Во-от, подлечимся, ну а там, даст бог, всё наладится, и наступит моя новая жизнь.
*Из истории одного завхоза.
2
Утром проснулась со страшной головной болью, жаром и раздувшейся изнутри грудиной.
Последний раз подобные симптомы испытывала, когда жестоко болела гриппом с полгода назад.
- Да где только успела эту гадость снова подцепить? А главное, когда? – кутая трясущееся в ознобе тело, подумала я.
То, что одеяло, в которое зарылась с головой совсем не санаторное, а какое-то колючее и заметно отдаёт старой овчиной, сообразила не сразу. Точнее, нос-то учуял, а до сознания эта мысль добиралась долго. Попыталась открыть глаза, но они слезились так, что почти ничего разглядеть не удалось.
В мутном плавающем пространстве обозначилось угрюмо-серое помещение. Поясница застонала, намекая, что устала долго лежать на жутко твёрдой поверхности, и мозг тут же подсказал: всё это бредовый сон. Ну а что ещё? Я же точно помнила, где спать ложилась.
- А может это морг? – вспыхнула в голове дикая мысль.
На самом деле, этот иррациональный страх не то, чтобы донимал всю жизнь, но откуда-то завёлся и периодически о себе напоминал. Я про то, чтобы очнуться в морге или ещё чего хуже
– по ту сторону травы. Мне кажется, смерти не так боялась, как подобной ситуации. Нет уж, будьте любезны, померла, так померла.
Однако, судя по отвратительным ощущениям, ничего такого со мной не произошло. И
комната при более внимательном рассмотрении перестала походить на «холодную». Ну да, не жарко, темно и сыро. Но лежала я всё-таки на кровати, не на прозекторском столе, это точно. Да и усопших, вроде, одеялами никто не накрывает. Белая простыночка, и все удобства.
Покойники не мёрзнут, не потеют.
А я вот как раз отчаянно мёрзла. Но всё равно, в поисках последнего аргумента потянула шерстяное грубое покрывало на себя, чтобы заголить ногу. Одну, другую… В сумрачном освещении сложно было рассмотреть что-либо чётко, но вроде… нет. Для верности дотянулась до ступней рукой. Бирки на пальце не висело.
- Фу-ух, приснится же такое! – выдохнула с просто, таки, неимоверным облегчением.
Вообще-то не припомню, чтобы когда-нибудь видела кошмары. Чего там кошмары, самые обычные сны посещали меня крайне редко. Даже порой немного завидовала тем, кто в сновидениях смотрел какие-нибудь красочные сериальные истории. А они, напротив, завидовали мне. Говорят, голова плохо отдыхает, продолжая впечатляться по ночам. Правду говорят. Ой, пло-о-хо-о…
Так! Следовало срочно проснуться и избавиться от нелепого наваждения. Однако, сил заставить стащить себя с кровати и взбодриться не отыскалось. Вместо того я придумала другой способ исправить ситуацию – перебить этот плохой сон другим.
Обессиленно упала на плоскую твердокаменную подушку и тут же отключилась.
В этот раз спала долго, ответственно. Всякий раз, когда сквозь пелену забытья до меня доносились приглушённые тихие голоса, я «включала» нос, слышала запах овчины, заставляла себя отвлечься от посторонних звуков и снова спать. К слову, особого труда и прилагать не приходилось. Слабость буквально размазывала по кровати, притупляя все ощущения неудобства моего странного ложа.
И всё же я не какая там спящая красавица, способная проваляться в анабиозе в ожидании принца целую вечность. Наступил момент, когда пришло осознание, что всё, выспалась. Вот прям как будто за всю жизнь и ещё на пяток лет вперёд.
Да и другие физиологические потребности настойчиво требовали бодрствующего состояния. Жуть, как захотелось пить, есть и прочее остальное. Самым ужасным во всей ситуации оказалось то, что реальность сновидения так и не отпустила.
Я по-прежнему лежала под колючим одеялом на жёсткой постели в абсолютно непонятном месте. Головная боль немного утихла, распирание и бульканье в груди сменилось продуктивным (как выражаются медики) кашлем. Тело ощущалось каким-то дубовым, онемевшим. А из внешних декораций поменялось только время суток.
