И только кровь на алтаре великих двух родов развеют пусть мое проклятье! Да будет так!
Пока она произносила слова своего страшного заклятья, тьма, что клубилась возле ее ног стала собираться в ладонях формируя два сгустка. И стояло последнему слову сорваться с губ, как тьма ринулась в сторону Аваши. Все происходило очень быстро. Настолько, что единственное что успел сделать Ромео, так это встать на пути летящей в любимую тьмы.
Лизая не ожидала такого развития событий. Но сделать она уже ничего не могла. Ей не оставалось ничего другого, только смотреть как желанный ею мужчина обращается в камень вместе со своей избранницей.
Как только Ромеро и Аваши застыли мраморными изваяниями проклятие черным туманом поползло дальше. Больше Лизая не видела смысла оставаться на острове. Она взмахом руки открыла портал и шагнула в его черноту.
А за ширмой все так же продолжала прятаться и шептать молитвы женщина с новорожденной девочкой на руках. Когда проклятый туман приблизился к ней, почти касаясь носков туфель, Боги сжалились над ней. Ослепительная вспышка ослепила ее. Неведомая сила подхватила, закружила…
Когда же все прекратилось и под ногами женщины вновь была твердая земля. Оглянулась. Темная комната. Только случайные звуки доносились издалека. Звуки другого мира…
— Бабучка, а они вернуться домой?
— Вернуться. Обязательно. Когда-нибудь.
— И спасут Аваши?
— Спасут, милая. Спасут. — погладила внучку по голове. — А теперь пора спать.
— Спокойной ночи.
— Сладких снов. — женщина забрала опустевшую чашку и вышла, тихонько притворив за собой скрипучую дверь.
«Как я не люблю все эти балы и приемы! Ну просто терпеть не могу! Они утомляют. Раздражают. Я бы сейчас лучше провел время за тренировками в академии. Но статус обязывает. Статус младшего, нелюбимого сына.»
Именно с такими мыслями юноша притаился в уединённой нише у окна в дальнем конце дворцовой библиотеки. Полумрак царивший вокруг скрывал его от любых посторонних глаз, при этом позволял следить практически за всем пространством.
Даймас де Гранде, а это был именно он, младший принц Иллании. Он еле дождался окончания официальной части бала и при первой же возможности покинул «блестящее общество».
Вот его старший брат, наследный принц Салаз, напротив обожал подобные мероприятия. По всей видимости он унаследовал от матери не только светлую шевелюру и очарование, но и любовь к власти и глянцу.
Не уступали ему в пристрастиях и сестрицы — Кетра и Нула. Девицы хоть и получили от отца черные как смоль волосы, в остальном же были почти полными копиями маман и братца. Вот только их тупоголовость и недалёкость были неизвестно в кого.
Дай же пошел в отца. Если верить портретам в галерее, он был точной копией давно почившего прадеда. Высокий, широкоплечий (даже с учетом все еще юного возраста) темноволосый. Если поставить его рядом с старшим батом, так вообще — небо и земля.
Помимо прочего юный принц обладал несгибаемым характером, живым умом и непременно на все имел собственное мнение.
Вот и выходило, что брат не любил его за то какие они разные. Сестры не жаловали из-за отсутствия общих интересов. Отцу было некогда — государственные дела важнее. Ну а мать… Тут н просто «не оправдал надежд».
В детстве его еще пытались как-то переделать, подогнать под принятые рамки. Но с годами просто перестали обращать на него внимание. А он был тому только рад. Единственное что осталось неизменным — приходилось несколько раз в год посещать различные мероприятия наравне со всем семейством.
Сколько Дай просидел в своем укрытие, задумчиво глядя в ночное небо за окном, сложно было сказать. Он бы и сам не смог ответить на этот вопрос, настолько был погружен в собственные мысли.
Все изменилось, когда еле слышно скрипнула дверь. В комнату величественной походкой вплыла Ее Величество. Несмотря на то, что юность давно прошла, императрица была красавицей. Хоть она и была матерью четверых уже взрослых детей, ей удалось сохранить стройность и грациозность. Белокурые волосы, убранные в высокую прическу, еще не успела тронуть седина. А искусный макияж и элегантное бальное платье с юбкой русалкой и пикантным разрезом чуть выше колена, только подчеркивали все ее достоинства.
Юноша приготовился получить выволочку за то, что сбежал от гостей. Но судьбе было угодно распорядится иначе. Спустя лишь минуту вслед за ней в библиотеку зашел один из советников императора — мужчина не самой приятной и далеко не выдающейся наружности, но при этом обладатель изворотливого ума.
Не замечая ничего и никого вокруг, он подошёл к императрице вплотную и обнял за талию стоя за ее спиной.
— Ты что себе позволяешь? — возмутилась она громким шёпотом.
— То считаю нужным. — при этом его руки стали шарить по обтянутому платьем телу Ее Величества.
— Немедленно прекрати! Нас могут увидеть! Мой супу, он может появится в любой момент!
— Не говори чушь. Он сейчас занят с хладгоскими послами. Ему не до тебя.
Даймас уже было хотел дать о себе знать и помочь отделаться матери от навязчивого ухажера. Но невидимая сила словно пригвоздила его к месту и заставила молчать.
— Не важно! Я императрица! И не позволю подобного к себе отношения!
— Позволишь! Еще как позволишь! — советник крутанул ее на одном месте и повернул к себе лицом. — Или ты забыла, кто сделал тебя императрицей?
Ей ничего не оставалось кроме как промолчать. А мужчина впился в ее губы поцелуем.
То, что происходило дальше окончательно повергло юного принца в шок.
Сопротивление Ее Величества было не долгим. И вот уже она сама отвечает на поцелуй. Даже со стороны было видно, что между любовниками в тот час вспыхнула страсть. Которую они решили удовлетворять прямо в библиотеке.
Советник Эрхард в очередной раз крутанул ее и нагнул в довольно пикантную позу возле спинки дивана — ее грудь была прижата к спинке дивана, ноги расставлены, а юбка задрана так, что напоказ было выставлено одно из ее «достоинств».
Сомнений в дальнейшем развитие событий не осталось. Дай с ужасом осознавал, что кроме как стать невольным свидетелем свидания любовников ему ничего не остается — советник обладал сомнительной репутацией. А зная отношение матери на положительный для себя сценарий принц рассчитывать не мог.
Единственным что мог он сделать в этот момент было закрыть глаза, отвернуться, не видеть. Да вот только со слухом делать было ничего нельзя. Звуки запретной страсти побуждали в юной душе презрение, брезгливость, отвращение.
Ему казалось, что встреча любовников длятся вечность. Но наконец два протяжных стона возвестили об окончание сего действа.
