— Я думала, в Фейвальде нет музыки, — выдохнула я.
Сестра посмеивалась так, что хотелось вонзить нож между прутьев клетки. Я игнорировала ее.
— Это не музыка, Кошмарик, — Скуврель пристально разглядывал горизонт. Его игла была в руке. — Они едут.
— Почему ты хранишь эту иглу? — спросила я. — В Фейвальде точно есть мечи лучше.
— Даже мне можно миг слабости раз в тысячу лет, да, Кошмарик? Или ты хочешь лишить меня единственной радости?
— Я у тебя не забирала ничего, кроме свободы, и я отдала ее.
— Ложь падает с твоих губ ароматным маслом, ужасный Кошмарик. Ты забирала то, о чем и не подозреваешь, — я не знала, были в его тоне тепло или презрение. — Но теперь нужно бежать, или наши жизни обречены.
— Бежать от чего? — спросила я. — Боишься, что фейри будут преследовать меня тут, потому что я теперь Равновесие?
— Они не будут преследовать тебя только тут, Кошмарик. Они будут преследовать тебя всюду, пока тебе не придется убить столько, что кровь потечет реками по Фейвальду. Но мы бежим сейчас не от этого. Пока Кровавая луна на небе, созвана Дикая охота. Этот звук знаменует ее прибытие. Мертвецы гонятся за нами, и те, кого мы убили, уже близко, хотят утащить нас за собой в мир за Страшными дверями. Значит, нам нужно бежать до рассвета, или пока мы не найдем укрытие за дверью, отмеченной землей.
Это звучало плохо.
— Заключи со мной сделку, Кошмарик… в последний раз.
Почему «последний» ощущалось так болезненно?
— Какую сделку ты хочешь? — спросила я.
— Позволь отнести тебя на крыльях в безопасность этой ночью, — сказал он, и его взгляд мог растопить сердце. — В обмен на мое имя.
Но я не хотела отдавать ему имя. У меня была только эта власть. Я не понимала его, то, как он терпел избиения, чтобы уберечь меня, как женился на мне, или почему предал меня. Что бы он ни говорил о том, что его заставляли, он все равно сделал это. А я так не поступила бы с тем, кто был мне дорог. Я бы нашла другой способ.
Хуже. Мне не нравилось, как сердце быстро билось рядом с ним — словно от него у меня была лихорадка, и я не могла исцелиться — словно он был смертельной болезнью.
Должен быть способ подавить эти ощущения, и моим оружием было только его имя.
— Я так не думаю, — сказала я и побежала по склону холма к Кровавой луне, ноги летели по незнакомому пейзажу.
Не споткнись, Элли. Не споткнись. Ты будешь выглядеть глупо, если упадешь!
Клетка гремела в моей ладони. Моя сестра точно билась об прутья с каждым шагом.
— Ты бежишь не в ту сторону! — сказал хмуро Скуврель, догнав меня. Он все еще не застегнул рубашку, и ветерок трепал ее, раскрывая его торс. Я видела раны и татуировки шипов — раны от боли за меня и шипы от брака со мной против моей воли — как перья на моих руках, его метки, сплетенные с моими. Можно было сплестись с другим так, что уже не было ясно, что вредило ему, а что — тебе? Так, что их интересы становились твоими, а их будущее — твоим будущим?
— Так покажи верный путь, — я вкладывала все силы в каждый шаг. Было приятно направить раздражение в бег. Топтать отчаянные мысли. — Покажи, куда идти и что делать. Будь снова моим союзником. Не говори, что это последний раз. Не говори, что мы — враги, и нам суждено уничтожить друг друга. Не…
Мои ноги вылетели из-под меня, сердце прыгнуло в горло. Я охнула, искала угрозу, но мы были в воздухе, на крыльях Скувреля. Он прижал меня к своей груди, лицо было в дюймах от моего, на лице была ярость, он склонился и прильнул лбом к моему лбу.
— Хватит просить невозможного, Кошмарик. Являйся мне, сколько хочешь. Пока еда не станет безвкусной, а вино — как вода, но не пытай меня надеждой.
Где-то там мои родители и сотни детей нуждались во мне. Где-то там нужно было остановить войну между фейри и смертными. И мой единственный союзник притворялся, что судьба разлучила нас. Я хотела только одного так, что могла отдать власть над ним. Но было глупо этого хотеть.
