— Я проверял, она не покидала страну, — сообщил Лозовский, как только я закрыла рот, чтобы перевести дух. — У меня свой информатор в пограничном контроле. Её фамилия не значится в списках.
— Хреновый, значит, у тебя информатор, — бросила я, отворачиваясь и направляясь к манекенам, чтобы заменить некоторых совсем уже изрешеченных на других, не таких потрепанных. — Она могла выехать по чужим документам. Не думаю, что сейчас это проблема.
— Я уверен, что вы её прячете, — заявил Лозовский. — Ты и Ниса. Даже после всего, что она натворила, вы продолжаете её защищать.
Подхватив один из наиболее пострадавших манекенов, я потащила его в угол, туда, где аккуратной грудой уже лежало несколько таких же пластиковых фигур со следами огнестрельных повреждений.
Сбросив на пол свою ношу, я вздохнула, отряхнула руки от пыли и развернулась к Димке.
— Ты не сможешь долго скрывать правду, — с очень внушающими интонациями проговорил Лозовский, глядя на меня так, словно я в чем-то перед ним провинилась. Но так как долгов у меня перед Лозовским не имелось, ни материальных, ни моральных, я придирчиво вздернула брови, пытаясь лицом показать, что я думаю обо всем этом разговоре. Но то ли у меня лицо невыразительное, то ли у Лозовского зрение плохое, но он продолжил: — Они ищут её, понимаешь? И я никак не могу этому помещать, потому что для них кровная месть — высшее право, которое никто не может отнять. А потому рано или поздно они придут с вопросами к тебе. И поверь, есть среди ягуаретт такие ребята, которые умеют получать нужные им сведения. И разводить чайные церемонии ни с тобой, ни с Нисой они не станут.
— Ну, так-то я тоже не цветочная фея, — хмыкнула я и направилась ко второму манекену, перенеся его все в тот же угол.
— Уверена, что справишься с двумя-тремя взрослыми оборотнями? — со злой насмешкой, поинтересовался Лозовский, наблюдая за моими манипуляциями. — Кажется, однажды один из них уже чуть не отправил тебя в ваш рыбий рай. Или куда вы там отправляетесь после смерти?
— У нас нет рая, — укладывая поверх кучи третьего манекена, сообщила я, сдувая со лба прядку волос. — Только ад. А по поводу той эпичной встречи в темной подворотне с твоим блохастым кошаком, так я просто была не готова.
— А сейчас ты типа подготовилась? — сыронизировал Лозовский, раздраженно стряхивая с рукава дорого пиджака осевшую на ткань пыль.
— А чем я, по-твоему, здесь занимаюсь? — развела я руками. — Ну, явно не картины маслом пишу, да?
— Ерундой, вот чем ты тут занимаешься, — огласил свой вердикт Лозовский, последний раз окинул меня злым и одновременно уставшим взглядом, и направился к выходу.
— Дим! — окликнула его я, когда он уже одной ногой стоял за порогом. Лозовский обернулся, уже явно ни на что не рассчитывая:
— Что?
— Есть правда, а есть то, что можно доказать, — сурово проговорила я, тонко намекая на то, что я знаю обо всех его планах. — Это разные вещи. И Совет об этом знает.
Он ничего не ответил, развернулся, оторвав от меня тяжелый взгляд и окончательно скрылся, напоследок громко хлопнув дверью.
Я решила выждать пару минут. Пока ждала, поставила вдоль стены вместо убранных манекенов других, вынутых из-за стеллажа с помятыми банками старой напольной краски.
На это ушло еще минут пятнадцать. Закончив, я тихонько приблизилась к двери, застыла возле створки и прислушалась. Снаружи не доносилось никаких посторонних шорохов, лишь где-то вдалеке пронеслась гудя закипающим мотором машина, да легкий весенний ветерок гулял между перекрытиями обветшалой и дырявой крыши.
Достав из кармана телефон, я быстро набрала хорошо знакомый номер.
— Да, — довольно, словно сытая кошка, протянула в трубку Ниса.
Глава II
— Ко мне только что опять приходил Лозовский, — не здороваясь, начала я. — Нудел в ухо, как заевшая виниловая пластинка. Пытался выпытать, где Фируса. Намекал, что хочет ей помочь и защитить от жаждущих мести за предательство и смерть одного из них ягуаретт. Но у меня имеются большие сомнения в отношении его душевных порывов.
