Юлька напружинилась, передвинув торчащий на коленях рюкзак вправо. Вряд ли эта дура решится. Но, если что, она успеет прикрыться от удара рюкзаком.
Ни фига себе утро задалось! Чем дальше в лес, тем больше по дрова. Стоило ради этого подниматься ни свет ни заря. Краситься, как на пожар, заглатывать яичницу целиком и галопировать на остановку с риском вспахать носом снежную целину.
И тут истеричка забуксовала. Застыла в каком-то ступоре, непонимающе таращась на своё оружие. Ящерка склонила головку набок, ещё пристальней разглядывая Юльку. Та облегчённо выдохнула и показала невидимке язык. Белая пигалица подумала-подумала и показала свой: длинный, синюшный с каким-то неразличимыми отростками на конце.
Ни растерянно пыхтящая соседка — которая торопилась скрыть орудие несостоявшегося преступления — ни остальные пассажиры вокруг в упор не видели крохотулю. Хотя во время свары пялились на их дуэт в ожидании полномасштабных боёв. Хладнокровные сволочи — вяло выругалась Юлька, решив, что лучше не нагнетать. Может, у тётки какое-то аффективное расстройство. Уж больно резкие перепады настроения.
Ящерка ещё с минуту посидела, крутя по сторонам головкой. А затем вмиг пропала — как отрезало.
— Улица Депутатская, — противным хорошо поставленным голосом сообщил трамвай. — Следующая остановка: микрорайон Солнечный.
Железный левиафан громыхнул челюстями дверей и покатил дальше. Соседка вцепилась в сумку и подскочила. Юлька поднялась, выпустила её и плюхнулась обратно, даже не глянув в спину припухшей истерички. Добравшись до двери, та вдруг абсолютно спокойно и даже мягко спросила у перегородивших её молодых ребят:
— Вы на следующей выходите?
Это было спокойствие человека, стопроцентно не пережившего пару минут назад приступ немотивированной агрессии. Держу пари — задумалась Юлька — она уже не помнит о своём намерении ткнуть меня пилкой. Кирилл прав: хватит ломаться. Её принципиальность уже в зубах навязла. С сегодняшнего дня она загоняет машину в подземный гараж у дома. В конце концов, эти поездки на старую стоянку тоже отнимают время у сна.
Да уж. Судя по всему, сегодняшний день станет для неё эпохальной точкой многих начинаний. Может — подкусывала она себя, поднявшись и пробираясь к другой двери — под это дело засесть за английский? Или начать бегать по утрам? Хотя время для этого начинания она уже прохлопала.
Выскочив из трамвая, Юлька на миг застыла, ища глазами соседку. Та остановилась тут же на остановке. И очень приветливо поприветствовала какую-то женщину. Обе захихикали и засеменили прочь.
— Да уж, — повторила Юлька вслух, выбираясь по натоптанной в снегу тропке на тротуар. — Не повезло тётке. С такими приступами недолго реально кого-то прирезать.
Пока дотелепалась до стоянки, нетривиальное происшествие в трамвае начисто выдуло из башки. Улицы после обвального ночного снегопада можно описать только словами китайских философов: преодолевайте и окрепнете.
Да и сама стоянка производила удручающее впечатление кладбища с ровными рядами холмиков. Конец октября, а природа уже прихотливо перепрыгнула в декабрь. Ей можно: она могучая и самостоятельная. Взбрендило испортить людям жизнь, и вот нате вам: за три дня полноценная зима. Стоянку так замело, будто сюда реально лишь изредка наведываются — как на кладбище. Так и тянуло развернуться, улепётывая вдогонку трамваю. Там хоть живые люди.
Правда, в её втором ряду уже вовсю работал лопатой Семёныч. Здоровенный мужик в облезлом свитере и безрукавке, подбитой мехом неведомого науке зверя. Он орудовал гигантской лопатой, которая дивно гармонировала с необъятными унтами. И самым бессовестным образом забрасывал снегом и без того узкое пространство между машинами.
— Совести у тебя нет! — со вздохом прокомментировала его пиратские замашки Юлька, штурмуя сугроб у своего Ипсума.
— Натопчешь! — не оборачиваясь, буркнул Семёныч. — Заодно и согреешься! — обосновал он своё наглое заявление, продолжая работу.
— Тут согреешься, — проворчала она, смахивая снеговую шапку над дверцей.
