Не успел он договорить, как Анхель схватился за его щиколотку и, крепко сжав ремень, продетый сквозь поручень выпрыгнул из вагона, протащив злодея за собой в открытую дверь. Повиснув на ремне и царапая ногами гравий на отсыпях, он разорвал кроссовки, в кровь содрал ступни и поломал пальцы на ногах. Мысли путались от свиста воздуха и бьющего по ушам стука металлических колес о рельсы. Зато противник, барахтающийся, удерживаясь за Анхеля, несколько раз приложился коленом к подвижной части состава и, в конце концов, отцепился. Гавнюк предпочел многочисленные переломы от падения, а не быть намотанным на колесо.
Анхель, кряхтя, втянул себя в вагон и осмотрел свои ноги. Запястье было сломано, но оно спасло ему жизнь. Кроссовки полетели в дверной проем, и следом полетела раскрытая сумка с фотками, молотком и щипцами, от которых Анхеля передернуло, как от удара током. Избавившись от вещей вампира, парень, хромая босиком и оставляя позади себя кровавый след, направился в купе.
Врать не пришлось. Он рассказал товарищам все, как было на самом деле. Настроение поменялось, и допив остатки крови для восстановления, Анхель завалился на койку. Слова убийцы о том, что кто-то из новых друзей предал его, больно жгли изнутри. Он не упомянул об этом, но твердо решил, покинуть попутчиков после встречи с Кардиналом, которая должна была состояться уже через несколько часов.
Глава 9. Светлячок в каменной шахте
Проснулась она от голода в темноте. В желудке нестерпимо резали Сашу изнутри желудочный сок и перезрелый помидор, съеденный накануне вечером. Шея под волосами была мокрой от пота, зато спать было тепло и немного душно. Прислушавшись, она не уловила отголосков дыхания рядом, и на ощупь, по стеночке добравшись до соседнего тюфяка, поняла, что он пуст. Поверх соломы лежала только какая-то тряпочка.
Повязав холщовый мешок на поясе, Александра выудила из него последнее яблоко и с сожалением съела. Выбравшись по памяти из спального угла, она поторопилась найти освещенный коридор и пошла по звуку.
Люди стояли в очереди в туалет, шаркая ногами в ботинках на босу ногу или почесывая помятые лица. Пристроившись в хвост очереди за двумя шептавшимися женщинами, Саша постаралась не подслушивать, хотя те лишь обсуждали свои болячки и делились страхами.
Нужду здесь справляли без стеснения, на глазах у всех, но для вновь прибывших это было неожиданным сюрпризом. Найдя глазами Веру и Лёню, которые помахали Саше, она немного успокоилась. Уже не так страшно. Уже можно и пережить. В сущности, кому она тут нужна. Каждый в очереди был занят своими мыслями. Посматривая в чернеющий провал, она добралась до выступа и, сев на нагретый чужими телами камень, попыталась расслабиться.
Возвышаясь над очередью из людей, рассматривающих пропасть и пол под ногами, она на миг почувствовала себя императрицей на троне ветшающего подземного государства. С прямой спиной встав и завязав брюки, она неторопливо прошла вдоль очереди, представляя как пожимает руки придворным и благодарит их за хорошую службу. Как дамы в бедных платьях вышагивают перед ней книксен, а мужчины с лысинами вместо париков склоняют в почтении головы. Ее Величество Александра I, последняя Императрица в изгнании со своими подданными. Лица людей казались ей теперь уже не такими чуждыми и враждебными, а, скорее, измученными и уже какими-то родными и знакомыми.
“Теперь не нужно никуда бежать, — подумала Саша. — Я дома. Здесь я и останусь. Где нет ни воров, ни лжецов, потому что нечего тут красть и лгать нет необходимости.”
Она подошла к ожидающим ее соседям. Взяв Лёню под локоть с другой стороны, улыбнувшись, оглядела пещеры и с чувством прочла слова поэтессы:
— Нет, и не под чуждым небосводом, и не под защитой чуждых крыл, я была тогда с моим народом. Там, где мой народ, к несчастью, был.
— О, Сашенька, давно эти стены не слышали стихов, — расстрогалась Вера, когда они направились к рыбачьему озеру, — ты, умница, но не теряй надежды, ты еще сможешь выбраться отсюда.
— Возможно, я уже и не хочу. — Призналась Саша.
