и когда он потерял бдительность, со всех сил пнула его.
Не знаю, куда попала, но он взвыл не хуже Вени.
Я бросилась бежать, но успела сделать всего несколько шагов, когда негодяй схватил меня за юбку.
— Убью! — просипел страшным голосом.
— Убивай, но не смей тянуть руки! Подлец!
Рывок, — я снова лицом к лицу перед взбешенным, перекошенным от боли мужчиной. Что теперь мне конец, нет сомнений.
— Ты пожалеешь! — прошипел он и вдруг заорал от боли.
Высвободившись из хватки, я бросилась бежать. В этот раз всё удалось. Но что-то заставило меня обернуться.
Тогда-то и увидела, что Тучка и в этот раз не оставил нас. Он, как и я, рассудил, что лучше напасть со спины. Сделал это и теперь драл спину чужака, отчего тот орал во всё горло.
— Молодец! Так его! Так! — возликовала я, но радовалась недолго. С ладони чужака слетел яркий, сверкающий шар и метнулся к нашему пушистому защитнику. Миг, и кот оказался в сверкающей магической клетке.
Я замерла от страха.
Это что? Негодяй ещё и маг?
Ой, мамочки, куда мы с Веней ввязались?
Мне следовало уносить ноги, но почему-то я не могла бросить кота, к которому прикипела душой и сердцем. Сразу, как только увидела его, почувствовала, что он мне как родной. И пусть кот тощий, местами с облезлым мехом и проплешинами, но он наш!
А когда Тучка заскулил, заметался по клетке, я поняла, что не могу уйти, бросив его на растерзание.
Едва приняла решение, с другой руки мага взметнулось сияющее облачко. Оно устремилось ко мне и, нависнув над моей головой, осветило пространство, выдавая место моего укрытия.
— О, мрак! Что за день сегодня! — в сердцах выдал бугай, поглядывая то на меня, то на Тучку, мечущегося в клетке. — Дурной мальчишка, наглая воровка, родовой дух помойного вида! За что?! За что?
Он поднял руки к нему и выдал жуткий полустон-полувой, от которого у меня кровь застыла в жилах. Мне бы бежать, только ноги приросли к земле. Да и слова мага про родового духа прозвучали ударом молнии. Этого не может быть! Хотя… Тучка появился, едва я запечатала замок, унеся с собой искру жизни. Мне бы тогда, дурехе, догадаться. А я… Вот недоучка!
— Что, твой уродец? — маг шевельнул пальцем, и я словно на веревочке покорно поплелась к нему, не в силах ни свернуть, ни остановиться.
Назвать родового духа уродцем — оскорбить род. Я не могла сказать и слова, поэтому взглядом выразила презрение. О, это я умею.
Пусть маг испепелит меня на месте, но оскорблять и позорить себя не позволю. Главное, что Веня убежал и будет жить. Наш род не прервется. Пусть и останется боковая, внебрачная ветвь, но раз так угодно Светлой, кто я такая, чтобы спорить с ней.
— Чего молчишь, воровка? Или расскажешь, где это чудовище выменяла?
Маг шаркнул ногой, задев клетку. Она упала и покатилась по траве. Вот же гад бессердечный!
— О, вижу, что бесишься, — усмехнулся маг. Провел рукой по своим длинным смоляным волосам, собранным в хвост, как носят столичные модники, по лицу, рукам, — и царапины на нём тотчас зажили, как будто их и не было. — А нечего было, голова дурная, у меня воровать!
Я ничегошеньки у него не брала. А вот Веня… От голода… Стыд залил мои щеки, дойдя до кончиков ушей.
— Надо же, даже остатки совести имеются, — фыркнул высокомерный негодяй. — Ладно, не нужна мне твоя рука. А вот трату магии я возмещу, опустошив этого тщедушного уродца. Не Бог весть что, но лучше, чем ничего…
Он, не глядя, вытянул ладонь, и от клетки к его руке протянулась магическая алая цепь. Тучка забился, задергался, и я отчаянно закричала:
— Не надо!
Магические оковы спали, я, как подкошенная, рухнула на колени.
— Умоляю.
Маг с высоты своего роста молча смотрел на меня. Время остановилось. Тягучий страх скрутил нутро. А когда он сухо изрек: «Тогда отрабатывай долг служанкой», — я заплакала. От счастья. Не веря, что все обошлось.
Правда, я не знала, каким вредным, требовательным окажется маг, и что всё, что я буду делать, будет его раздражать.
Зато Тучка останется невредимым.
Уже позже, стоя перед клеткой на коленях, я гладила родового духа пальцем через прутья и пыталась понять: что пошло не так, и почему на нас обрушились неприятности? Могло ли всё пойти иначе? И сильно ли я опозорила свой род, согласившись быть служанкой? Как докатилась до такой жизни?
— Ничего, Тучка, мы справимся. Обещаю. А потом, когда всё будет хорошо, вернемся домой. Обязательно вернемся. Ты только держись.
Тучка тяжко вздохнул, совсем как человек, лизнул мой палец шершавым языком и обессиленно лег.
— Ник, а, может, ну его, это обещание. Повесим клетку на палку и сбежим, а? Мы её сможем утащить.
Веня чувствовал за собой вину и, пока я плакала, молчал. А сейчас начал предлагать «гениальные» идеи, ещё не зная, что клятву, данную магу, не нарушить. Так что на отбор мы если и попадем, то только к его окончанию.
— Неблагодарная! — надменный, гнусавый бас разнёсся по гостиной, вырвался в холл и пронёсся эхом по замку, проникая даже в самые дальние закоулки. — Ты молиться должна на моего сына! Ты — ничто! Ноль с титулом! Сама — глупая мышь, твоё жилище — груда камней, в казне ветер гуляет, приличных родственников нет! Зато долгов за всю жизнь не выплатишь! Даже платье на свадьбу мой сын оплатит, чтобы стыдно перед людьми не было!
Выслушивать подобное унизительно. Сердце билось в груди так, что стучало в висках. Но я продолжала сидеть ровно, высоко держа голову, а потом тихо и уверенно повторила:
— Нет.
Толстое лицо Севана Дамью побагровело, щеки затряслись от ярости. Он даже сделал шаг ко мне, чтобы ударить и таким образом вразумить меня, заставить перестать перечить, однако спохватился, что мой родовой замок ему ещё не принадлежит, и сжал кулаки.
— Не забывайся, Арника! Лучше оглядись, — глумливо растянув губы, Дамью обвел рукой комнату, указывая на бедность, окружавшую меня. — Посмотри, что осталось от замка. Тебе ли, нищей, воротить нос? Да мы оказываем тебе милость! Прими её с почтением и возрадуйся.
— Вы так добры, — с трудом сдерживая гнев, я изобразила намек
