страна не подходит для женщины, разгуливающей одной. На твоем месте я бы остался здесь, в безопасности.
— В безопасности? — то, как она произнесла это слово, прозвучало скорее, как обвинение. — Думаешь, я не слышала о вас, мужчинах Севера, и о том, что вы делаете с женщинами? Вы жестокие дикари.
— Да, это правда, но в основном по вторникам, а так как уже за полночь, технически сейчас среда.
Ее зеленые глаза сузились до щелочек.
— Ты считаешь себя забавным, так?
— Забавным? — Я пожал плечами. — Вообще-то, я просто устал; уже довольно поздно, а я спал, когда ты прибыла. — Убедившись, что дверь надежно заперта, я вернулся к кровати и снял штаны. — Ты не хочешь рассказать мне, что с тобой случилось? — спросил я, оставшись в трусах и футболке, чтоб не напугать ее.
— Нет, и я отказываюсь оставаться с тобой наедине в этой комнате.
— Слушай, ты можешь отказываться сколько душе угодно, но моя задача — обеспечить твою безопасность, и сейчас самая большая опасность для тебя — это то, что завтра я проснусь более раздраженным, чем когда-либо, потому что не высплюсь. Если ты не хочешь говорить о том, что с тобой случилось, тогда я предлагаю ложиться спать. — Я уже устраивался на своих мягких простынях.
Ее глаза округлились, и она отступила назад.
— Я не буду с тобой спать.
— Конечно, будешь, я твой защитник, к тому же кровать довольно вместительная для нас двоих.
По тому, как ее глаза метались по комнате от окон к дверям, было нетрудно догадаться, что она пыталась найти способ сбежать.
— Ана, — произнес я своим самым елейным голосом. — Успокойся.
— Афина, — рассеянно поправила она меня, подойдя к окну и став ощупывать его, чтобы открыть.
— Мы на третьем этаже, так что, если у тебя нет крыльев под одеждой, я бы не рекомендовал выбираться этим путем, — спокойно заметил я.
Она вернулась к двери, ища способ отпереть ее. Когда у нее ничего не получилось, она начала колотить по ней и звать на помощь.
— Теперь ты ведешь себя грубо, — проворчал я. — Здесь люди, между прочим, пытаются заснуть. Только не говори, что мне придется заткнуть тебе рот кляпом, чтобы ты замолчала.
Злобный взгляд, брошенный Афиной поверх плеча, обвинил меня в том, что я примитивное животное.
У меня глазной нерв дернулся от раздражения. Эта женщина была, возможно, самой красивой из всех, кого я когда-либо видел. Она походила на королеву эльфов из фантастической книги со своими длинными каштаново-рыжими волосами и зелеными глазами. Но она была чертовски высокомерна и явно считала себя намного лучше меня и моего народа.
— Я бы не сказал, что все мы примитивные звери. Каннибализм был запрещен более ста лет назад; а некоторые из нас даже научились пользоваться вилками и ножами, — пошутил я в последней попытке ее успокоить.
— Оставь меня в покое, — потребовала она и обхватила себя руками. — Я знаю, что у вас на тарелках. Вы — хищники, убивающие невинных животных. Это отвратительно!
Мое терпение иссякло.
— Скажи, ты ведешь себя несносно, потому что боишься, или ты всегда такая?
Она проигнорировала меня.
— Я задал тебе чертов вопрос, — мой тон прозвучал немного резче, чем я планировал.
— Если хочешь знать, я уравновешенный и добрый человек, но сомневаюсь, что у кого-то вроде тебя хватит эмоционального диапазона, чтобы понять, через что я сейчас прохожу.
— Кого-то вроде меня? — Нервный тик моего глаза усилился, когда я взял стакан воды со своего прикроватного столика.
Взгляд Афины упал на воду, и моим первым порывом было спросить, не хочет ли она пить, но примитивный дикарь, которым она меня считала, не сделал бы этого, поэтому я не стал ей ничего предлагать.
— Честно говоря, мне плевать, где ты будешь спать, пока ты не мешаешь мне и остальным в доме. — Взбив подушки и устроившись поудобнее на кровати, я добавил: — Ты можешь взять одну из моих футболок в шкафу для сна.
Ее ответ последовал незамедлительно:
— Нет, спасибо.
Взъерепенившись, я глянул на Афину, которая стояла посреди комнаты, словно боялась прикоснуться к чему-либо, на чем могли оказаться бактерии северян.
— О, так ты слишком хороша, чтобы надеть одну из моих футболок?
Не сводя глаз с изголовья моей кровати, она тихо пробормотала:
— Я бы предпочла спать голой, чем в твоей одежде.
На ум пришло около тысячи ответов, но я был не в настроении шутить.
Пять долгих минут я ждал с закрытыми глазами. Мое дыхание пришло в норму, а в комнате была практически темень — и все же я не мог заснуть. Дело не в том, что я боялся, что Афина сможет выбраться из комнаты, поскольку механизм блокировки требовал кода. Меня будоражила мысль о том, чтобы я делал, окажись в ее ситуации. Я уже пересчитал все тяжелые предметы в комнате, которыми она могла ударить меня по голове, пока я пытался заснуть. Я также помнил о веревке в моей сумке, которую использовал для скалолазания. Что, если она найдет ее и свяжет меня или, что еще хуже, задушит?
Насколько я знал, Мамаши были тихими и миролюбивыми, но разве оказавшись в заложниках большинство людей не стало бы бороться за выживание? Что, если Афина действительно поверила в то, что я первобытный дикарь?
Может мне следовало сказать ей, что я врач и что моя жизнь вращается вокруг того, чтобы облегчить страдания людей. Почему я не признался ей?
Обдумав это, я пришел к выводу, что именно ее раздражение и пренебрежение ко мне спровоцировали меня на такое грубое поведение.
— Ты можешь наконец найти место для сна? — огрызнулся я, и звук ее шагов стих.
Пока не послышался вновь.
— Слушай, я не знаю, какого хрена у тебя на уме, но ты побывала в каждом уголке этой комнаты, а в темноте мало что можно разглядеть, — рявкнул я на нее. — Либо ты найдешь место для сна, либо серьезно, я свяжу тебя и заткну тебе рот кляпом.
Афина издала недовольный звук, щелкнув языком по нёбу, но это не помешало ей снова подойти к окну.
— Ладно, леди, хватит. Я тебя предупреждал! — Включив свет, я вскочил с кровати и направился к своей спортивной сумке, затем вытащил веревки.
— Что ты делаешь? — пронзительно вскрикнула она и попятилась, ее глаза были широко раскрытыми и испуганными.
— Ложись на кровать, — приказал я.
— Нет! — закричала она, и когда я загнал ее в угол, она попыталась меня обойти. Можно подумать у нее бы это получилось.
Пока Афина извивалась в моих объятиях, я прошипел ей
