Маар с ассáру на руках перешагнул порог конуры отшельницы, пропитанной запахом трав, низко пригибаясь под притолокой. Ведьма посторонилась, давая дорогу, смерив нежданного гостя мрачным взглядом. Страж чувствовал ее недовольство, продирающее позвоночник.
Ему не пришлось ничего объяснять ей, старуха молча указала, куда положить девушку, зажгла еще одну лампу, поднесла к недвижимой Истане. Оглядев ее всю, тронув лоб, расстегнув петли одежды, обвела пальцами синяки и ссадины на груди, опустила руку между бедер девушки. Отняв руку, полоснула мужчину осуждающим взглядом.
— Это ты ее так повредил?
— Завтра она должна сесть в седло.
— Ты просишь невозможного.
— Не болтай и займись ей.
— Я не всесильна, есть вещи, которые мне неподвластны.
— А если я подожгу твою хижину, отрежу тебе язык и отдам псам?
— Ты в праве делать это со старухой, но можешь просто оставить ее здесь, и я постараюсь исцелить ее.
Маар усмехнулся.
— Нет, Тхара, она поедет со мной.
— Хочешь, чтобы я восстановила ее, чтобы ты вновь ее разорвал? Ты потеряешь рассудок с ней.
— Это не твое дело.
— Не мое, но ты знаешь, чем это все может кончиться. Исгáр, потерявший человечность, будет приговорен к смертной казни.
— Плевать.
Тхара горько поджала синеватые от старости губы, и черные глаза налились недовольством — попытки вразумить посыпались пеплом. Старая ведьма насколько древняя, настолько и упрямая, она всегда была чем-то недовольна. Сколько Маар ее помнил, любила излишне поворчать, хотя сейчас повода для этого было более чем достаточно.
Она поставила лампу, сняла с плеч шерстяной платок, принялась раздевать девушку.
— Она сильная, она может отнять у тебя душу, — не унималась ведьма, будто это еще могло что-то изменить.
— Замолчи, Тхара, просто поставь ее на ноги — это все, что от тебя требуется.
2_9 Maap
Зачем ведьма его дразнит, он и так на грани.
— Это ни к чему хорошему не приведет. Тебе лучше ее убить, ты причиняешь ей страдания. Если ты оставишь ее в живых, она найдет способ тебе отомстить за все, что ты делаешь с ней.
Маар сузил глаза, ему не было понятно, к чему клонит ведьма, хочет она спасти или, напротив, погубить ассáру? Истана заворочалась, лицо ее исказила боль, и она застонала.
— Как ты ее нашел, в округе не было ни одной дочери Ильнар?
Избавив Истану от панциря верхней одежды, ведьма шаркающим шагом прошла к очагу, поставила на огонь железную чашу, налила туда воды. Вырвала из пучков трав, подвешенных на веревке, нужные стебли и бросила в закипающую воду.
— В скалах. Ее терзали порождения. Я бы тоже хотел знать, как ей удалось спрятаться, — ответил Маар, отрывая от девушки взгляд.
Даже сейчас она была красива, на нее хотелось смотреть и смотреть, в груди что-то тупо ткнулось.
— Она твой яд, исгар не должен приближаться к дочери Ильнар. Теперь ты боишься ее потерять.
— Я ничего не боюсь, Тхара.
Ведьма помешала деревянной ложкой отвар, недоверчиво посмотрела на Маара.
— Когда-то маленький Маар испытал боль, увидев казнь своей матери. Боль породила одиночество, одиночество — страх. А страх всегда порождает жестокость. Насилием ты добьешься только ее ненависти и еще больше боли и одиночества для себя. А затем придет страх, который вновь будет толкать тебя на жестокость. Это замкнутый круг, и из него нет выхода. Все может только усугубиться.
— Она неуправляема…
— Поэтому ты ее сломил? — обратила на него старуха гневный взгляд. — Ты обманываешь меня и себя, Маар. Ты хочешь присвоить ее себе, подчинить не для того, чтобы она стала послушной, ты хочешь, чтобы она на тебя смотрела по- иному…
— И как же?
— С желанием. Маар жаждет любви от этой ассáру. Но боль, которую ты ей причинил, только парализует и отравляет душу. Принуждением ты ничего не добьешься.
Маар хотел рассмеяться ведьме в лицо.
— Ты ошибаешься. Я хочу ее иметь и потому буду продолжать принуждать. Принуждение заставит ее не быть такой глупой. И у нее нет души.
— Ты очень одинок, — сдалась ведьма, сделав вывод, покачав головой.