Судя по робким лучам солнца, пробивавшимся сквозь давно не мытое окно с одинокой обвислой шторкой невнятного цвета… Да, похоже, что наступило раннее утро.
Как ни смешно, за время, проведённое в сонно-обморочном состоянии, я даже успела как-то немного обвыкнуться с обстановкой нереальности. Всё ж, таки, несколько раз в неё возвращалась. Не то, чтобы приняла, однако, отшвыривать допотопное «ароматное» одеяло и визжать от ужаса желания пока не возникало.
Тщательно, сколь позволяли возможности, протёрла глаза. Резкость в них возвращалась очень медленно. Сквозь вязкую слёзную пелену попробовала осмотреть помещение. Комнатка оказалась настолько крохотной, что взгляду даже развернуться было негде. А содержимое её было таким… как бы это деликатно… небогатым… В общем, беда.
В одном углу старенький комод дремучего образца. В другом – низкая, топором рубленая кровать, на которой я продолжала сидеть. Посередине - невысокий стол о четырёх ножках без признаков эстетических излишеств. На нём кувшин, наверняка не пустой, и чашка.
Рот тут же едва ли не судорогой свело, так жестоко захотелось пить. Всё остальное на время буквально перестало существовать.
- Бред, сон, что бы это ни было, а если сейчас же не доберусь до воды, то помру окончательно и бесповоротно. – стаскивая себя с кровати, я нетвёрдой походкой отправилась к желанной цели.
В кувшине, на счастье, действительно оказалась вода, и её было много. Пила долго.
Поначалу жадно, торопливо, потом с наслаждением растягивая каждый глоток. Даже, кажется, в голове немного прояснилось.
Взгляд более уверенно снова пошёл по комнате, отмечая новые детали: незажжённая масляная лампа, старенькие потёртые обои, деревянный пол… метёный, к слову… И в целом, помещение было бедным, неуютным, однако же кто-то за ним следил в плане относительного порядка. Даже шторка на окне, хоть и жалкая, но цвет свой первоначальный утратила скорее от воздействия солнца и стирок.
Единственное, что выглядело откровенно неряшливым – окно. Вот к нему я и направилась.
До стола-то с кувшином и не заметила, как домчалась. Откуда только резвость такая взялась. Теперь же поясница снова привычно скрипнула… хотя, нет. Как-то не совсем обычно.
Не радикулитно, а… да я как будто просто все кости свои отлежала.
А ещё… Возникло странное ощущение, словно на предметы я смотрела с детской табуретки. Ну то есть с моих ста пятидесяти четырёх сантиметров родного роста всё обычно казалось как-то повыше. А тут… чёрте что происходит!
Обнаружив за стеклом вместо осени расцветающую весну, уже совершенно не удивилась.
Даже непроизвольно как-то удовлетворённо крякнула. Мол, ну вот, я же говорила, что маразм полный. Как будто этот факт мог хоть сколько-нибудь изменить ситуацию развернувшегося вокруг меня бреда.
В этот момент дверь, негромко скрипнув, отворилась, и уединение моего персонального помешательства нарушило появление нового лица. Да ещё какого!
- Мадам Корин, хвала всевышнему, очнулись! – экспрессивно всплеснув руками с зажатой в них мокрой тряпкой, воскликнула незнакомая женщина лет сорока с добродушным миловидным лицом.
Вот уж точно, хвала всевышнему! Живая душа! Хоть кто-то расскажет, что за бесовщина здесь творится.
Наряд барышни живо напоминал часть музейной композиции а-ля «жизнь и быт служанки махровой эпохи». Мышино-серое платье в пол, белый передник и такой же накрахмаленный чепчик, из которого выглядывали тёплые коричневые бусины глаз и слегка выпирали пухлые розовые щёчки.
И так она, главное, ловко и уверенно несла на себе это платье, направляясь ко мне, что и не подумаешь, что бутафорское.
- Ладно, потом повосхищаюсь мастерством её костюмера. – подумала я, а вслух сказала:
- Доброе утро, милая, вы что-то хотели? (Всё-таки, я - старушка воспитанная.) И вообще, вы не могли бы объяснить мне…
