женихается. Когда я была молодой, за ухажера-волка могли из общины изгнать. Да и из своих выбирать не позволяли: сговорили родители – иди к алтарю. Стерпится-слюбится. Мне-то с мужем повезло, и по сердцу был, и в нору с предвкушением уходили. А кому-то и не счастливилось. Свекры мои жили как кошка с собакой. Ну, свекор-то тяжелый по характеру был, упокой его душу Хлебодарная. Жадный до бесхозного добра. Помню, как он заброшенные огороды вокруг общины хапал, засаживал, и нас с мужем пропалывать заставлял. Пятнадцать огородов! Детей днем уложишь, и с часами на руке бежишь, потому что если не успела – скандал. Когда объявили, что поселение затопят, он заявил, что никуда не поедет. До последнего за дверь цеплялся, мы уже в городе жили, а его МЧС вертолетом вывезло, когда вода все дороги затопила. Нам после общины жизнь в отдельной квартире и работа на хлебозаводе раем казались. Мы с твоей мамой первые начали цветы под окнами сажать. Остальные говорили – блажь, перец надо сажать, и помидоры.
– Бабуля! – крикнул из окна внук тети Фелиции. – Поговори, да поедем. Новый договор на воду я в папку в серванте положил.
– Сейчас! – отозвалась соседка. – Ох, Олесенька, заболтала я тебя. Нам, старикам, только дай волю – сразу былые дни вспоминать начинаем. А сказать-то хотела про нынешние дела. Дети меня уговаривают квартиру продать. Я умом понимаю, что сюда жить никто из родни не переедет – в Лисогорске у всех дома и работа, все пристроены. И мне они вернуться не позволят. А счета каждый месяц приходится оплачивать: за капитальный ремонт, за отопление, за общую воду и свет. Накладно. Сдавать точно не буду – не хочу, чтобы в нашей квартире, где муж все полочки и шкафчики своими руками вешал, кто-то чужой хозяйничал. Но и продавать… не знаю, трудно решиться. Как кусок от сердца оторвать.
– Понимаю, – закивала Олеся.
Слова тети Фелиции не удивили: квартира пустовала третий год, большинство соседей одновременно порицали расточительность и радовались, что у Фелиции не живут съемщики – будет неизвестно кто шуметь, невнимательно слушать указания дяди Серафима, и, возможно, портить общедомовое имущество. Потому что не свое не жалко.
Тетя Фелиция еще раз приободрила Олесю – это касалось и отношений с майором Грачаниным, и цветоводства – и ушла проверять папку с договором и запирать квартиру. Уезжая, внук посигналил с дороги. Олеся помахала тете Фелиции рукой, и в очередной раз подумала, что ей повезло родиться в свое время. У своих родителей. Её не пытались втиснуть в рамки. Не сватали, отпускали учиться, поддерживали в решении обзавестись бизнесом. Отдали квартиру и нору, не лезли в отношения с Пахомом. А навязчивое любопытство и осуждение со стороны соседей можно пережить. Это вам не огороды с часами на руке пропалывать.
В обед Олеся позвонила в салон, выслушала, что работа идет без происшествий, пообещала заказать бумагу для принтера и ксерокса, напомнить бухгалтеру о графике отпусков и заехать в ближайшие дни, чтобы осмотреть козырек над входом и решить, требует ли он срочного ремонта. Попытка порисовать провалилась – дядя Серафим, тетя Божена и тетя Зинаида встретились возле палисадника и, перекрикивая друг друга, обсуждали возможную продажу квартиры тети Фелиции.
– А я ей сказала: только попробуй продать волкам или лисам! Прокляну!
– И я, и я ей сказал: ищи покупателя среди шакалов.
– Внук её наглец! Посмел мне заявить «кто деньги заплатит, тому и продадим». Ишь! Ни стыда, ни совести! Совершенно о соседях не думает!
– Я еще сыну Фелиции позвоню и предупрежу, что прокляну! Никаких волков или лис тут не будет! У нас в доме только шакалы, только! У нас…
Обсуждение неожиданно прервалось, как будто кто-то нажал на кнопку выключения громкости. Олеся отложила исчерканный лист бумаги, потянулась и услышала голос тети Зинаиды – на полтона ниже, с восхищенными нотками:
– Мороженое? Ах, какой вы красавец, товарищ майор, когда на лапах! На ногах тоже, но на лапах глаз не оторвешь! Спина широченная, лапы толстые, шерсть лоснится! Хоть на выставку!
Олеся поперхнулась воздухом еще на фразе «на ногах тоже». При всей привлекательности майора Грачанина, красота не была его козырем. Олеся метнулась к подоконнику, чуть не свалила на пол орхидею, и обнаружила, что на тротуаре стоит волк с темной полосой на лбу. И держит в зубах прозрачный пакет с ванночкой мороженого. Шакалица завизжала: «Превращайся немедленно!». Олеся разделась, бросая вещи на пол – под воркование домовой общественности, хвалившей стать майора и толщину волчьего хвоста.
Шакалица добежала до тротуара. Волк поставил пакет на асфальт, приветливо помахал толстым хвостом и сообщил:
– Ужасная жара! Мой двуногий купил мороженое. Нам сегодня заплатили часть отпускных. Я выбрал пломбир с абрикосами. Позвольте вас угостить?
– Вы так любезны… – проговорила шакалица. – Пойдемте в квартиру? У нас на кухне прохладно, северная сторона.
– Может быть, прогуляемся на пустырь? Пломбир только что из морозилки. Я донесу.
Шакалица согласилась. Волк попросил показывать ему дорогу и снова ухватил зубами пакет с ванночкой.
Они пробрались через погреба и сараи, вышли к забору хлебозавода, миновали старые ворота с заржавевшим замком, и углубились в заросли под вязами. Шакалица предупредила: «Тут много упавших веток». Волк кивнул.
Еле заметная тропка вывела их на пустырь – глинистая почва поросла сорняками и жухлой травой. Цепочки вязов и акаций окружали ничейный клочок земли, надежно отгораживая от домов и хлебозавода. Казалось, что звери оказались в лесу: птичий гомон, стрекотание насекомых, шорох ящериц, мышей и ежей – потайной уголок был пропитан безмятежным покоем.
Волк поставил пакет на траву, в тени дерева. Ловко вытащил контейнер и снял с него крышку.
– Угощайтесь! – предложил он шакалице.
Звери начали трапезничать, сталкиваясь носами. Шакалица ела аккуратно, а волк немедленно перепачкался, фыркал и тер морду лапой. После перекуса шакалица, доевшая половинку абрикоса, и проследившая, как волк полирует языком ванночку, подошла и вылизала волчий нос – от усов до темного пятна на лбу.
– Спасибо! – проговорила она, отступив на шаг. – Очень вкусное мороженое.
– Мы с двуногим часто покупаем, – сообщил волк, оглядываясь по сторонам. – Еще он покупает газировку. Я не пью – пузырьки щекочут нос, вода слишком резкая.
Шакалица согласилась, что газировка не для зверей.
– Это ваш пустырь? Тут уютно.
– Не то чтобы мой… – замялась шакалица. – Он ничей. А у меня тут нора. Вот за теми кустами. Видите холм? В нем нора. Но в ней нет тюфяков и осыпался спальный отнорок. Затопило в сильный дождь.
– Надо глянуть, – направляясь к холму, проговорил волк.
После короткой инспекции – выяснилось, что дверка держится на честном слове из-за трухлявых перекладин – волк вынес вердикт:
– Сюда нужно привести моего двуногого. Он тоже хорошо учился. Получил «отлично» за
