достаточный повод, чтобы радоваться, черт возьми.
Убить такого маленького ублюдка — ничто. Он оказался не более чем, не в том месте не в то время. Он всего лишь тот, кто немного смягчит ярость, которая постоянно бурлит у меня под кожей, как бы я ни пытался это отрицать. Ликование вокруг меня не успокаивают демонов в моем теле, только запах крови и ощущение смерти от моей руки могут успокоить мой огонь.
Единственный человек, которого я выношу, подходит ко мне с ухмылкой на лице, как будто он знает, насколько я близок к тому, чтобы разорвать всех в этой толпе на части. Итан и я знаем друг друга большую часть нашей жизни, так что он, вероятно, точно знает.
— Быстро ты, — говорит Итан, останавливаясь передо мной. Даже он знает лучше, ко мне не прикасаться. Никто никогда не прикасается ко мне. Я ворчу в ответ и хватаю протянутый мне бурдюк с водой. Отодвинув его от себя, я впрыскиваю тепловатую жидкость в рот, позволяя ей пролиться на бороду и грудь. Это место действительно ад, даже когда идет дождь, жарче, чем в Аду. Можно подумать, что после более чем двадцати лет я к этому не привык.
— Почему ты здесь? — Спрашиваю я, зная, что Итану не нравятся матчи в яме так сильно, как многим дикарям в этом месте. Обычно он подносит спичку, а затем уходит.
— Новое пополнение, — отвечает он. Я глубоко выдыхаю и готовлюсь к очередной игре разума.
Анна
Громкий скрежет металла наполняет воздух через мгновение после того, как мы останавливаемся, и я не знаю, радоваться мне или плакать, что эта адская поездка наконец-то закончилась. Мы добрались сюда как минимум на несколько часов раньше, трясясь в кузове маленького движущегося грузовика. Жара гнетущая и удушающая, что делает и без того неприятный запах страха и немытых тел в разы хуже. Я рада, что сегодня не ела, иначе, я уверена, меня бы вывернуло наизнанку. По дороге вспыхнуло несколько драк, а в этом тесном пространстве собралось около тридцати человек, я уверенна, что сейчас их на пять меньше.
Есть что-то особенно ужасное в том, чтобы слышать звуки смерти и изнасилования в темноте, зная, что ты можешь стать следующим в любой момент. Не говоря уже о том, что произойдет, если они узнают, что я девушка.
Мое тело содрогается от одной только мысли об этом.
Грузовик немного продвигается вперед, прежде чем раздается громкий звук закрывающихся дверей, и я выдыхаю, готовясь к тому, что будет дальше. Вокруг меня разные эмоции и реакции от радостных возгласов до скулящих рыданий. Последнее кажется мне пустой тратой времени, и я, конечно, тоже не в восторге быть здесь, но кто я такая, чтобы судить?
Когда двери открываются, я уже надвинула шляпу на лицо, чтобы защитить его от света, который, я знаю, будет жестоко ослепляющим после такой темноты. Кроме того, это скрывает мое лицо. Я приложила много усилий, чтобы скрыть свою женственность в последние годы. Как было очевидно по реакции другого мужчины, даже маленькому мальчику не поздоровится в таком месте, как это.
Крики пронзают воздух, и я жду, пока остальная часть грузовика опустеет, проталкиваясь в середину толпы, а не оставаясь сзади. Нас ведут к забору из звеньев цепи рядом с нами и привязывают к кольцам кусками веревки. Мы в маленьком коридоре, ведущем к главным воротам, я полагаю, для высадки. Я хмуро смотрю на веревки на своих запястьях, не понимая, почему они завязали их так слабо. Это приличный узел вокруг моего запястья, но прикрепленный веревкой к самому звену цепи, не займет много времени, чтобы выбраться из него, и ясно, что многие из тех, кто меня окружает, уже работают над тем, чтобы освободиться.
Когда грузовик трогается с места и ворота со скрипом открываются, я начинаю понимать, что они не должны задерживать нас надолго. Я поворачиваю голову и вижу, как грузовик отъезжает, когда за ним захлопываются гигантские ворота.
Черт.
Я слышу еще один шум позади нас, и еще несколько ополченцев присоединяются к нам. Я смотрю на сторожевые башни, окружающие внешний периметр этого места, и мне интересно, сколько здесь сторонних наблюдателей.
— Не двигайся, — говорит один из них, и я, перестаю пытаться выкручиваться из веревок. Я полагаю, что некоторые другие не такие умные и продолжают пытаться освободиться, когда я слышу, как где-то справа от меня раздается выстрел.
Я замираю, как и остальные участники группы. Кроме звона в ушах, единственное, что я слышу, это глухой удар, после того, как тело падает на грязную землю. Я стою совершенно неподвижно и жду, пока через несколько минут веревка, прикрепленная к забору, резко не развязывается, и меня бесцеремонно разворачивают. Я застыла, и жду, пока остальные будут развязаны. Осторожно поднимаю глаза, и вижу, что ополченцев всего восемь, но у всех оружие. Я медленно опускаю голову и жду.
— Слушайте, отморозки, — наконец раздается голос из-за ворот. — Мне все равно, кто вы. Вы здесь, значит вы облажались. В D1219 есть только одно правило; тебя посадили, и ты не покидаешь эти ворота, либо же я пристрелю тебя при попытке, как жалкую псину, которой ты и являешься.
Мертвая тишина стоит до тех пор, пока не открываются еще одни тяжелые ворота, и нас ведут в гораздо меньшую клетку с цепью. Один за другим мы снова привязаны к этому новому забору, и я почти уверена, что человек, который связал меня, на самом деле шептал молитву себе под нос. Для кого? Для меня?
Когда двери снова закрываются, я, наконец, поднимаю голову, чтобы увидеть свой новый дом, и не могу не ахнуть от увиденного. Гробница расположена на один уровень выше нас, с открытым потолком над большим грязным пространством за пределами этой незначительной клетки. Кажется, что все это сооружение сделано из камня, и сразу становится понятно, откуда оно получило название “Гробница”. Длинная прямоугольная форма, больше всего похожа на гроб.
Внешняя зона, кажется, представляет собой что-то вроде металлической дорожки с каменными стенами позади. Стены же различаются по размерам, где-то полностью отсутствуют, открывая вид на камеры позади, другие с отверстиями и решетками. Это выглядит солидно, но в то же время как будто разваливается.
На каждом уровне есть люди, мужчины, которые спускаются с дорожек и смотрят на нас. Их лица мрачные, восторг и дикость написаны на каждом. На нас обрушиваются крики и вопли, какофония хаоса. Некоторые слова я знаю, другие на незнакомых языках, но все они имеют одинаковую насмешливую и зловещую интонацию.
Я снова пытаюсь контролировать свое дыхание, паника, наконец, начинает нарастать. За последние несколько лет я побывала в ужасных местах, избежала нескольких неприятностей. Но ничто не сравнится с этим. У других заключенных, окружающих меня, разные реакции. Некоторые, как
