Очуметь какой подвал, верно?
Я оглядела помещение, впервые осматривая его. Там была U-образная секция, похожая на облако, достаточно большое для двадцати человек. Перед ней стоял массивный телевизор, а посередине — журнальный столик. На другой стороне комнаты была куча игр. Автомат для игры в пинбол, стол для аэрохоккея, стол для пинг-понга.
— Ого, — пробормотала я.
— Хочешь чего-нибудь выпить? У нас есть вся газировка, какая только есть на свете, — предложил Энсон, направляясь в маленькую кухоньку за секцией.
— Диетическая кола — великолепно. — Огромность комнаты и ее содержимое на мгновение отвлекли меня, но теперь я сосредоточилась на парнях передо мной. Холдену было не по себе, Лукас выглядел чертовски виноватым, а Кин вообще избегал моего взгляда.
Я знала, что все трое были частью сообщества, которое отличалось от того, в котором я выросла. Возможно, этому было простое объяснение. Затем я услышал голос Холдена в своей голове:
«Что я не знаю, что это значит, чувствовать, будто мою грудь разрывают на части, когда мне приходится быть вдали от нее всю ночь?»
Я потерла место на груди. В том же самом месте, где я испытывала тянущее ощущение. Я слегка покачала головой. Я не испытывала там боли.
Энсон сунул мне в руку банку.
— Держи.
Кин ухмыльнулся Энсону.
— Кто мы такие? Рубленая печень?
Энсон закатил глаза.
— Возьми чертову содовую сам. — Он перепрыгнул через диван и приземлился на подушки. — Чувствуй себя как дома.
Я обогнула секцию и нашла рюкзак, который, должно быть, принес Лукас. Я улыбнулась ему.
— Спасибо, Люк.
— Нет проблем. Хочешь сначала выбрать нашу тему для проекта, или у тебя есть другие дела?
У меня было домашнее задание по крайней мере по половине уроков, но я могла сделать его, как только окажусь дома.
— Мы можем сначала выбрать тему.
Появился Кин, неся газировку для себя, Лукаса и Холдена.
— Есть какие-нибудь предпочтения в отношении того, что ты хочешь осветить?
Наш учитель истории, мистер Кларк, сказал нам, что мы можем выбрать любую тему, если она имеет отношение к какому-либо месту в Соединенных Штатах, поскольку на уроках изучалась американская история.
Я села на диван и практически утонула в подушках.
— Я подумала, что забавно изучить что-то местное. Это даст мне шанс узнать этот район немного лучше.
— Отличная идея, — сказал Лукас, занимая место рядом со мной и доставая блокнот.
— Мой отец, возможно, сможет познакомить вас со старыми записями города, если понадобятся материалы для исследования, — предложил Холден.
Кин открыл содовую и сел.
— Отлично. Мистер Кларк поглощает все эти основные ресурсы.
Энсон заерзал на диване.
— Я поговорил с мистером Кларком после школы, и он сказал, что я могу перейти в вашу группу, если вы не против. Думаю, что так будет лучше для меня со всеми этими вещами с Сэйди. — Он скривился в гримасе при упоминании ее имени.
Облегчение, охватившее меня, было опасным. Это означало, что я начинала слишком сильно заботиться о том, с кем Энсон проводил время.
— Мне подходит.
— С четырьмя меньше работы, чем с тремя, — сказал Кин.
Лукас помахал ему рукой.
— Добро пожаловать на борт.
Энсон придвинулся ближе на диване.
— Спасибо.
Я взглянула на Холдена, который открывал учебник и клал его на кофейный столик.
— Тебе грустно, что ты сейчас не с нами в классе?
Он улыбнулся мне.
— Был бы не прочь провести с вами еще несколько занятий.
— Жаль, что ты долбаный гений и уже получил степень бакалавра два года назад, — съязвил Кин.
Я в удивлении вытаращила глаза.
— Серьезно?
Жар прилил к щекам Холдена.
— У меня хорошая память, вот и все.
Лукас наклонился ко мне.
— Не слушай его, он безумно умен. Это позорит всех нас.
Я не могла не задуматься, было ли это потому, что Холдену нравилась школа, или потому, что его отец оказывал на него давление, чтобы он преуспел.
Мы остановились на основании Кловердейла в качестве темы и разделили исследовательские задачи. Как только мы это сделали, то все устроились на диване и начали работать над домашним заданием. Я начала с предварительного исчисления. Это было мое самое нелюбимое занятие из всех, и я давно поняла, что мне нужно заниматься, когда у меня больше всего мозговой энергии.
Я работала над проблемой за проблемой, пока не почувствовала, что мои глаза вот-вот соберутся в кучку. Я отложила карандаш и потянулась, разминая шею. Мой взгляд скользнул по группе, и я улыбнулась. Было что-то такое в том, чтобы чувствовать себя комфортно посреди полной тишины, что подсказало мне, что я нашла своих людей.
Мой взгляд остановилась на Лукасе. Он хмурился, когда сосредоточился на учебнике естествознания. Я похлопала его ногой по ноге.
— Ты в порядке?
— Да, просто сильно болит голова.
— У меня в сумке есть ибупрофен, который дала мне медсестра. Хочешь?
Он покачал головой.
— Эти обезболивающие никогда не помогают.
— Позволь мне кое-что попробовать. — Я похлопал по ковру перед тем местом, где сидела.
Лукас соскользнул с дивана и устроился на нем поудобнее.
Я провела большими пальцами по бокам его позвоночника, по шее.
— Часто эти головные боли возникают из-за напряжения шеи.
Лукас издал тихий стон, и все ребята посмотрели на нас. Я ничего не могла поделать с румянцем, окрасившим мои щеки.
— Дай знать, если буду слишком сильно давить.
— Идеально.
Я на мгновение закрыла глаза, сосредоточившись на ощущении того, где напряжение было сильнее всего. Я разминала мышцы большими пальцами. Я могла поклясться, что чувствовала исходящую от Лукаса энергию — что-то вроде сердитого, бурлящего жара.
Лукас резко втянул воздух, и я распахнулись глаза.
— Что? Слишком сильно?
Лукас подвинулся на полу так, чтобы встретиться со мной взглядом.
— Головная боль прошла.
— Хорошо, не так ли?
Он медленно кивнул.
— Обычно я вообще не могу ее убрать, не говоря уже о том, чтобы так быстро. — Его пристальный взгляд впилась в меня, будто он искал что-то, чего я не могла видеть.
Я помахала пальцами.
— Должно быть, волшебное прикосновение.
— Да. Оно должно быть у тебя.
— 20-
Я уставилась в потолок, когда солнечные лучи проникли в мое окно. Мне следовало бы радоваться тому факту, что прямо сейчас мне никуда не нужно идти. Обычно я любила ленивую субботу. До смерти Лейси это были одни из моих любимых дней. Папа готовил свои знаменитые вафли, а мама ставила «Битлз». Мы с Лейси танцевали по дому до тех пор, пока не приходило время перестать заниматься глупостями.
Знакомая боль пронзила мою грудь. Я потеряла все это. Лейси, семью, которая у нас
