находила в себе сил, чтобы вернуться в спальню.
– На стол, – сказала я. – Лицом вниз.
– Ну, так совсем скучно, – разочарованно вздохнул Геррах, но все же выполнил мое распоряжение и вытянулся на столе, который слегка прогнулся, но выдержал.
Таких артефактов у меня еще не было: смуглая кожа слегка мерцала под магическим светом, струящимся из-под потолка, мышцы бугрились, и к ним так и хотелось прикоснуться. Этим я и собиралась заняться, но исключительно в научных целях.
– О да, почеши правее, – хмыкнул Геррах, когда я обрисовала пальцами контур его левой лопатки.
В нем текла магия, и здесь она словно обрывалась. Песня заканчивалась надрывным аккордом, который звучал неправильно.
– Лежи смирно, – приказала я. – Ты ведь хочешь вернуть свои крылья, дракон?
Мышцы на спине напряглись, Геррах приподнялся и повернул ко мне голову. Черные глаза с искрами вокруг зрачков уставились словно мне в душу.
– Ты эш-хасса? – ровным тоном спросил он.
– Слушай, я не очень хорошо понимаю твой язык, – проворчала я. – Я еще про шехсайю не выяснила, а ты тут новыми словами бросаешься. Они хоть приличные?
– Пряха, – выпалил Геррах. – Можно перевести так. Эш-хасса – та, что видит нити мироздания и может сплести судьбу.
– Нет, – ответила я, водя ладонями по его спине и нащупывая оборванную мелодию.
Он поерзал, вздохнул.
– Что тогда? Решила сделать мне массаж? Как тебе угодно, госпожа…
Я провела по позвоночнику, слегка надавливая подушечками пальцев по обе стороны, намечая ключевые точки.
– Я не могу сплести судьбу, – сказала я. – Но попытаюсь тебя починить. Сделать как было. Ты все равно что сломанный артефакт, Геррах. В тебе течет магия. Но вот здесь, – я положила ладони на лопатки, прислушиваясь к музыке, звучащей слегка искаженно и глухо, – диссонанс.
Он вновь приподнялся на локтях и посмотрел на меня, и кольцо огня вокруг зрачков вспыхнуло ярче.
– Если ты сделаешь это, Амедея, я буду твоим должником навеки.
– Ты вообще-то мой раб, забыл? – сварливо напомнила я. – Ляг уже и не дергайся. А то потоки смещаются.
Я выдвинула ящик стола и, достав оттуда мешочек, высыпала содержимое на стол.
– Откуда это у тебя? – процедил Геррах сквозь зубы.
– Тебя продают на черном рынке, частями. Довольно дорого, чтоб ты знал, но мне сделали скидку. – Спохватившись, виновато добавила: – Прости, тебе неприятно это видеть…
Геррах вздохнул и отвернул голову в другую сторону.
Я клала чешуйки ему на спину, и они впивались в кожу словно иголки. Рисовала пальцами руны на сильной спине, и узоры вспыхивали огнем. Тем самым, что все еще горел в нем.
– Ставишь на мне клеймо? – неловко пошутил он, но мои щеки вспыхнули от возмущения.
Роль рабовладелицы была мне чуждой, и я собиралась стряхнуть ее с себя, как неподходящую одежду. Но что поделать, если иначе Геррах совсем неуправляемый?
– Огонь – неустойчивая стихия, – решила я пояснить. – Надо ее подтолкнуть.
– И что мне сделать? Сожрать ведро углей? Сунуть голову в печь?
Геррах вроде шутил, но по его голосу мне показалось, что он сделал бы это, не колеблясь.
Я взяла пару чешуек и, подойдя к печке, положила их на железную лопатку. Огонь вспыхнул, как только я сунула ее в очаг.
– В вашей стране женщинам не дозволяется колдовать, – вспомнил Геррах, повернув ко мне голову.
– А в вашей? – спросила я.
– В красных горах эш-хассы не рождаются, – ответил Геррах. – Вся магия уходит мужчинам.
– Как всегда – сплошная несправедливость, – усмехнулась я, выпрямляясь.
Подойдя к нему, замерла в нерешительности.
– Жги, – разрешил Геррах.
– Будет больно, – предупредила я.
– Я не боюсь огня.
– Потому что он и так в твоем теле. Но не в этих точках. После того, как крылья обрезали, там только пепел.
– Делай, что нужно, женщина, – грубовато ответил Геррах, положив голову на скрещенные руки. – Обещаю не плакать. Почему ты все же расстроилась, Амедея? Быть может, из-за того, что я не довел начатое до конца? Тебе ведь нравилось, правда?
Раскаленные чешуйки легли ему на позвоночник, и он зашипел сквозь стиснутые зубы, а на спине выступили бисеринки пота. Музыка драконьей магии загремела так сильно, что я удивилась, как мои склянки и колбы не полопались. Геррах часто задышал, уткнув лоб в кисти рук.
– Когда я снова стану драконом? – глухо спросил он.
– Ты и так дракон, – повторила я. – Но на восстановление понадобится время.
– Как долго?
– Ну… я такого не делала раньше, – призналась я и заглянула в книжку. – Здесь пишут, что высший порядок рун должен созреть. Месяц. Может, больше.
Еще несколько чешуек легли одна за одной, Геррах шикнул и я, склонившись, подула на его спину.
– Больно?
– Я не возьму в толк, почему ты это делаешь?
Потому что могу – разве этого недостаточно?
– Считай это благодарностью за то, что не чавкал за ужином, – ответила я. – Чего ты смеешься? Я ведь сказала – не дергайся!
– Прости, – попросил Геррах. – Больше не буду.
Я сплетала руны в могучей спине, повторяя узор, что перетекал в его совершенном теле. Вытягивала потоки из точек, связывала обрывки и скрепляла их раскаленной чешуей. Ждала, пока пламя растечется по намеченному узору, направляя его в нужное русло. Прислушивалась к мелодии, стараясь уловить малейшую фальшь.
Геррах затих и дышал ровно, как спящий ребенок, и песня под смуглой кожей запела чисто и спокойно. Я сделала все, что могла. Посмотрела еще раз на вязь рун, а потом, не удержавшись, провела ладонью по безупречной спине просто так – не ради исцеления или магии – повторяя кончиками пальцев контуры мышц, от шеи и до ягодиц.
Почему я купила именно его? Почему не прошла мимо того грязного загона? Быть может, уже тогда я уловила драконью песнь? Черные чешуйки на его плечах прижались плотно к коже, а потом исчезли, словно бы их засосало в зыбучие пески или трясину.
Все правильно. Так жестоко прерванный оборот завершен. А потом, когда руны дозреют и напитаются силой, мой дракон снова взлетит.
Но к тому времени он уже будет не мой, а ничей. Совершенно свободный. Как и должно быть.
Я еще немного подправила лепестки рун, чуть потянула канал вдоль позвоночника, а потом уронила голову на руки, совершенно выбившись из сил. Мне снились зеленые красные
