в свой адрес настолько срослась, что уже и не замечала. Почти.
Я наполнила для смелости свежим воздухом лёгкие, улыбнулась пошире и как на духу выложила:
— Представляешь, три дня назад красный монстр появился из большущего кристалла-призрака, прямо над моей кроватью! Распахнул пять зубастых ртов, противно завизжал, а потом, потом… — рвано дышала, не решаясь продолжить.
Голова кружилась от волнения, да и увиденное непросто переварить. В сердце вспыхнула искорка надежды, будто стану хоть немного любимой, если поделюсь. Мама когда-то учила быть честной, утверждала, якобы это самый правильный путь к счастью и обретению друзей.
Но с Жанеттой Лукрецией ни в чём нельзя быть уверенной.
— Что потом?! — прошипела она, подгоняя, имитируя крайнюю заинтересованность.
— Потом… Потом пролетел сквозь стену моей комнаты на дымящихся костяных крыльях. Прямо… к Лите.
Что-то лопнуло…
Беззвучно, но осязаемо.
Кажется, мир застыл, предвещая…
— Мерза-а-авка-а-а! — ядовитый взрыв.
Оглушающий поток словесных помоев активирован.
Вот оно — заветное ожидаемое. Дочь для тётушки неприкосновенна.
Требовался повод, способный подарить оправдание поступку, явно спланированному заранее.
И простодушная я не подвела.
— Сил больше нет! — грубым тараном столкнула меня с края декоративного фонтана обезумевшая женщина, прямо в холодную воду. — Как же ты достала! Ещё будешь мою безупречную принцессу приплетать!
— А-а-ай! — взвыла от обиды, разочарования и внезапного унизительного купания. Чудом не ударилась затылком, чудом не захлебнулась. Рот наводнил привкус тины.
Нетленное произведение Оскара Уайльда кинематографично взмыло ввысь по дуге, играя страницами в воздушных потоках, и плюхнулось точно в уголок, где сбилась стайка перепуганных огненных карпов кои.
— Не могу уже слушать этот бред! — пухлая рука хищно вцепилась в моё мокрое запястье, а бордовые ногти — больно оцарапали.
Рывок, ещё один…
— А-а-а-а-а!
— Охра-а-ана-а-а! — завизжала Бестия, получив в искажённое по-жабьи лицо приличную порцию влаги. — Немедленно вытащите эту мелкую дрянь!
Я истошно кричала, брызгалась, неуклюже бултыхалась, ревела от боли и обиды, упиралась, как могла, но… безрезультатно. Стероидные качки не оставили ни единого шанса на сопротивление.
Вытащили.
А после — вручили Госпоже, как морской трофей.
Тётя никогда не была понимающей, мягкой, и уж тем более вежливой с теми, кто не мог ей возразить. Напротив, наслаждалась любым превосходством, даже мнимым.
— Тринадцать лет, а мозгов, как у пятилетки! Спустись уже на землю, инопланетянка! — скрипела она зубами, неустанно сотрясая мою руку, и тащила по светлой каменной дорожке меж каскадных декоративных кустарников. — Ты испортила мне наряд, макияж, репутацию и настроение! А значит — ответишь за всё, мутантка! — остервенело дёрнула белую прядь слипшихся волос.
— А-а-ай! — едва не упала я. Затылок словно окатили кипятком.
— Никто не смеет перечить Жанетте! — новый рывок. — Лукреции! — ещё один. — Голдсвамп! — ещё. Сильнее. — Вдолби это в свою пустую голову раз и навсегда!
— М-м-м…
Пункт назначения — чёрный тонированный минивэн — нарочно припарковали за аккуратно выстриженной листвой, дабы журналисты случайно не пронюхали происходящее.
Проныры нередко бродили вокруг богатых домов в надежде раздобыть острую сенсацию, а после — выторговать вкусное вознаграждение за её нераспространение.
Мегера всегда невероятным образом зависела от общественного мнения. Отчаяннее всего она боялась опозориться перед двоедушной элитой Пасифик-Хайтс. Потому способна была на самые отвратительные вещи, только бы не допустить его — позора.