— Нет, я просто очень голодный.
— Испробовав ее раз, ты навсегда останешься таким. Ни одна умелая любовница теперь не сможет утолить твоего голода. Тебе не стоило ее трогать. У тебя есть еще выбор, но совсем скоро его уже не станет. Просто отпусти ее.
— За кого ты меня принимаешь, Тхара? Я сверну ей шею, когда она мне надоест.
Ведьма не стала спорить, добавила в кипящую воду какого-то порошка, вновь помешала.
— Разрывов у нее нет. У нее достаточно созревшее тело, чтобы принять мужчину. Первый раз всегда болезненный, ко всему ты не сильно позаботился о ней, проникнув на сухую. Но есть жар и хрип в груди, если получится за ночь его остудить, завтра она встанет на ноги, — сказала Тхара и поднялась, подхватывая полотенцем чашу, перелила отвар в деревянную плошку.
— Завтра она должна встать. Мне необходимо нагнать свой отряд.
Ведьма сокрушенно покачала головой, больше не сказав ни слова, вернулась к Истане.
Маар посмотрел на огонь, колышущийся в каменной печи, развернулся и вышел на улицу, возвращаясь к лошадям, которых он оставил на морозе под открытым небом. Застряв в этой лесной глуши, так или иначе он вынужден ждать, хоть это его страшно злило. Следующее селение было недалеко. Маар, подумав немного, прыгнул на коня и помчался в сторону опускающегося к горизонту огненного ока. Старая Тхара права, она вновь распорола затянувшиеся было раны. Когда-то он испытал боль, которая что-то изменила в нем, и наставнику пришлось отдать его в храм, в место, где каждый подкидыш лишается сердца, глохнет к боли и состраданию. Зверское отношение заставило исгара окончательно пробудиться внутри Маара. Заставило обороняться, чтобы выжить, стать сильнейшим. Стать убийцей. Маленький Маар когда-то мечтал обрести в своих руках бледное золото, которое сияло от него бесконечно далеко в облаках, грея безнадежно мало. Он хотел иметь свое личное солнце, но каждый раз в его руках оказывалась скользкая холодная гадюка, которая желала ужалить его как можно больнее. Он выработал противоядие, его не брал их яд, он трахал, а потом душил этих змей голыми руками и выбрасывал прочь, как использованную, ставшую ненужной вещь.
Страж уже в сумерках добрался до селения, раскинувшегося на покатом берегу замерзшей реки. Он зашел в одну из лавок, заканчивавших работу, но молодая девушка помедлила, увидев уважаемого мениэра, приторно липко улыбнулась желанному гостю. Маару нужна была только одна вещь — зеркало, в которое могла бы смотреться ассáру. Благо в таком захолустье было полно всякого дешевого барахла, и вместо настоящего зеркало здесь продавали металлические диски в достаточно красивой оправе — то, что нужно. Продавщица услужливо завернула товар, нарочито медленно посчитала монеты, которые отсыпал ей Страж.
— Здесь больше, — хлопнула она рыжеватыми ресницами, и зелень в глазах торговки загустилась.
Маар рванул ее на себя, и девушка, рассыпав монеты, охнула, вжалась в его тело плотнее. Он подхватил ее за округлые ягодицы и опрокинул на прилавок, распял, раздвинув колени, придавливая своим телом, задирая подол платья.
— Сюда могут войти, мениэр, — возмутилась она, строя из себя приличную особу, будто ее никто тут не трахал раньше.
Маар не дал ей говорить, высвободив возбужденный член, рванулся внутрь, смяв ягодицы, насаживая на себя. Девушка, открыв рот, беззвучно вскрикнула, задохнулась. Маар задвигался резко, порывисто и размашисто, скользя яростно в ее лоне во всю длину, ударяясь о ее бедра.
Тхара говорила, что ни одна не сможет заменить ему ассáру?
Маар жестко врывался, заполняя девушку, не выпуская из захвата, он двигался беспрерывно, долго, терзая и порабощая ее тело, вынуждая двигаться с ним в такт. Он чувствовал сухость и саднящую боль, но все еще никак не мог достичь желанного пика. Стоило горячей волне ударить испод низу, как она тут же отступала, бросая его в ярость и жар. А когда эта потаскуха осмелилась пялиться на него, его накрыла пелена, а в голове зашумело. Он накрыл ее лицо ладонью, вдавливая пальцы, закрыл глаза сам, продолжая безудержно долбиться в нее, разрывая изнутри.
