— Дени, я не слишком похожа на твоего отца, — деликатно заметила она. — Возможно, твоему учителю лучше дождаться, когда он вернется из рейда, и созвониться.
Дени помялся.
— Ничего хорошего из их разговоров не выйдет, госпожа Ильтен. Либо папа стукнет кулаком по столу и пошлет господина Эвиста в дальнее путешествие, а потом будет моральную компенсацию выплачивать, либо придет домой и стукнет кулаком уже там, а то и выдерет меня ремнем. Лучше уж вы.
Она вздохнула.
— Вера, Тюль — качайте коляску и не оставляйте Аннет. Дени, веди.
Господин Эвист принял Терезу в своем классе: отдельного кабинета рядовому учителю не полагалось, он же не директор. Стулья и одноместные парты в ряд, интерактивная доска на стене, в углу — человеческий скелет на проволочном каркасе, на учительском столе — глобус Т5. Тереза повертела в руках шар с рельефными очертаниями гор и впадинами водоемов, нашла Ноккэм, Синиэл и Сарагетскую долину. Господин Эвист тем временем справился с растерянностью.
— Э… вы, должно быть, мать мальчика?
Тереза зажмурилась. Ну, как ему объяснить? Назвать себя опекуном она не имеет права, официально статус опекуна у Ильтена, несмотря на то что у Хэнка не было иллюзий, кто из них будет заботиться о его детях в его отсутствие, и обращался он с просьбой к ней, а не к Ильтену.
— Типа да, — пробормотала она, не глядя учителю в глаза.
— Госпожа Хэнк, мне все-таки хотелось пообщаться с вашим мужем, — неловко проговорил господин Эвист. — Понимаете, вопрос весьма серьезный…
«Госпожа Хэнк»! Этого еще не хватало. И не возразишь: назвался груздем — лезь в кузов.
— Мой муж, — Тереза мысленно поморщилась, — на службе. Он, коли вы помните, военный. В настоящий момент он в длительном рейде, вернется через две с половиной декады… если все будет штатно. Раз вопрос настолько серьезен, как вы говорите, лучше бы вам изложить его, не медля.
Учитель поколебался.
— Понимаете, ваш мальчик…
— Юный мужчина. — Она не удержалась.
— М-м… — Он слегка порозовел. — Да, разумеется. Юный господин Хэнк хочет стать солдатом.
Тереза подождала: может, учитель закончит мысль. Но, кажется, он полагал, что уже обозначил проблему.
— И что в этом странного?
Мальчики часто хотят стать солдатами. Особенно при отцах-офицерах. Это, кстати, неплохое подспорье для реального превращения мальчика в мужчину.
— Понимаете, госпожа Хэнк… У вашего сына хорошие математические способности. Даже, не побоюсь этого слова, отличные. Он мог бы продолжить образование в области прикладной математики. Экономика, финансы, программирование — он добился бы в этом больших успехов. Занял бы в конце концов хорошую должность, получил бы достойный заработок. А он хочет угробить себя на войне!
Тереза покивала.
— А вы с ним это обсуждали? Вероятно, ему не нравится математика, а убивать врагов — нравится?
Учитель всплеснул руками.
— Что вы такое говорите, госпожа Хэнк? Нормальному человеку не может нравиться убивать!
Тереза оскалилась:
— То есть, по-вашему, быть военным — ненормально? И я, в смысле мой муж, — поспешно поправилась она, — ненормальный?
— Что вы! — переполошился господин Эвист. — Я вовсе не хотел задеть ваши чувства или оскорбить вашего мужа. Нет! Но быть военным — это призвание. Это не для всех, понимаете? Тем более не для тех, у кого виден столь яркий талант в иной сфере. Пожалуйста, прислушайтесь ко мне! Подумайте о будущем своего сына. Неужели вам, как матери, не будет больно оттого, что на службе он постоянно в опасности? Убедите его передумать!
Тереза грустно улыбнулась. Когда она уходила на войну, родители говорили очень похоже. Что им будет больно от угрожающей ей опасности, что она могла бы реализовать свои способности в мирной жизни. Однако добавляли: знай об этом, но делай свой выбор. Не пытались помешать.
— Господин Эвист, ваши эмоции — не по адресу. Я жена военного. — Не соврала, успокоила она себя: Анджей ведь был лейтенантом. — Я и сама была военной до того, как приехала сюда. — Учитель ахнул. — Младшим командиром, если перевести на ваши звания. Мой первый муж погиб на войне. Предполагаемыми опасностями профессии солдата вы меня не удивите.
