догадываюсь, причину ты мне не скажешь, — осмелел княжич. Яга ухмыльнулась.
— Если сделаешь, как я говорю, тебе причину узнать и не придется. Вот тебе еще напутствие — помоги своему другу вырасти в волка душой. А то щенячье сердце маловато для такой туши.
— Спасибо, — поясные поклоны уже вошли в привычку княжича. Яга довольно кивнула.
— Береги её, княжич.
— Клянусь, — сказал он, и на лице женщины появилась горькая улыбка.
— Тебе б ещё поучиться словами не разбрасываться. Ну, ничего, жизнь научит.
* * *
В тереме все ходило ходуном. Милорада размахивала руками, пытаясь уместить всю свою жизнь в аккуратный резной ларчик. Дна в нем не было видно, но Милорада все равно догадывалась, что места будет в обрез. Многочисленные наряды и украшения нырнули в черную бездну, за ними последовали зеркальце, скатерть, рукоделие, пара гобеленов: «Чем не приданое?»
Теперь девушка озиралась по сторонам, прикидывая, что она могла забыть. Будь ее воля, она взяла бы с собой весь терем и поставила его на новом месте. Она была уверена, Святослав не возразил бы, ему и самому нравились перины на лебяжьем пуху и тонкие стеклянные окна.
Точно! Мастерская!
Девушка оставила вещи укладываться дальше без нее и спустилась в комнатку, где несколько минут назад Влас превратился в волка. Кое-какие травки по ту сторону реки просто не росли, нельзя было оставлять их тут. Терем бы, конечно, позаботился о своем содержимом, но Милорада все равно переживала. Она никогда не покидала это место больше, чем на день. А тут — на всю жизнь. А какой она будет, эта жизнь?
Она раз за разом задавалась этим вопросом, и фантазия рисовала ей яркие картины, вроде тех, что она успела подглядеть через свое волшебное зеркало. Она представляла, как будет участвовать в гуляньях, как зимой будет помогать крестьянским и боярским детям лепить снеговика из трескучего снега, как летом будет танцевать в высокой траве, как будет провожать зиму и встречать осень, как будет приветствовать послов, художников. И, конечно, как будет подолгу лежать в княжеской постели с мужем, тесно прижимаясь к горячему крепкому телу. А большие руки будут гладить ее по бокам, животу, который обязательно станет круглым. Сколько детей она бы хотела? Двоих? Может, троих? А в целом, чем больше — тем лучше!
Она так увлеклась, что даже не заметила, как уселась на стол и погрузилась в свои фантазии, болтая ногами, как ребенок. Казалось, у нее вот-вот вырастут крылья, и она вовсе оторвётся от земли и взлетит, так ей было легко. Волнительно, может, даже немного страшно, но легко.
— Госпожа Милорада, — голос Власа заставил ее вернуться в реальность. Девушка обернулась. Конюх стоял в дверях, бледный, как полотно, совершенно потерянный, словно одичавший.
— Что такое, Влас? — улыбнулась она и спрыгнула со стола. Влас почесал затылок, словно пытаясь выскрести нужные слова, не через рот — так с другой стороны.
— Да мне вот все никак невдомёк, как я мог всю жизнь прожить волком в человечьей шкуре и не знать этого. Что ж я теперь, для людей опасен?
— Может, и опасен, — пожала плечами Милорада. — То ж от тебя зависит. Решай сам.
— Но мне ж на роду написано должно быть…
Он не успел договорить, Милорада закатила глаза, всем своим видом показывая, что ей это неинтересно.
— Что написано, то и перепишется, и допишется, и другими прочитано будет, — всплеснула руками она. — А ты пока думай, что ты хочешь, чтоб другие о тебе увидали.
И мотнула головой, мол, разговор окончен. Влас ей не нравился. Мало того, что глуповатый, так ещё и трусливый. Юноша нахмурился, надулся, принялся буравить ее взглядом, но Милораду то, честно, не слишком беспокоило. Она пригласила волосы и вышла на улицу через главные двери.
В отдалении слышны были голоса Яги и дядюшки Лешего. Названное семейство во всю готовилось к отъезду девушки и, судя по звукам, они решили оплакать ее наперед за всех, кто только мог это сделать. Яга то выла, то свистела, и на каждый звук Алая Топь отзывалась стоном и скрипом гнувшихся под ветром деревьев. Порывы ветра налетали на девушку, вот-вот грозясь выбить из-под ног, но Милорада продолжала идти прочь от избы.
Ей и самой не хотелось, но раз уж бабушка велела, она не могла ослушаться. В конце концов, попрощаться с матерью — ничтожная малость в сравнении со всем добром, что Яга дала Милораде. Вот только легче от этого не становилось.
Девушка сошла с тропинки и побрела по хлюпающей земле. Вокруг ее ног пузырилась вода, собранная алым мхом, как губкой. Милорада приподняла подол платья, пытаясь уберечь тяжелую ткань от грязных брызг. Хотя, какая разница? Отчистить наряд было нетрудно, но перед встречей с матерью девушка всякий раз становилась сама не своя и начинала переживать из-за мелочей.
Березы росли все плотнее, переплетались корнями и ветвями, как подруги, что сплетают свои косы в одну и начинают звать себя сестрами. С высоты птичьего полета эта роща, расположившаяся у дальнего берега топи, напоминала кольцо, свитое из гибких ветвей и поддерживаемое белоснежными стволами. Воздух здесь был дурманяще сладок, он звенел и искрил, словно Милорада пришла в место, где только-только окончилось безудержное гулянье. Так оно и было на самом деле. Алую почву рощицы прорезала мелкая речка, но ее было достаточно, чтоб местные обитательницы чувствовали себя вольготно.
Милорада сунула пальцы в рот и засвистела, как ее учила Яга. Порыв ветра, гораздо слабее, чем у бабушки, всколыхнул кудрявые березки, деревья дернулись, сбрасывая оковы сна. Раздался хлопок, будто что-то надломилось, лопнуло, и один из стволов распороло длинной, в человеческий рост, трещиной. Милорада вымученно улыбнулась и подошла к дереву. Там, словно в колыбели из коры, лежала огненноволосая девушка. Она была похожа на Милораду так, словно они были сестрами. Хозяйка терема подошла к спящей и ласково провела ладонью по холодной белой щеке. Русалка открыла глаза и сладко потянулась.
— Ах, зачем ты меня разбудила? — спросила она, сделав тонкие бровки «домиком». Милорада виновато поклонилась и протянула руку, помогая русалке, наряженной в одну лишь нательную рубашку, выбраться на землю. — И где все?
— Прости, что нарушила твой сон, Предслава, но я пришла попрощаться, — сказала она, удерживая ледяную руку в своих пальцах. Предслава посмотрела на девушку полными удивления глазами.
— Ох, дорогая… Ма… Ми…
— Милорада, — напомнила та.
— Точно, как дочка моя, — в глазах Предславы мелькнуло узнавание, и тут же сменилось тревогой. — А где она? Я так давно ее не видала. Ты ее не видела? Она