— Пообещай, что, какими бы ни были роли, ты будешь спорить со мной, побеждать меня, — я провела пальцами по его ранам. Он вздрогнул, когда я задела открытую рану на его плече. — Ты получил это за меня. Не говори, что это было просто так. Пообещай себя мне, и я верну тебе имя.
Он покачал головой, страдал от моего предложения.
— Не глупи, Элли, — прошипела Хуланна. — Если у тебя его имя, и ты — Равновесие, то у тебя есть все. Вместе мы сможем править Фейвальдом и миром смертных. Не сдавайся из-за пары красивых глаз. Не ошибайся, как я.
— Я не могу давать обещание, которое не сдержу, — прошипел Скуврель, словно его терзала боль.
— Я не могу быть замужем за тем, кто не дает обещания.
Рожки за нами прозвучали снова, и Скуврель устремился к земле.
— Ты ранен? — выдавила я.
— Он может мало летать во время охоты, — снисходительно сказала Хуланна. — Ты хочешь завоевать нас, но даже не знаешь основных правил Фейвальда. Ты просто смертная из деревни, Элли. Это жалко. Если бы ты знала хоть что-то, поняла бы, что Дикая охота высасывает магию из Фейвальда, ослабляет нас, пока мы бежим. Твоему глупому мужу не стоило тратить силы, чтобы впечатлить тебя.
— У тебя чересчур острый язык, Леди Кубков, — проворковал Скуврель, мы рухнули на землю, придавив большой белый цветок. Мои кости встряхнуло от приземления, но Скуврель даже не перестал говорить. — Может, если я скормлю тебе одно из твоих ушей, ты станешь мягче.
— Вряд ли ты сможешь, Валет, — парировала Хуланна. — Мое сходство с сестрой осталось, несмотря на мою продвинутую красоту и бессмертие. Ты сможешь слушать, как я кричу таким же голосом, как она? Сможешь видеть мою боль в таких глазах, как ее?
Он захихикал, но звук был напряженным, и я от этого нервничала.
Рожок прозвучал ближе.
— Что будет, если мы не убежим? — спросила я, голос дрожал сильнее, чем мне нравилось.
— Мы станем камнем, — сказала Хуланна. — «Ты прирастешь корнями к земле, ведь трусость не дала тебе убежать». Это одно из правил. Так что беги, моя хрупкая смертная сестра. Беги до крови на ногах.
Ей не нужно было повторять.
Ранее в Фейвальде…
Он ждал ее прибытия. Когда она прошла в двери, где он висел в шелковом мешке, он ощутил ее — ждущую, осторожно подбирающую слова.
— Я всегда думала, что лучшая роль была у Валета, — отметила она.
Нож пронзил красный шелк в дюймах от его носа. Он отпрянул, уклонился от клинка, рассекающего шелк. Он выпал на пол.
Он вскочил на ноги, тяжело дыша, благодарный за холодный воздух. Казалось, мышцы вот-вот откажут. Как долго он был в мешке? Годами?
Липкий пот высыхал на нем из-за воздуха вокруг.
— Ну? — она приподняла идеальную бровь.
— Как скажете, леди, — прохрипел он. Он ощущал, как сила росла за каменным кругом, в котором он стоял.
— Я могу выпустить тебя из круга, — она теребила свое платье — платье из белых стеклянных бусин. Бусины были завязаны на шее и на бедрах. Она двигалась, и бусины гремели и дрожали.
Он старался не выдавать восторга, но не смог не облизнуться.
— Заключи со мной сделку, — проворковала она. — На свою жизнь.
Он сглотнул.
— Что вы предлагаете, леди Кубков?
Она провела пальцами по своим нежным рыжим волосам, словно только сейчас думала об этой сделке — словно не обдумывала ее днями, пока он страдал в поте и агонии.
— Отыщи мою сестру и приведи ее в Фейвальд, — проворковала она.
— И? — спросил он.
— Только это.
— И что я получу?
— Я сниму твое бремя, твой долг, связь на тебе. Ты будешь чист и свободен.
— Договорились, — хрипло сказал он. — Я согласен на сделку.
Она уже сделала первую ошибку. Она не уточнила, что ему делать, когда он поймать ее сестру. У него уже был план на это.
Глава третья
Мы спустились с холма, огибая зеленые лозы и мягкие лепестки, пригибаясь и уклоняясь от встревоженных колибри, быстро проносящихся мимо нас. Блуждающие огоньки сияли малиновым, бирюзовым и ярко-желтым, трепетали в воздухе, собираясь в группы больше, словно для них так было безопаснее, как для нас.