Господин Эвист сник.
— Но, чтобы вы не считали нашу беседу напрасной и ваш долг преподавателя невыполненным, я обещаю поговорить с Дени. Выяснить, насколько серьезно и обосновано его намерение и насколько разумно его корректировать. Больше ничего, господин Эвист. — Она жестом руки остановила воспрявшего учителя. — Если его решение твердо, переубеждать его я не собираюсь. Он получит мою поддержку, что бы ни выбрал.
— Что он вам сказал? — спросил Дени по дороге домой, отмахиваясь от приставшего Тюля.
— Разное, — туманно ответила Тереза. — В частности, что тебе необходимо задуматься над своим будущим.
И свернула разговор. Не время. Пускай действительно подумает, осень еще не завтра.
Хэнк приехал, когда обе семьи уже отдыхали на даче. Аккурат к запеченной рыбе. Тогда Тереза и проинформировала его о выборе, который надлежит совершить Дени. Будь парень ее сыном, она отца и не спросила бы, а сама сделала бы, как надо. Но, слава богу, она не госпожа Хэнк, отвечает за Дени отец, и он должен быть в курсе намерений сына. Тереза была удивлена, когда Хэнк поинтересовался:
— А вы-то что об этом думаете?
— Неважно, что я думаю. — Она попыталась отмежеваться. — Важно, чего вы хотите для ребенка.
— Я, госпожа Ильтен, хочу его ремнем отходить, — честно признался Хэнк, ополовинив тушку рыбы. — Вот только не знаю, за что — за драную математику или за военную лямку. По-любому пацан идиот!
— Он по-любому что-то потеряет, — поправила Тереза. — Решит учиться — не пройдет школу мужества, не испытает адреналиновых бурь, не сможет пойти путем отца. Выберет армию — лишится мирной жизни, возможности развить мозги, интеллектуальной работы. Но это не значит, что он идиот. Выбор — это всегда потеря альтернативы. И про ремень забудьте: Дени не мальчик уже, а юный мужчина. — Словечко ей понравилось. — Мужчин не лупят ремнями; если дойдет до конфликта, то — в морду.
— Значит, в морду, — пробурчал Хэнк. — Документы пойдет подавать с фингалом. Лучше вы ему скажите все, что нужно. Этак мягко… Я вот про идиотизм ляпнул, а вы на потери съехали, это ж ему не так обидно будет.
Торопиться Тереза не стала. Выждала, пока Дени не спросит сам. Вначале он обратился к отцу. Туманным и прохладным утром, после охоты, скидывая с Верой на волокушу тушки райсов — лупоглазых ночных хищников, в этом году сильно расплодившихся и не дававшим жизни озерным птичкам, — он сказал:
— Пиратов убивать слаще, чем райсов — да, пап?
Хэнк хмыкнул. В целом согласно, но не преминул заметить:
— Зато райсы не стреляют в ответ.
— А зохены?
— А зохены тебя сожрать пытаются в промежутках между твоими выстрелами. Что, Дени? На войну с зохенами собрался?
— Почему бы и нет? — Парень бросил тушку — Вера едва успела подхватить — и повел плечом. — Я хочу стать военным. Ты напишешь мне рекомендацию в учебку?
— А почему в школе тебе не дали рекомендацию?
Резонный вопрос. Обычно выпускники обращаются за направлением в школу.
Дени насупился.
— Господин Эвист против! Но ты же не будешь возражать?
— А если господин Эвист прав? — аккуратно вклинилась Тереза. — Если ты можешь добиться большего, чем стать пищей для зохена?
Дени раздраженно обернулся:
— Да что вы паникуете? Прямо как мама! Никто меня не съест.
Старший Хэнк посмурнел. Вспомнил Лику, наверное.
— Это ты зохена убеждай, когда его встретишь, — отрезала Тереза. — И я тебе не мама. Она залила бы тебя слезами и соплями и, может, уговорила бы, а я уговаривать не буду. Я тебе просто скажу, как есть. Ты не видел войны, Дени, а я видела. Быть солдатом — не значит убивать врагов пачками в свое удовольствие. Это значит — выполнять приказы командиров. В любую погоду, днем и ночью, при любом настроении, голоден ты или сыт… стреляют в тебя или нет. И половина из этих приказов просто скучные, еще четверть — неприятные, а остальные — дико страшные.
