носом. Пришлось выпить бодрящую микстуру, которая, кажется, совсем не помогала.
Всю ночь я погружалась в мутную дрему, потом подскакивала с бешено колотящимся сердцем и щупала лоб Норвина. У него поднялась небольшая температура, он что-то шептал во сне, голова металась по подушке. Я поила его противовоспалительным отваром из трав и водой, гладила по голове и шептала слова успокоения. Даже в нашем немагическом мире знали о силе так называемых заговоров.
А под утро закончились остатки сил, и я просто вырубилась.
Разбудил меня чей-то громкий чих. По слезящимся глазам я поняла, что чих был все-таки моим. Это подтвердил и Пискун, который, не зная как меня добудиться, пощекотал шерстяным бочком кончик носа. Я сначала даже не поняла, где нахожусь и какое сейчас время суток, а то, что происходило вечером и ночью, казалось не более чем сном.
– Ну наконец-то проснулась! – сказал тиин с укором. – Про пациента не забыла?
Я подскочила как ужаленная. Ох, это точно был не сон! Тревога схватила за горло, а ледяной ручеек страха скользнул вдоль спины.
Норвин спал на диване, укрытый покрывалом. Все такой же бледный и бесчувственный, но грудь под повязкой вздымалась ровно. Я обхватила мужское запястье, чувствуя, как под пальцами бьется артерия – часто, поверхностно. Не удивительно, ведь Норвин потерял много крови.
– Если он все-таки помрет, все его счета и имущество будут нашими, – заметил прагматичный товарищ, чем вызвал во мне бурю негодования.
– Надеюсь, ты пошутил, варежка меховая, – я бросила на фамильяра сердитый взгляд. – Он ведь тебе нравится, как ты можешь так говорить?
– Эллен мне тоже нравилась. Но, если бы она не погибла, я бы не встретил тебя. А ты мне нравишься больше.
– Ой, помолчи, пожалуйста, шкура меркантильная. Не каркай под руку. И не пищи.
Я уже давно поняла – когда ему надо, он очень даже милашка, но чаще всего просто мелкий циник.
Пока любопытный тиин скакал по спинке дивана, я хлопотала над Норвином. Приподняв голову, по каплям влила в рот воды и немного противовоспалительного сбора. Температура тела была чуть выше нормы, на висках выступила испарина, и я ждала, что сегодня к вечеру Норвин уже придет в сознание.
Может, попробовать обезболить магией? Обезболивание, как и в традиционной медицине, было местным или общим, этот способ я узнала из учебника по целительству. При местном воздействие шло непосредственно на место травмы, при общем – на мозг. Целитель прикладывал ладони к вискам пострадавшего, посылая туда импульсы.
Я размяла пальцы и потянулась к голове Норвина, но помешал Пискун.
– Эл, я ни на что не намекаю, но у твоего мужа развивается магическое выгорание.
Ему не хватало только профессорских очков, так заумно он говорил.
– Я уже рассказывал, что боевых магов оно затрагивает сильнее всего, у них самые энергозатратные заклинания. А нашему пациенту не помешает немного простого женского тепла.
Я выпрямилась и окинула мужа придирчивым взглядом.
– Предлагаешь мне обесчестить спящего?
Фамильяр смущенно захихикал.
– Хотя бы поцеловать. Только помни, в таком тонком деле главное чувства! Искренние и настоящие.
У нас уже был один поцелуй. Точнее, не поцелуй, а невнятное недоразумение, я даже понять ничего не успела.
– У тебя же есть к нему какие-то чувства?
– Я им дорожу, это правда. Он моя… – я на мгновение задумалась, пытаясь подобрать слова, – …поддержка и опора в этом мире. Он не предаст, это я знаю железно. Для мужчины это самое главное качество.
– Еще он красивый, – продолжил за меня Пискун.
– Ага. Но это, скорее, приятный бонус.
– Ты скучная.
– Знаю.
Взгляд остановился на губах мужа – сухих и обескровленных из-за болезни. У моего первого мужа были тонкие и вечно поджатые губы, у второго – эдакие вареники, но тогда они казались мне безумно чувственными.
У Норвина же был благородный и мужественный рот. Знаю, это фраза-клише из женского любовного романа, но она идеально подходила к ситуации.
– Только целовать надо в губы! А то не подействует, – напомнил фамильяр, внимательно за мной следя.
Я никогда прежде не пользовалась беспомощным положением мужчины, но ладно. От него не убудет, я ведь во благо.
– Отвернись, – попросила я Пискуна, который занял самую удобную позицию, при этом еще и вытаращился с любопытством. Под прицельным взглядом невинных глазок я, бывшая дважды замужем, покраснела как девочка.
Тиин вздохнул и демонстративно отвернулся.
– Не забудь, только в губы.
– Отстань!
Уффф… это гормоны молодого тела шалят, не иначе. Отчего тогда сердечко так зашлось? Отчего вдруг бросило в жар?
Я уперлась коленом в диван, одной рукой взялась за спинку, другой – за подлокотник. Медленно нависла над мужем и замерла на мгновение, грея его губы своим дыханием и искренне желая ему выздоровления.
Еще секунда…
– Эл, а у людей бывает брачный сезон?
Скрипя зубами и пытаясь не взреветь и не испепелить мелкую заразу взглядом, я процедила:
– Умолкни, иначе метлу натравлю.
Похоже, Пискуна угроза испугала, потому что воцарилось гробовое молчание.
Восстановив дыхание, я припала к губам моего спящего красавца в целительном поцелуе. Каково же было удивление, когда я ощутила глубоко в груди зарождение горячего вихря – потоки магии понеслись по каналам, поднимаясь выше и выше: по легким, к горлу, губам. От меня – к нему.
А в следующее мгновение я почувствовала, как на стратегически важное место чуть ниже поясницы легло что-то увесистое. По ощущениям похожее на загребущую ладонь. Еще так по-хозяйски она легла, побуждая к дальнейшим действиям.
Хм, да пациент скорее жив, чем мертв!
До слуха донесся хриплый стон, похожий на стон боли. Я испуганно отстранилась.
– Эллена… – прошептал Норвин, морщась и не открывая век.
Рука его бессильно упала.
И как это понимать? Лекарство действует? Я не навредила?
Пискун радостно взвился к потолку. Он-то больше разбирается в таких вещах, значит, я все сделала правильно. Пушистый хитрец издал новый победный возглас, и я смогла выдохнуть с облегчением.
– Ты на верном пути, моя дорогая ученица! Еще немного практики, и твой муж будет как новенький, – потом хитро сощурился: – Главное до смерти не залечить!
Показалось, что я целую вечность сидела в кресле, подобрав под себя ноги и пялясь в пространство. Меня качало на теплых волнах, в груди никак не утихал разожженный магический костер – он грел и освещал все вокруг тихим золотым сиянием. Это чувство было таким прекрасным, что на мгновение на глаза навернулись слезы, хотя я уже давно растеряла юношескую сентиментальность.
И в то же время такие перемены пугали, магия все прочнее врастала в мою жизнь и, лишись я