Вот и сейчас соблюдалась крайняя конспирация. До абсурда. Будто я какой-то опасный преступник.
От рыдания и фонтанной воды всё плыло перед глазами, мокрые длинные волосы облепили лицо, жуткая обида разрывала грудную клетку, а рука — и вовсе потеряла чувствительность под «заботливым» напором «любимой» тётушки.
— Да отпусти-и-и! Куда?! Куда меня повезут? — кричала я, захлёбываясь слезами. В сандалиях неприятно хлюпала мутная жижа, а в душе закипало горькое отчаяние.
Попытки высвободиться были тщетны, да и защиты ждать неоткуда. Отца никогда не знала, а восемь лет назад исчезла и мама. Внезапно. Бесследно.
В тот ужасающий день я попала в скользкий ледяной лабиринт тщеславия, пафосно величаемый Голдсвамп-мэнором.
— Бо-о-ольно! — дёргалась, упиралась, стремясь сесть на витую тропинку.
Снова и снова…
Безуспешно.
Неподвижные перекачанные охранники возвышались по всему периметру владений не менее холодными монолитами. Казалось, они лишены слуха и чувств. И единственное, для чего появились на свет, — устранять папарацци, жаждущих заснять грязные делишки Жанетты Лукреции.
Возможно, ещё для ношения гарнитур с проводками-пружинками, чёрных очков и бордовых классических пиджаков, трещащих по швам на бицепсах.
Никогда ранее не видела этих амбалов среди персонала.
«Странно…»
* * *
Это теперь я понимаю, в чём порочная соль происходящего, но тогда…
— Мелкая дрянь! Неблагодарная! Вечно портишь мне все планы и тратишь моё бесценное время! — неудержимо распалялась Мегера, размахивая короткими влажными кудряшками. — Если бы не я, ты валялась бы сейчас на ржавой скрипучей койке в приюте! Но не-е-ет… Вместо этого живёшь в роскошном особняке и ешь свежайшие деликатесы! Которых абсолютно не достойна! — мощный рывок, словно я коврик, который желают вытряхнуть.
— А-а-ай! — на нежной коже расцвело новое багряное пятно. Галлюцинаций стало ещё больше, каких-то полупрозрачных линий, вспышек… — Я много раз благодари-и-ила! — искала справедливости, но унять ураган «Жанетта» казалось уже невозможным.
Монструозной грубостью и бесконечной речевой грязью тётя запятнала моё детское сознание, и без того истерзанное ирреальными монстрами… Внедрила в него множество некрасивых слов.
И постепенно, немым бумерангом, они возвращались к токсичному источнику в виде кавалькады пренебрежительных прозвищ.
По началу тайно, потом — не очень.
— Скажи спасибо, что я любила сестру! Только поэтому забрала тебя в свой особняк после её исчезновения! — продолжала шипеть Мымра, устрашающе нависая сверху рыхлой горой, готовой вот-вот обрушиться. — Только поэтому сейчас с тобой вожусь! Постоянно всякую чушь несёшь! Мне уже стыдно перед высшим обществом! Ты — позор на мою голову!
С каждой ядовитой фразой фальцетный крик становился громче, пронзительнее… А выпуклые лягушачьи глаза, ярко обведённые чёрными оплывшими тенями, — всё сильнее наливались кровью.
Хотелось просто исчезнуть, просто раствориться.
— Что ни день, то новая история о чудище! Хватит! Достала, сумасшедшая! Твоё место в психушке! Там тебя ждёт много тупых собеседников! Им будешь рассказывать и про гнома в углу, и про привидение с горящими глазами, и про пять ртов! — резко толкнула меня Жаба в проём двери минивэна. — Шевелись, неряха!
— А-ай… — тут же неуклюже плюхнулась на кожаное бежевое сидение-диван. Стерва вальяжно зашла следом, продолжая плеваться проклятиями.
Некогда красивое платье облепило хрупкое тело мокрой бирюзовой оболочкой, уши закладывало от обидного скрипучего вопля, а предательские галлюцинации — так и не покидали поле зрения. Даже в машине.
Морозное дуновение сковывало. Кондиционер будто специально настроили на меня, чтобы покрылась коркой льда, а в идеале —
