Такой мир вселял ужас. И она по-новому оценила людей, населявших его. Учитывая еще и то, что они являлись всего лишь добычей для других, более могущественных существ.
Она остановилась у двери, пока хостесса брала для них меню, и оглядела собравшихся в ресторане людей. Людей, которые не имели понятия, что Джерико — бог, а она — его пленница…
Хостесса усадила их за столик у окна, которое выходило на улицу. Хотя работал телевизор, а люди вокруг разговаривали, до нее доносилась музыка с улицы Бурбон, находившейся отсюда в нескольких шагах.
Как же ей хотелось, чтобы Деймос и другие были здесь, а не в каких-то запертых клетках, где их держал Нуар.
— Что-то не так? — спросил Джерико.
Она посмотрела на него и вздохнула:
— Я волнуюсь о своих друзьях. Это кажется неправильным — есть, пока Нуар их мучает.
Джерико опустил меню и сверкнул глазами:
— Ну, во-первых, ты же не хочешь, чтобы я проголодался. Я еще больше зверею, чем когда был обычным человеком, веками умиравшим от голода. Так что не собираюсь снова терпеть лишения без необходимости. Во-вторых, позволь поведать тебе кое-что о твоих друзьях. Деймос держал меня, пока на мне выжигали клеймо, а потом перенес в царство людей и оставил там ни с чем. Без одежды, без денег. Без единой проклятой вещи, которую я мог бы назвать своей. Это к слову о голоде.
Она сжалась от того, что он описал.
Однако, он не был милосерден и продолжил:
— Столетием позже М’Ордант, — он упомянул одного из лидеров Онероев, который являлся ее наставником, — бросил меня в Спартанском лагере для военнопленных и сказал их военачальнику, что я предавал их людей. Тебе не захочется знать, что спартанцы делали с людьми, которых считали предателями. Д’Алериан — назвал он имя третьего лидера, который вместе с М’Адоком был в этой команде, — поместил меня в турецкую тюрьму пятнадцатого столетия, где меня после трехнедельных пыток посадили на кол. — Его лицо выражало стоицизм, но боль в глазах выдавала мучение. — Поэтому, ты должна извинить меня за то, что прямо сейчас у меня трудности с чувством жалости к ним. По крайней мере, никто не заталкивает острый штырь в их задницы.
У Дельфины скрутило живот от ужасов его прошлого.
— Тебя сажали на кол?
Его лицо окаменело.
— А знаешь что самое неприятное в этом наказании? Ты не умираешь сразу. Ты висишь, истекая кровью и испытывая боль от того, что штырь медленно прокладывает дорогу в твоем теле, пока не пронзит какой-нибудь важный орган. Молись богам, которых ты почитаешь, чтобы никогда не испытать на себе подобного.
А он испытал.
Дельфина отвела взгляд, не в силах совладать с нахлынувшими эмоциями. Как могли они совершить такое с себе подобным? С другой стороны, они бывали еще беспощаднее даже по более незначительным причинам. Именно поэтому она приложила все усилия, чтобы не попадаться часто им на глаза.
У нее сжалось горло, и она почувствовала, как по щеке скатилась слеза.
Джерико застыл, увидев сверкающую в свете ламп влагу. Не думая, он протянул руку и коснулся ее мокрой щеки:
— Слезы?
Она отвела его руку и вытерла щеку.
— Я сожалею о том, что ты пережил. Очень сожалею.
Слезы…
Из-за него.
Никто и никогда прежде по нему не плакал. И когда их взгляды встретились, ее орехово-зеленые глаза блестели от еще не пролившихся слез. Что-то болезненно сломалось у него внутри. Он заставил ее почувствовать боль. Как это могло случиться?
Нет, это невозможно. Еще один трюк, чтобы ослабить его. Погубить.
Он издал низкий горловой рык:
— Что ты делаешь?
Она выглядела смущенной его вопросом:
— Ничего. Сижу здесь.
Он вцепился ей в запястье:
— Ты играешь мной?
— Играю?
Он усилил хватку.
— Клянусь, если таким образом ты пытаешься склонить меня на свою сторону, я тебя уничтожу. И потребуется нечто намного большее, чем слезы, чтобы остановить меня.
Она вырвала руку из его захвата.
— Ты и правда циничен до такой степени, что не веришь, что кто-то может быть опечален тем, как с тобой обошлись?
Он не ответил.
Дельфину ошеломила его неспособность понять сострадание. Милостивые боги, с таким отсутствием эмоций это ему следовало быть онероем.
— Что ж. Тогда я буду настоящей сукой, раз это все, что ты можешь принять.
Она резко раскрыла меню и начала читать.
Джерико хотел бы ощутить гнев и обиду, однако он каким-то образом чувствовал себя…
Неправым.
Фактически, он проглотил извинение.
За что? Он сказал правду. Он не желал фальшивых эмоций, нацеленных на то, чтобы сломать его.
Но что, если они не были фальшивыми?
Что, если она говорила правду, и они были настоящими?
Прекрати, дурак. Ты ведь не глупец. Даже та, что родила тебя, не подарила тебе ни жалости, ни сострадания. Что же говорить о постороннем человеке?
Вот она, истина. Он для нее ничто, а она …
Причина его страданий.
Он уставился в меню, затем снова посмотрел на нее.
Читая, она наморщила лоб, прядь светлых волос упала на глаза. Ее взгляд был полностью сосредоточен на списке блюд. По непонятным ему причинам он испытывал желание убрать этот непослушный локон на место.
Что со мной?
— Как ты росла? — спросил он, не сумев остановить себя.
Она нахмурила брови, отчего морщинки на лбу стали глубже:
— Что?
— Твоя семья. Какие они были?
Дельфина хотела ответить, что это не его дело, но искренность в глазах Джерико остановила ее. Любопытство во взгляде казалось неподдельным, и ей не хотелось снова сердить его. По правде говоря, ей нравилось их мирное общение. Хотя, это случалось не так часто.
— Я ничего не знаю о своем настоящем отце. — Тема, на которую она никогда не распространялась. Главным образом потому, что никто не спрашивал и это никого не интересовало. — Арикос говорил, что он был одним из Скоти, соблазнившим мою мать во сне. — И с того момента как она приступила к службе, она часто мечтала, что он однажды объявится и признает ее как свою дочь. Ее человеческая половина жаждала встретить своего таинственного родителя, узнать, кто среди тысяч из них породил ее. Но упоминать об этом ей не хотелось.
— Моя мать была благородной женщиной. Прекрасной. — На ее губах заиграла тонкая улыбка, когда ей припомнилась красивое лицо матери и ее нежные прикосновения. Она действительно любила мать, которая никогда ни на кого не повышала голос. Что вовсе не говорило о ее неспособности противостоять людям. Просто она это делала спокойно и доброжелательно, что всегда приводило Дельфину в восхищение.
