Когда верзила заступил путь, стало невозможным делать вид, что обращаются не ко мне.
- Ты чё, сучка, оглохла? Я ж с тобой по-хорошему, а ты нос воротишь? Берёшь плату вперёд? На!
В лицо полетели медные унции... где набрал только, нищих в Аду тряханул?
Я видела знакомые лица, но люди отворачивались, делали вид, что ничего не видят и не слышат и вообще ужасно спешат. Я понимала их - кто в здравом уме свяжется с шестёрками Водяного?
- Я этим не занимаюсь, - непослушные губы с трудом выговаривали слова. Даже не знаю, какое чувство больше заставляло их дрожать: страх, ненависть, беспомощность, унижение? Они обратились в огненных и ледяных демонов и рвали меня изнутри.
- Крошка намекает, что у тебя недостаточно смазливая рожа для такой красотки, как она, - глумливо захихикал джинсовый тип, форсируя события. Даже от канистр отошёл ради такого развлечения. Изобьют? Изнасилуют? То и другое? - Она считает, что твою рожу не отличить от задницы. Ты урод, бро.
Здоровяк дёрнул кадыком.
- Завали, ***! А ты, цыпа, веди себя проще. А то подпортят ещё твоей сестричке смазливую мордочку...
Верити! Нет, они не причинят вреда Верити! - Да ну, и кто им запретит? Наверное, ты?
Я точно вскроюсь, если с Верити что-то случится - из-за меня.
Наверное, я была не самой интересной мишенью. Наверное, у них отпала охота развлекаться. Я была костлявым рыжим заморышем, кажущимся лет на пять младше своих лет; таким, как они, скучно тратить время на таких, как я. Но меня никто не отпускал.
Здоровяк шумно принюхался.
- Тебе не кажется, что от меня воняет?
- Прёт, как от дохлой скотины, - с готовностью поддакнул тощий. - Ты ей не нравишься, бро.
- А я помоюсь, - заржал этот скот, выхватывая воду. - Как тебе такая идея, детка? Не против?
А сам уже отвинчивает герметичную крышку. 'Не против', конечно же, я не могу быть против!
Прозрачная жидкость стекала двумя струями по бритой башке, квадратному подбородку, по куртке, образовывая лужу в пыли у тяжёлых ботинок. То, что было мне жизненно необходимо, доставалось бесплодной земле! Остатки он выплеснул на ладонь и с преувеличенным наслаждением умылся.
Пустая посудина, громыхая и разбрызгивая последние капли, покатилась в пыли.
- Мразь, - отчётливо произнёс кто-то.
Кажется, даже двигатели гравимобилей от этого заглохли. И все взгляды были обращены в мою сторону. Это сказала я?
Щуплый ощерился, его дружок побагровел. Я нарвалась и нарвалась по-крупному. Но думала не о неминуемой расправе, а о том, какими глазами буду смотреть на Верити, когда стану объяснять ей, куда делась вода.
Нарастал почти неразличимый ещё ропот. Подтягивались люди, которые не вмешивались, но и не уходили. Более ушлый тип едва занервничал. Верзила потянулся к пушке.
- Не глупи, Хиляк.
К этому ровному, лишённому интонаций голосу сложно было не прислушаться.
Хиляк выматерился, но отдёрнул руку от пояса брюк.
- Эта мелкая дрянь получит своё!
- Оскорбление стоило пролитой воды? - лениво цедя слова, полюбопытствовал Ублюдок. Кажется, ему тоже было скучно.
Чёрт знает, что за блажь пришла ему в голову приструнить эту парочку, но я была совсем не в претензии от вмешательства свыше.
А вот Хиляк явно расстроился от того, что развлечение обломалось. Настолько, что предпринял осторожную попытку качать права.
- С местными разберёмся... по-родственному. Как-то мелко для тебя мараться в здешней грязи. Ты ведь теперь высоко летаешь, парень...
- Да, с высоты обзор лучше, - Ублюдок не отказывал себе в возможности поиздеваться, но в следующий момент его тон вновь стал серьёзным. Дидактическим, так сказал бы дядя Адам. Теперь он играл на публику. И обращался больше к толпе, чем заботился о том, как понял его красный распаренный Хиляк. - Не испытывай терпение Папы, Хиляк. Из-за таких, как ты, люди могут неправильно понять его намерения. Ты позоришь Папу и подрываешь доверие к нему. - И прибавил гораздо, гораздо тише: - А своими выходками вызываешь ненависть людей. Раз не научился видеть границы дозволенного, однажды можешь лишиться даже этого тёплого местечка. Поразмысли над этим.
