ему этого желаю! — Я вскинула голову, посмотрела на собеседника с вызовом и, как это со мной часто бывает, эмоции опередили мысли об осторожности, выплеснувшись в возгласе: — Я ведь уже сказала, что не собираюсь замуж ни за него, ни за кого другого, пока не закончу академию, и вообще....
Тут благоразумие всё же взяло верх, и я замолчала, снова уставившись в пол, пока не сказала больше, чем следовало. Но было поздно...
— Не замечал за вами особой тяги к учёбе, — язвительно заметил Бредвигс, — значит, дело в этом «и вообще». Точнее в том, что вы придумали себе большую любовь, как в тех глупых романах, что эйра Доринг частенько находит в гостиной старшекурсниц.
Ох, нет! Мне немедленно захотелось испариться или хотя бы провалиться. В общем, оказаться как можно дальше отсюда.
— Биргем, посмотрите на меня, — голос профессора прозвучал непривычно устало. — Ну же, не будьте ребёнком. Посмотрите.
А зачем? Чего я там не видела — каждую чёрточку наизусть знаю! Даже во сне почти каждую ночь вижу! Борясь с желанием в самом деле по-детски замотать головой и ослушаться, я всё же неохотно подняла глаза. А увидев понимающий взгляд серых глаз, окончательно убедилась — он всё знает! Ну и как тут со стыда не сгореть! С другой стороны, может всё к лучшему? Если он сейчас, вот в такой ситуации скажет мне что-нибудь плохое и грубое, проще будет разочароваться и избавиться от этой надоевшей любви!
Насчёт «сказать плохое» Бредвигс не подвёл.
— Я, конечно, польщён вашим выбором, — завил он сухо, глядя мне прямо в глаза строгим взглядом, — но, надеюсь, вы понимаете, что он совершенно бесперспективен. Поэтому, советую, не забивать голову романтическими глупостями и не тратить время впустую. Так и быть, поскольку это по моему недосмотру кладовая оказалась не заперта, я дам вам нейтрализатор, чтобы... эм... исправить ситуацию и вернуть интерес потенциального жениха. Соглашайтесь на его предложение. Для вас это, пожалуй, лучшая перспектива.
— Но он мне даже не нравится! — не сдержала я возмущённого возгласа, оскорблённая его предложением. Как он может делать такие циничные заявления, после того как только что сам озвучил выбор моего сердца!
Бредвигс поморщился, устало потёр виски, словно их только что прострелила острая боль, и всё также сухо и категорично сказал:
— Он вам подходит. Это всё, что имеет значение. Сердечные привязанности хороши в книгах, а в жизни они скоротечны и изменчивы. К тому же, повторяю, со мной у вас никаких шансов нет. Я вдовец, обязательств по продолжению рода не имею, так что жениться не намерен. Тем более на легкомысленной девчонке, неспособной сварить элементарное зелье самостоятельно! Там очень простой рецепт. Первокурсник бы справился, но нет, вам проще украсть, да, Биргем?
— У меня просто времени не было! — возразила срывающимся от обиды голосом, глотая злые слёзы, только бы он их не увидел!
— А на то, чтобы витать на моих занятиях в облаках у вас почему-то всегда времени предостаточно! — холодно пресёк профессор дальнейшие возражения. — Надеюсь, эту тему мы закрыли и больше к ней возвращаться не будем. Я ясно выразил свою позицию?
О, да и своё отношение ко мне тоже!
— Более чем, благодарю за честность, — ответила так же сухо, все силы тратя на то, чтобы позорно не разреветься.
Видимо, получалось плохо, потому что взгляд серых глаз собеседника вдруг немного смягчился.
— Может, всё-таки дать нейтрализатор? — спросил он теперь уже даже с толикой сочувствия в голосе.
— Не нужно, я сама могу приготовить, если понадобится. У нас сохранилась дедушкина лаборатория, — сказала я с вызовом, и тут же отвела взгляд, когда он с искренним сожалением в голосе сказал:
— Да, ваш дедушка был талантливым зельеваром.
«В отличие от вас!» — явственно читалось в его интонациях. Не выдержав, я сухо попрощалась и поспешила к выходу.
Да, отсутствие фамильных талантов я переживала болезненно. Мне достался слабый целительский дар, и чтобы там не говорил профессор, я старалась его развивать, вот только душа к целительской работе не лежала.
— Биргем, — остановил негромкий голос Бредвигса возле самой двери. — А за воровство и возмутительное поведение на занятии сегодня идёте на отработку в хозчасть.
Эта болезненная и унизительная беседа помогла мне окончательно принять решение, которое уже давно зрело в душе, подогреваемое равнодушием и снисходительным обращением предмета моей сердечной привязанности.
Я обязательно собственноручно приготовлю зелье высшего уровня. Нет, не нейтрализатор, а отворотное средство, чтобы навсегда избавиться от этой измучившей любви и вытравить вас из сердца, профессор!
После вчерашнего бала в честь юбилея женской академии Рансаара моя одногруппница Ленара Мистраж стала особенно невыносимой. На занятии по изобразительному искусству перевернула на моё форменное платье белую краску. А когда вечером в общей гостиной мы, старшекурсницы, готовились к завтрашнему опросу по истории брачных обрядов Алнодора, демонстративно захлопнула лежащий передо мной учебник ритуалистики и нагло заявила, что мне эта информация теперь ни к чему, раз уж даже Дийрэн Дилкус меня отверг. Н-да, быстро же дурные новости разносятся, а Ленара и рада их разносить. На нашем самом первом благотворительном балу в академии парень, который ей тогда нравился, пригласил на танец меня. Прошло почти три года, но Ленара этого не забыла и не простила. А с тех пор, как её отец стал открыто ухаживать за моей мамой, никогда не упускала случая сказать или сделать гадость. Вот и сейчас не упустила.
— Впрочем, возможно, какой-нибудь кучер или садовник окажет тебе такую честь, — продолжила она с ложным сочувствием в голосе. — Уровень выше тебе не светит, так что прекрати уже вешаться на наших женихов! Имей хоть какое-то достоинство! — последовало возмутительнейшее обвинение.
— Какая чушь! На кого это я вешалась? — потребовала объяснений, не собираясь проглатывать оскорбление молча. Неужели она снова про тот давний случай?
— На Эйнарса Дигардона на вчерашнем балу, — неожиданно встряла Сильвара Дэверс с ещё одним странным заявлением. — А ведь знала, что он жених Нильды.
— Прямо набросилась на него! — гневно подтвердила Ленара, тогда как сама Нильда, наша староста и лучшая ученица академии, смотрела на меня скорее растерянно, чем обвиняюще.
Она вообще практически никогда не повышала голос и в подобных ссорах обычно выступала миротворцем, но сейчас молчала.
Прокрутив в памяти моё единственное и совсем