— Вот же, настырный, — мигом посерьезнела подруга. — Это уже который раз он к тебе заявляется, третий?
— Фируса зачем-то ему очень нужна. И дело тут не только в мести, хоть он и пытался убедить меня в своем минимальном влиянии на пятнистых. Она что-то знает. Что-то, чем не успела поделиться с нами и, возможно, вообще ни с кем. Поэтому он и вьется вокруг нас ужом, надеется, что мы приведем его к музе. Даже в лесу меня выследил.
— Надеюсь, ты отправила его по известному адресу?
— Отправить-то я его отправила, — устало потерла я лоб. — Вот только не думаю, что он по нему сходит. Уж больно у него вид решительный был, — помолчав, я уже тише добавила: — Ниса, он убежден, что она у нас.
— Ага, и где мы её держим, в подвале, что ли? Или может быть на чердаке? — воскликнула подруга. — Привязанной к стулу или прикованной к батарее?
— Я в квартире живу, — пришлось напомнить подруге. — У меня из названного есть только стул и собственно батарея, но они и без примотанной к ним музы прекрасно смотрятся.
— Что-то у меня предчувствие нехорошее, — вдруг пробормотала Ниса.
— Знаешь, из твоих уст слова “у меня плохое предчувствие” как-то очень неоднозначно звучат, — занервничала я. — Ты это говоришь как банши или как впечатлительная барышня?
— Да вот, сама не знаю, — практически простонала от досады на саму себя же Ниса. — Слушай, может быть, мы сегодня вместе переночуем? Как-то мне не спокойно.
— Неплохая идея, — с одобрением оценила я. — Ладно, часа через два я буду дома, приезжай.
На этом мы закончили наш разговор.
Прежде, чем покинуть свой подпольный импровизированный тир, я полностью расстреляла еще четыре обоймы. Легче не стало, спокойнее тоже, но кое-что положительное все же имелось — стреляла я с каждым разом все лучше и лучше.
Заперев своё тайное убежище на навесной замок, я все так же бегом отправилась в обратный путь, к своей машине, оставленной на опушке живописного массива, там, где дорога кончалось тупиком, упираясь в лесную тропу. Последний километр преодолела держась исключительно на упрямстве. Ноги уже практически не держали, мышцы от перенапряжения дергались, как струны на гитаре, а поджилки мелко-мелко тряслись. Едва ли не закинувшая язык на плечо, со стороны я, наверное, выглядела словно старая уставшая собака, которой жить оставалось — два понедельника. Но я не останавливалась. Во-первых, потому что хотела доказать самой себе, что смогу преодолеть эту дистанцию, а во-вторых, ощущение, что за мной кто-то присматривает не покидало с момента появления Лозовского и гнало вперед. Хотелось поскорее оказаться дома, под защитой пусть и не самых надежных, но родных стен.
Когда из-за кустов дикой ежевики показались очертания моего родного автомобильчика, я едва не заплакала от радости… Радости, которая оказалась преждевременной, потому что вместе с автомобилем я разглядела еще кое-что.
— Да что б тебя подняло и перевернуло! — выругалась я вслух, останавливаясь у тех самых кустов и хватаясь за бок.
— Тоже счастлив тебя видеть, — не оборачиваясь, выдал в ответ Макс, притулившийся к моему имуществу.
И про себя, и в открытую я продолжала называть его привычным для себя именем, хотя и знала уже, что оно ему никогда не принадлежало по-настоящему. Но мне так было удобнее и как-то спокойнее, что ли.
— Счастлива я буду только на твоих похоронах, — зашипела я в широкую спину, обтянутую черной футболкой, которая исключительно эффектно подчеркивала рельефные очертания спортивного тела. Невозможно было не заметить, что в последнее время он прибавил в массе, явно поселившись в спортзале.
— Могу организовать, — мило проворковал он мне в ответ, в то время как я, едва волоча ноги, сошла с лесной тропинки на заасфальтированную дорогу.
— Что именно? — проворчала я, еле дыша и отирая пот мокрой и покрытой мелкой пылью футболкой.