Тут Ублюдок наконец 'заметил' меня. Кроме нас четверых уже никто не присутствовал при этом разговоре, люди стали тихонько расходиться с появлением Ублюдка. Если Водяного ещё и впрямь уважали, то Ублюдка только боялись.
Ну а мне, после всего пережитого, кажется, напрочь отбило инстинкт самосохранения, раз уж посмела задержаться. Я даже не подумала отвести взгляд, и Ублюдок принялся смотреть в ответ, скрестив руки на груди.
Я никогда не видела его так близко, и теперь могла с полной уверенностью заявить, что зрелище было неприглядным.
Нет, Ублюдок мог бы показаться очень даже ничего... со спины. Среднего роста, сухощавый - ни капли жира, одни только развитые мышцы бойца, не качка, как тот же Хиляк. Тёмные, немного вьющиеся волосы забраны в низкий хвост. Но вот лицо... Его попросту не было. Точнее, была закрывающая лоб, нос и скулы маска, а ниже - изуродованная рубцами воспалённая кожа. Старый ожог, когда-то обезобразивший его внешность, покрывал всю правую щёку, подбородок и спускался на шею. Я старалась не представлять, какое уродство скрывала маска, раз уж таким было открытое на обозрение.
- Нравлюсь? - наверное, устав ждать, пока я его разгляжу, сухо поинтересовался Ублюдок. Уголок рта скривился, кожа на щеке натянулась и побелела.
Я проглотила вязкую слюну.
- Шлюхи на то и шлюхи, чтоб им нравились все, - сплюнул в щербину на месте выбитого зуба Хиляк. - Такие, как ты, особенно. У тебя ж всегда водятся деньжата.
- Вот. - Ублюдок насильно всучил мне кругляш монеты. Только когда он стянул гравимобильные перчатки, заметила, что руки у него тоже обожжены, но по сравнению с тем, что было на лице, это даже не считалось за ожоги. - Иди уже. И, если не хочешь проблем, не распространяйся про то, что здесь было.
- Мне не нужны проблемы.
Но Ублюдок уже потерял к маленькой проститутке всякий интерес.
Ублюдок, но не Хиляк.
- Ещё встретимся, куколка!
Что ж, от этой встречи я не могла ожидать ничего хорошего.
Примечания:
Баррель - мера объёма, 163,656 л.
Галлон - мера объёма, 4,546 л.
Стоун - мера веса, 6,35 кг.
Унция - мера объёма, 28,3495 мл.
Эсперанса - надежда.
Потеря
По дороге к дому... к бункеру, который я называла домом - всё казалось каким-то... новым и удивительным. Были моменты, когда я рисковала серьёзно пострадать, а то и погибнуть. Хиляк настоящий псих, он мог пристрелить меня. Оставалось лишь надеяться, что остывает он так же быстро, как вспыхивает, и скоро забудет о мелкой девчонке из Ада.
Верити спала, она частенько спала днём, но мой приход разбудил её. Отсутствие тары с водой и убитый вид, который, подозреваю, всё же оставался таковым, несмотря на все попытки выглядеть более-менее беспечно, заставили сестру вскочить с постели и броситься ко мне. Похоже, Верити поняла всё правильно. Почти.
- Тебя били?! Нет, нет? Ну ничего, ничего... Проживём, деньги остались. Вил, всё хорошо...
Действуя механически, я раскрыла ладонь. И от удивления, почти граничащего со страхом, едва не выронила лежавшую на ней монету.
Золотой баррель*. Ни я, ни Верити в жизни не видели таких денег, не говоря уже о том, чтобы держать их в руках и знать, что они тебе принадлежат. С минуту мы обе смотрели на неё. Это было сравнимо с тем, как если бы на моей ладони вдруг сами собой распустились цветы.
Верити первая сумела оторвать взгляд.
Сначала её лицо покраснело, затем резко побледнело и, кажется, даже приобрело какой-то жуткий сероватый оттенок. В следующее мгновение она вцепилась мне в плечи и затрясла с такой силой и злостью, что монета выпала-таки из ладони и, издав пару громких 'дзынь!', покатилась по бетонному полу, а у меня застучали зубы.
