Вернувшись в свою комнату, я быстро скинула окровавленное белье, и Оллирь без лишних слов подняла его, чтобы унести и сжечь в вечном огне, горящем в зале Предков Золотого замка, а я схватила кувшин из умывальни и поспешила за водой.
Барельефы на стенах, изображающие скорбные, угрожающие, хохочущие лица и оскаленные звериные головы, настораживают меня. Их пустые белесые глаза, как будто наблюдают за моими неслышными передвижениями. Я иду, не оглядываясь, и молюсь Хранителю удачи Ретту о помощи.
Спустившись на нижний этаж, где располагалась слабоосвещенная купальня, я нашла колонку, по которой вода из подземных источников под горой поступает прямиком в замок. Применив силу, наклонила кран, и вода с шумом хлынула в кувшин, наполняя его до краев.
Обратно пришлось идти медленней — все-таки кувшин был нелегкой ношей. Каменные львиные и волчьи головы угрожающе скалились со стен! Нет! Это всего лишь игра света, теней и замковых сквозняков — тонкий обман зрения и ничего более! По-детски показала язык своим ночным страхам и прибавила шагу.
В комнате срочно занялась уборкой — вот где пригодилась разорванная сорочка! Потом сброшу все в туалетное отверстие — так и скроются все следы ночного преступления!
Вернувшаяся Оллирь помогла мне заново застелить кровать, и мы дружно выдохнули.
— Кто? — шепнула она.
— Эрт Глесс, — вполголоса ответила я.
— Тварь! — также беззвучно, но эмоционально отозвалась подруга, яростно сверкнув глазами.
Отчего Оллирь так отреагировала на это сообщение, я знала — титулованный мерзавец был одним из тех, кто неоднократно насиловал мою подругу. Что же, я отомстила за нее! Подруге не повезло — у нее не было никакого дара, а у меня он был! Все рожденные за Разломом обладают магией в той или иной степени. Я родилась сильной целительницей, а Ган придумал байку и рассказал ее своей любовнице. Согласно выдуманной лжи — если я стану женщиной, то потеряю свой дар! Беккитта безоговорочно верила Ганнверу, потому что у него тоже был дар. И он заключался в умении убеждать. К сожалению или к счастью, магия брата действовала только на женщин и была бесполезна против мужчин. Если бы не это обстоятельство — меня бы уже давно отдали для постельных утех представителям высшей знати, а то и рыцарям.
Я обняла Оллирь, выказав ей тем самым свою поддержку, и она устало улыбнулась, а после мы распрощались до утра.
Закрыв за ней дверь и придвинув для верности сундук с вещами — так, по крайней мере, я услышу, что ко мне кто-то вошел, легла в кровать и заставила себя закрыть глаза. Сон шел неохотно, но Хранитель ночи Игвейн сжалился надо мной и заключил в свои спасительные объятия.
Утро встретило меня радостным пением птиц за окном, головной болью и недосыпом. Впрочем, последний был и оставался моим постоянным спутником уже на протяжении шести лет, с тех самых пор, как Кровавая королева напала на Ар-де-Мей, явив миру свой истинный облик. А ведь до того дня люди юга утверждали, что твари водятся только на севере — демоны перед Разломом и все остальные за ним, на другом берегу огненной реки Меб. Знали ли жители юга, кто станет ими править? Змея из рода са'арташи — демонов бездны! Поначалу жители южных краев — Золотого берега, Цветущего Дола и прочих — истово сопротивлялись юной владычице, но вскоре были вынуждены сдаться на ее милость, и тогда Беккит по морю достигла берегов Ар-де-Мея и ступила на его вересковые пустоши…
Дверь без стука отворилась. И ко мне вошел один из рыцарей, одетый в золотой плащ, отмечающий принадлежность воина к личной гвардии самой королевы-змеи. Я с отсутствующим видом осталась сидеть на стуле — только короткие ногти до боли вонзились в ладони.
— Ледышка, — позвал меня вошедший, — идем! Золотая королева желает видеть тебя и ждать госпожа не любит! — объявил мужчина с грубым, словно высеченным из камня, лицом.
Поднялась, расправила складки на сером шелке платья и смело шагнула навстречу неизвестности — кто его знает, зачем меня вызывает к себе на аудиенцию Беккитта! Проигнорировала похотливый взгляд очередного самца, только приподняла бровь, давая понять, что мне не по нраву, когда меня вот так хватают за руку.