Не помогло. Когда открыла её, с крыши сошла лавина — едва успела пригнуть голову в капюшоне. Это ещё хорошо, что морозец: снег рыхлый. В оттепель она до болезненно яри в душе ненавидела чистить машину. И всё чаще в последнее время задумывалась над преимуществами пользователя такси.
Даже прикинула: что выйдет по деньгам? Результат её сразил. Деньги те же, но машину к подъезду доставляют уже подогретой. Не говоря уж о прочей мороке — размышляла она, счищая с капота снег. К тому же…
— Привет, — буквально остолбенела Юлька, подняв голову и обнаружив на поднятом дворнике белую ящерку. — А ты что за фифа?
Кроха твёрдо стояла на щётке дворника, даже не балансируя. Неисчислимые нитки-хвостики плясали вокруг хозяйки, выписывая кренделя. Прозрачные чуть золотистые глазки неотрывно пялились куда-то за спину Юльки. Там басовито и солидно рычала БМВ, что парковали напротив.
Пришлось обернуться: мало ли что? Хозяин Бэхи — его она знала только в лицо — подал машину вперёд, глянув по сторонам. Широкое лицо пожилого замкнутого мужчины напоминало Юльке какого-то актёра из голливудских фильмов середины прошлого века. Квадратный подбородок, пронзительный взгляд, сошедшиеся на переносице брови — полный фарш. С одинаковым успехом мог оказаться как генералом ФСБ так и боссом мафии.
Он всегда вежливо склонял при встрече голову, но ни разу не удостоил симпатичную женщину ни единым словом. Кивнул и в этот раз. Она кивнула в ответ, машинально отметив, что его лицо сегодня как-то особенно непрошибаемо бесстрастно. Впрочем, при свете фонаря через лобовуху чего только не померещится?
Юлька повернулась к своему «японцу», рыготание которого становилось всё мягче. Грейся-грейся, волчий хвост — одобрила она старания трудолюбивого движка. Протянула руку с щёткой к лобовухе, игнорируя внезапно заплясавшую ящерку. И тут…
Будь она спецназовцем, обязательно зафиксировала бы всё случившееся посекундно. А так зафиксировала только набившийся в рот и нос мокрый снег. Лишь после этого ощутив боль в боку. И уже после этого сообразив, что валяется в сугробе под соседней машиной. Когда до ушей долетел грохот железа — вообще не зафиксировала. Просвистело мимо. Зато не просвистел гремучий мат Семёныча.
Цепляясь за бампер машины мокрыми пальцами, Юлька села. С грехом пополам отёрла снег с лица. Глянула на источник мата и обомлела: Семёныч стоял у помятой морды Ипсума. Которую взасос поцеловала Бэха. Её хозяин как раз вылезал наружу с такой оторопевшей физиономией, что «умышленным нанесением повреждений» тут и не пахло.
— Как так? — сипло выдавил он, выпучившись на помятый нос Ипсума.
— Это ты мне скажи, — чуток поостыв, предложил Семёныч.
Стянул с головы треух и вытер лицо слипшимся мехом:
— С бодуна?
— Не пью, — хрипло каркнул виновник ДТП.
Повернулся и зашагал к Юльке. Нагнулся и ни капельки не виновато просипел:
— Цела?
Ему просто трудно говорить — поняла она, машинально кивнув. Бедненький. Встрепенулась, бодро поднялась на ноги и поспешила утешить:
— Со мной всё в порядке. Меня что-то отбросило.
— Я у нас уже «что-то», — съязвил Семёныч, присаживаясь на корточки у места состыковки машин.
— Спасибо, родненький, — заковыляв к нему, только и смогла выдавить она. — Я ж… я
— Раздавило бы, — сурово поддакнул Семёныч, что-то нашаривая под Бэхой.
Юлька опустилась рядом с ним прямо на задницу. И невольно глянула на дворники Ипсума: ящерка пропала. Может, ударом смело — зашарила она взглядом по капоту. Виновник ДТП между тем достал из портмоне визитку и протянул пострадавшей:
— Оплачу. Позвон…
И зашёлся таким надрывным кашлем, что Юлька поспешила заверить:
— Я позвоню. Не напрягайтесь.
Он кивнул, выудил из кармана спутниковый телефон с длинной антенной. Набрал номер — ему ответили почти мгновенно, словно только и делали, что ждали звонка.
— На стоянку, — просипел мужчина и отбился: — Семёныч, — со значением кивнул на Бэху.