— Это в тебе говорит человек, уставший от неудач и падений. И тебе кажется, что, ты уже готова жить на самом дне, лишь бы не подниматься и не упасть вновь. Готова лежать, чтобы не идти к новому разочарованию. Но вечная правда жизни, которую понимаешь лишь прожив ее, в том, что мы живем лишь тогда, когда делаем выбор: куда нам дальше идти.
— Дальше идти умываться, — ответил за Сашу Леонид, — Потом пить воду. Нужно сделать не меньше десяти глотков. А потом идти на работу.
— Что за работа? — Всего лишь месяц назад она бы представила белую рубашку и окно кассы, но здесь это слово могло означать что угодно.
Сняв брюки и обмыв в общей луже шею, ноги, руки и подмышки, Саша вышла на берег и натянула одежду. Чище она не стала, но какое-то ощущение свежести все же появилось.
— Распределяющие сейчас Фефел и Богдан. Кого отправляют на лесопилку, кого на рыбалку, бывает на ферму рабочие нужны, но сейчас не сезон. Остальных в шахту. Там работа тяжелая, и бывают обвалы. — Объясняла Вера, попутно показывая, из каких ручьев, бегущих со стен можно пить. Вода была холодная, в нескольких ключах солоноватая, и в одном сладкая со странным привкусом. — Может, и еще где-то люди нужны, на варке, на стройке, наверху скажут. Раньше-то я часто там бывала, но как с Лёней стала ходить, то только в шахту. Плохо ему наверху, да и нет там от него никакого толку. А в галитовой шахте у него важная работа, он за качеством следит, на это у него глаз намётан и спина крепкая.
Наконец все трое отправились в большую пещеру, где вчера спускали бочку с едой. В этот раз бочка была перевернута дном вверх, а с потолка через потолочное окно лился светло-серый лучик рассвета, принося с собой свежий воздух и запах росы.
Над бочкой стояли двое крепких мужчин, из тех, что имели право подходить к еде в первую очередь. Положив на деревянное донышко обрывок бумаги, они ставили угольком палочки по числу людей напротив нескольких записанных слов. Пять палочек — и зачеркивали, таким образом следили лишь за количеством работников, без имён.
Вера дождалась очереди и подтолкнув Лёню сообщила, что они как обычно идут в шахту. Мужчина, не поднимая головы от бумаги, поставил две палочки.
— Я хочу попасть на лесозаготовку. — Уверенно сообщила Саша, когда настал ее черед. Оба распределяющих оглядели ее с ног до головы и тот, что с бородой и со сломанной душкой очков в нагрудном кармане, ответил:
— Слишком тощая, ты мало нарубишь. У нас будут проблемы.
— Я уже была на заготовке, и могу нарубить много дров, знаю чем отличается ольха от… от других деревьев. Запишите меня в лес. — Настаивала на своем Саша.
— В шахту. — Отрезал второй и выкрикнул кому-то за Сашиной спиной. — Ворчун! Забери ее, будет у вас за светлячка, худенькая, везде пролезет.
Женщина позади Саши грубовато оттеснила ее от бочки и, вручив каждому распределяющему по крупному помидору, сообщила, что хочет попасть на озеро.
Медленно удаляясь от освещенного центра пещеры за Верой и Лёней, Саша окончательно поникла, осознав, что яблоки завернутые в бумагу, и которыми она так рада была завтракать и самозабвенно делиться с хорошими людьми, предназначались для оплаты ее выхода из пещеры.
Опустив голову, она брела за остальными, коря себя и жалея, пока путь ей не преградил мужчина с большим животом.
— Новенькая? — Скептически осмотрел ее крупный в талии Ворчун. — Значит, слушай. Объясняю один раз.
Он вручил Саше большой фонарик на батарейках со шнурком и деревянную коробку, завернутую в мягкую ткань, а сверху на нее кинул маленький мешочек.
— Не потеряй. И фонарик береги, не урони, а то без света заблудитесь в шахте. Будешь идти в середине группы и направлять фонарик в потолок и чуть вперед, чтобы видели, куда идти. Да пока не включай, здесь и слепой дойдет. Скажу, когда. Крикнут ”Свет!” — это тебе, бежишь на голос. Группу свою запомни, чтоб знать, к кому возвращаться будешь. И клетку с птицей всегда с собой носи, корми раз в два часа, говори с ней, чтоб пела птичка. Внимательно следи, если начнет себя странно вести или стелиться по полу, выводи всех наверх, и своих и другие группы. Запомни, птицу надолго одну не бросай, следи, чтоб не затоптали, до конца смены за нее головой отвечаешь. И за фонарь. Все поняла?