Под самим платьем были лишь атласные трусики, а корсет, пусть даже и тонкий, воспитанницам королевы надевать запрещалось — товар должен быть на виду, ну или почти на виду! Легкий шелк невесомо струился по телу, мягко очерчивая его женственные формы. В Золотом замке все леди носили подобные наряды, потому как и нравы, и погода позволяли делать это! Одежда должна раздевать, а не одевать, ткань — быть невесомой, как крыло мотылька, чтобы каждый взволнованный вдох был заметен окружающим…
Руку я вырвала и, гордо выпрямившись, направилась в нужном направлении. Дорогу знала превосходно — обычно с утра королева-змея часто вызывала своих воспитанниц-пленниц к себе в малую трапезную, где расспрашивала нас о том, о сем.
Сегодня меня пригласили одну, что, определенно, настораживало. Рыцарь довел меня до трапезного зала и, шутовски поклонившись, распахнул узорчатую дверь. Яркий свет, струящийся из трех распахнутых окон, высветил всю нелицеприятную картину, открывшуюся моему взору. По привычке отвела его, продолжая медленно брести к длинному столу, покрытому ажурной скатертью и уставленному блюдами с едой и золотыми кубками, инкрустированными самоцветными каменьями. Лишь на секунду взор зацепился за обнаженную спину Фрона — первого любовника Беккитты. Его крепкие ягодицы в данный момент ритмично двигались вперед-назад между раскинутых ног королевы. Она стонала, откинувшись назад — зрелище успевшее набить оскомину всем обитателям этого замка. Порой место Фрона занимал Ган, а иногда они вдвоем «трудились» над телом Кровавой королевы.
Сейчас брат сидел на подоконнике, прислонившись к одному из оконных откосов, уперев левую ногу в другой, а правой свободно болтая в воздухе. В руках Ганнвер держал кубок, медленно попивая из него какой-то напиток и равнодушно глядя за окно. Узрев меня, он невозмутимо отсалютовал кубком и предложил:
— Вино будешь, Ледышка?
— Нет, — ровным тоном отозвалась я.
— Лимонад? — Ган спрыгнул с подоконника, и я кивнула:
— Если можно…
Кузен, двигаясь по залу с ленивой грацией, подошел к столу, наполнил один из кубков освежающим напитком и направился ко мне. Стоя спиной к Фрону и Беккит, которые все еще были увлечены друг другом, Ган передал мне кубок и подмигнул. Я на это никак не отреагировала, сделала глоток, а затем вздрогнула, так как Фрон внезапно зарычал, словно дикий зверь, заставляя меня содрогнуться от отвращения. Пока кричала королева я, отвернувшись в сторону, пила лимонад крупными глотками и смотрела на задумчивого Ганнвера.
И вот со стороны стола послышалось шевеление, а после ненавистный голос произнес:
— Повернись, Ледышка, мне нужно видеть твое лицо!
Исполнила требование Беккит без лишних споров — сейчас я была не в том положении, чтобы отстаивать свои права. Здесь у меня были только обязанности!
— Подойди! — зеленые змеиные глаза, блестящие в свете солнечных лучей, как самые дорогие изумруды, впились в мое лицо, наверняка бледное.
— Ум-м? — Беккитта, не отрываясь, смотрела, как я приближаюсь к креслу, в котором она сидела.
Фрон тоже наблюдал за моим приближением, одновременно с этим объедая куриную ножку. Устал бедняга! Захотелось плюнуть в его масляную физиономию.
— Стой! — последовал очередной приказ королевы-змеи.
Я замерла в трех шагах от стола. Беккит продолжала разглядывать меня, а потом вдруг изрекла:
— Ган!
— Да, Золотце! — с показательной готовностью отозвался он.
— Подойди к нашей Ледышке! — опять потребовала Кровавая королева.
Ганнвер, чуть помедлив, повиновался и остановился напротив меня. Я буквально кожей ощущала исходящие от брата волны ярости и напряжения, в то время, как внешне он оставался абсолютно спокоен.
— Сними с нее платье! — велела в очередной раз Беккитта, и я увидела, что губы Гана сложились в тонкую линию и побелели.
