каждую минутку, едва ты позвонишь домой и попросишь что-нибудь? Зачем Иве квартира, разве не живёт она со вторым мужем в уютном домике?!»
– Мобиль марки «Форма», модель 19, сорок шестого года выпуска, – продолжила нотариус.
Рена сжала кулаки. «Вагончик» отца! В нём они выезжали в лес, на съёмную дачу или просто на пикники. В гараже стояли два мобиля, но один – полный хлам, а второй – «Форма», с отличным мощным двигателем, с четырьмя лакированными дверцами, с целыми стёклами и с откидным верхом из толстой гриззовской кожи.
Международный приз лучшему служащему столицы. В сорок седьмом году отец, когда был ещё здоров, участвовал в грандиозном конкурсе, устроенном Содружеством.
Как итог всех распрей и войн между тремя материками и десятком стран – дружественные соревнования всех мастей. Положа руку на сердце, Рена могла бы признаться: они ужасно раздражали. По радио постоянно сладко пели о дружбе народов, а ей не верилось. Нельзя двадцать лет воевать в открытую и ещё пять – изводить друг друга холодной войной, а затем взять и перевести всё в спортивные и бухгалтерские соревнования. Это казалось неестественным. Когда правители Десятки договорились и все радиостанции мира хором принялись восхвалять Содружество, от этого повеяло жутким подвохом.
Лицемерные правители просто что-то замыслили, считала Рена. И многие в Арговии придерживались такого же мнения. Пятилетний кризис, грянувший сразу после завершения холодной войны, только-только закончился, страны лихорадочно искали средства и ресурсы на экономическое восстановление, процветали нищета и долговое рабство, и притом радио и газеты не скрывали благоденствия верхушки.
Полученный в конкурсе мобиль даже тогда, семь лет назад, тоже казался Рене обманом. Но всё же ездить на нём вдвоём с папой было так здорово! И Рена в свои двадцать уже умела водить «Форму».
– Мобиль получает Лоресия сан Марна, – бесстрастно сказала сана Римма. – Вместе с гаражом.
«А я? – мысленно возопила Рена. - Неужели мне ничего не достанется, кроме разбитого мобиля без колёс и дверей?!»
– И ещё, – короткопалые руки нотариуса вытащили из пакета небольшую папочку рыжего цвета.
Надежда толкнулась в сердце тёплым комочком.
– Вам завещан бонус, – сан Римма сунула ей папку, даже не раскрыв. – Сан Марн вступил во владение офисом и служащим, долговым рабом по имени Деми сан Котт, сто девять дней назад. И завещал данное дело вам. Стоимость дела оценена в два круга. Прибыльность ноль целых одна сотая, налог выплачен до окончания установочных сроков, общая стоимость недвижимости включая обстановку – сто квадратов.
Два круга! Это же почти ничего! Ива издала квакающий звук, а Лора – чирикающий.
– Хорошее приобретение, – сказала Ива. – Наверное, офис расположен в спичечной коробочке, а служащий – рыжий таракан с усами. За сто квадратов нынче публичный туалет на месяц – и то не снять.
– Видно, ты пыталась, если знаешь, – сухо пошутила Лора.
Рена не хотела издавать никаких звуков, но желудок её решил пропеть громкую серенаду. Видимо, прощальную, потому что в глазах у младшей наследницы потемнело, и она упала с кресла на давно не крашенный деревянный пол.
В квартире, конечно, по-прежнему было пусто, как у Рены в желудке. И нежилой дух там поселился, хотя по факту Рена пока не съехала. Ещё не так давно запах старости и лекарств витал в этих стенах. Теперь же Рене казалось, что в доме не пахнет ничем. Она уже не могла думать об этих стенах, как о своих: отныне здесь всё принадлежало старшей сестре.
– У тебя тут, я смотрю, хозяйство налажено, – хмыкнула Ива. – Питаешься старыми свитерами, бледная ты моль?! Ставь чайник, Лора. Я спущусь в лавку за готовыми завтраками. А себе, пожалуй, возьму пару яблок и сливовый джем.
– Прихвати сосисок, - тут же сказала Лора, никогда не упускавшая возможности поесть за чужой счёт.
Она жила то с отцом, то в крошечной комнатке при кафе, где работала поварихой. Рена ни разу не видела её за готовкой – кашеварила обычно или сама, или с папой в паре.
– Обойдёшься, - ответила Ива. – Готовые завтраки всегда сбалансированы, к твоему сведению. Сосиски всё испортят.
Рена с удовольствием сделала бы пару отступлений от здорового питания в пользу каких-нибудь сарделек или сосисок. Восхитительно жирненьких, со звонко лопающейся под зубами кожицей, пахнущих подкопчённым мясом… Она закрыла глаза. Во рту появился кисловатый привкус, а тупая боль в животе превратилась в острую. Словно нож. Которым режут острый перец. Жгучий перец для мясного соуса, который подают в маленьких дешёвых ресторанчиках «Асао». Боже праведный, как же хочется есть…
– Почему ты не позаботилась о завтраке? У тебя тут вообще никакой еды, - с упрёком сказала Лора, едва дверь за Ивой захлопнулась. – Даже чая нет!
В ее голосе слышался намек на сочувствие. Правда, очень слабый намек.
– Чай есть, – вяло улыбнулась Рена. – И вроде даже сахар оставался...
– Ты питаешься чаем с сахаром? – ужаснулась Лора. – Я много раз тебе советовала, как кулинар бистро здорового питания, чтобы ты всегда держала у себя как минимум три вида круп, фрукты, овощи…
Рена прилегла на кушетку, слушая, как из кухни доносится деловитое сопение чайника. Чугунная плита ещё дедушку с бабушкой видала. Которых Рена едва помнила… Что ж, теперь Ива будет пользоваться ею. Вот только она никогда не стояла за плитой здесь, в этом доме. Сначала, как слышала Рена, о еде заботилась их с Лорой мать. Потом был развод из-за того, что Артоми начал встречаться с другой. Первая папина жена забрала себе Иву, белый модный мобиль, который теперь и стоял в гараже без колёс, и все семейные сбережения. У папы осталась Лора, которой тогда было шесть лет. Мама Рены вошла в его дом спустя целый год, уже беременная, и с той поры обе старшие сестры ненавидели младшую. Да, да, ещё до рождения. Лицемерки от природы, хитрые лисы, они всегда изображали нежную любовь к Рене. Их мачеха даже не подозревала, что девочки терпеть не могут ни её, ни Рену! А отец, возможно, и чувствовал подвох, но был слишком увлечён женой. Страсть не проходила вплоть до той поры, пока матери Рены не исполнилось сорок семь лет,
