными светлыми волосами, большими голубыми глазами, с огромными желтыми крыльями и в джинсах.
— Это ты, Саяна, он тебя так рисовал. — Нина сняла рисунок со стены и отдала мне. — Возьми на память.
— Спасибо. — Я осторожно сложила ангела вчетверо, убрала в кошелек и обняла ее.
Женщина молча уткнулась лбом в мое плечо. Сил на слезы у нее уже, видимо, не осталось. Она все выплакала за те несколько лет, пока болел Славик. Ей столько пришлось пережить! Хрупкая женщина держалась изо всех сил — потому что верила. Но не получилось. Почему, черт возьми?!
— Простите, — медсестра виновато посмотрела на нас. — Там бумаги…
— Давайте я займусь. — Пришлось отстраниться от Нины, которая едва стояла на ногах.
— Нет, — неожиданно вмешался Наум Ильич. — Пусть это сделает она.
— Но…
— Ей это нужно, Саяна, поверь.
Я посмотрела на женщину. Ее глаза приобрели осмысленное выражение. Что ж, может он и прав.
— Все могло быть по-другому, — задумчиво глядя в пустоту, прошептал директор, — если бы… — Он осекся, заметив мой взгляд. На лице появилось виноватое выражение.
— Не терзайте себя, — тихо сказала я. — Мы сделали все, что могли.
— Все, что могли. — Эхом повторил директор.
Я вошла в свой кабинет и, не зная, куда себя деть, встала у окна, бездумно глядя на серую промозглую столицу с накрапывающим холодным дождиком, который забирается за шиворот, игнорируя зонтик, и размазывает по лицу даже водостойкую косметику.
Обожаю свою работу, люблю организовывать мероприятия по сбору средств, встречаться с людьми и убеждать их, что даже небольшая сумма пожертвования важна, делать рассылки с фото выздоровевших малышей. Но нигде и никогда я так не уставала морально — до состояния не просто выжатого лимона, а до высушенного в духовке лимонного листика — только тронь, рассыплется.
В нашем нехитром деле всего один секрет — не дать себе выгореть дотла среди боли и отчаяния. Если все совсем плохо, беги прочь. Отдохни, найди способ вновь наполнить душу до краев, и только тогда возвращайся. Иначе или ожесточишься, или сгоришь. Не сумеешь удержаться на этой тонкой грани, балансируя между двумя крайностями, потеряешь себя. Тогда помощь потребуется тебе самому.
Я ходила по краю пропасти уже давно, чувствуя, как тают мои силы. Смерть Славика стала последней каплей. Каплей размером с океан. Из такого состояния только два выхода, как гласит народная мудрость, вокзал и аэропорт. Полностью с этим согласна. Путешествия меня "подзаряжают". Буквально пара недель в новом месте и уже неумолимо тянет домой. Брат шутит — как наркомана за новой дозой. Может, он и прав.
Глеб всегда понимал меня лучше всех. Типичный старший брат — защитит, научит, поможет, всегда скажет правду. Когда я грустила, он всегда мог меня насмешить, грозно насупившись и спросив с акцентом "Имя, сестра, имя!" И горе тогда обидчику!
Ближе моего мушкетера у меня никого нет. Когда погибли родители, я еще была довольно маленькой. Брат изо всех сил старался заменить их, хотя сам едва стал подростком. Из родственников у нас тогда остался только дед со стороны матери — высокий, с бородой, как у Толстого, кряжистый и немой. Мы переехали к нему в глухомань, в небольшой деревянный дом с печкой и удобствами во дворе.
