была раньше, те прекрасные субботние утра.
Телефон зажужжал на прикроватной тумбочке, и я подняла его.
Папа: Не смогу приехать домой в эти выходные. Достаточно ли у вас денег на самое необходимое?
Я уставилась на экран, в глубине глаз жгло. Я отбросила устройство на другой край кровати. Он не заслуживал ответа. Не то чтобы ему было на самом деле все равно.
Телефон снова зазвонил, и я посмотрела на него. Нового сообщения от папы не было, так что я взяла его.
Энсон: Чем занимаешься сегодня?
Сердце слегка заколотилось, когда я просто увидела его имя на экране.
Я: На самом деле у меня нет планов. Нужно сходить в продуктовый магазин и сделать кое-какую домашку.
У нас с ребятами установилась своего рода распорядок дня. Школа, потом к Энсону перекусить и сделать домашнее задание, а потом кто-нибудь подбрасывал меня. Когда я возвращалась, в доме всегда было темно. Иногда в холодильнике была еда на вынос, иногда ничего не было. Каждый раз, когда я проверяла, как там мама, она огрызалась на меня, так что я сдалась. Мы были просто двумя кораблями, проплывающими мимо в ночи.
Входя в дверь этого дома, я сразу чувствовала себя одиноко. Будто все утешение от того, что со мной целый день были друзья, исчезало в мгновение ока. У меня было предчувствие, что выходные будут самыми худшими. У меня было много часов, которые придется убить в одиночку.
Я почувствовала это тянущее ощущение вдоль грудины, почти как если бы кости скручивались и пытались выйти из нее. Я потерла это место, пытаясь облегчить ощущение.
Энсон: Хочешь, подброшу тебя до продуктового?
Кин однажды спросил меня, есть ли у меня водительские права. Я сказала «да», но мне не нравилось водить машину. Они оставили все как есть, но я знала, что им было любопытно, зачем все это.
Я: Было бы здорово. Во сколько?
Энсон: Заеду за тобой через двадцать минут?
Я: Буду готова. Спасибо, Э.
Я откинула одеяло и направилась в ванную, приняла самый быстрый в мире душ, а затем почистила зубы. Натягивая футболку, я остановилась, проводя пальцами по коже на руке. Два дня назад она была темно-фиолетовой. Сегодня на ней не было ни единого признака синяка.
Я вытянула руку, затем согнула ее. В этом движении вообще не было никакой боли. Я уставилась на руку, будто она могла дать мне ответ. Что-то странное происходило с телом. Тянущие ощущения в груди, моменты, когда мне казалось, что кожа слишком натянута, это странное, быстрое заживление.
Телефон зазвонил на кровати, и я поспешила схватить его.
Энсон: На месте.
Я отбросила мысли обо всех причудливых вещах, происходящих со мной, и схватила сумочку. Я поспешила вниз по лестнице и направилась к внедорожнику Энсона.
Запрыгивая внутрь, я заметила темные круги у него под глазами.
— Ты в порядке?
Энсон взял мою руку в свою, переплел наши пальцы. Все его тело, казалось, вздохнуло от этого прикосновения.
— Теперь лучше.
Кожа загудела от прикосновения, ладонь нагрелась. Энсон не стеснялся прикасаться ко мне, но держать меня за руку было как-то по-другому, более интимно. Он сжал мою руку, а затем отпустил ее. Я скучала по приливу энергии, по теплу, как только оно уходило.
— Давай купим тебе кое-что из продуктов.
— Да. Спасибо, что подвез.
Отъезжая от тротуара, он взглянул на меня.
— Будем честными. Ты бы написала кому-нибудь из нас смс с просьбой подвезти?
Я прикусила нижнюю губу.
— До магазина не так уж плохо дойти пешком.
— Ро, — простонал он. — У всех нас есть машины. Мы хотим помочь, если это нужно.
— Мне не нужна помощь. Я сама могу сходить за продуктами.
— Знаю, что можешь, но не обязана. Мы хотим облегчить тебе жизнь.
— Почему? — Это был вопрос, который я умирал от желания задать с тех пор, как ребята подружились со мной. Теперь я могла видеть, как много людей, как девушек, так и парней, хотели, чтобы их впустили в их круг. Почему они приветствовали именно меня?
Энсон встретилась со мной взглядом в зеркале заднего вида.
— Разве не так поступают друзья? Во всяком случае, хорошие?
— Наверное. — Хотя мне казалось, что это нечто большее. Будто мне не хватало какого-то кусочка головоломки, который остальные могли видеть ясно, как божий день.
— Похоже, раньше в твоей жизни не было очень хороших друзей.
Возможно, в этом Энсон был прав. С тех пор как я переехала в Вашингтон, я не получила ни одного телефонного звонка или электронного письма от своих друзей из дома.
— А как насчет тебя? У тебя были хорошие друзья?
Он заскрежетал челюстями.
— Раньше да и, думаю, снова будут.
Холден и Энсон были прирожденными противоположностями, созданными для того, чтобы сталкиваться лбами и расходиться во мнениях. Но казалось, они оба старались.
Я протянула руку и сжала его ногу.
— У тебя есть я.
Его взгляд на мгновение встретился с моим, но за эти несколько секунд так много промелькнуло в его глазах.
— Так и есть, да?
— И тебе лучше быть осторожным, потому что ты застрял со мной на всю жизнь.
Энсон усмехнулся.
— Думаю, я могу с этим смириться.
Я надеялась, что он сможет, потому что при мысли о том, что я могу потерять его, потерять любого из них, мне становилось трудно дышать.
— 21-
Раздался стук в дверь спальни, заставивший меня подпрыгнуть. Она открылась прежде, чем я успела сказать «Войдите».
Мама появилась в дверях, плотнее запахивая на себе халат. Ее глаза были немного остекленевшими, почти расфокусированными.
— Почему ты не отвечаешь на сообщения отца?
Я развернула свой рабочий стул так, чтобы оказаться лицом к ней.
— Он написал, что его не будет дома в эти выходные. Я не думала, что это заслуживает ответа.
Она сжала челюсти.
— Это неуважительно — не отвечать на сообщения.
Мне хотелось рассмеяться. Неуважительно? Правда мы сейчас говорили об уважении? Мама никогда не выходила из дома, кроме как пополнить запасы лекарств, которые лежали на ее прикроватной тумбочке. Папа даже не утруждал себя притворяться, что здесь еще живет. Действительно ли имело значение, отвечу ли я на папино сообщение?
— Буду иметь это в виду. — Я вернулась к домашней работе.
Мама ухватилась за мой стул и притянула меня обратно к себе.
— Ты сделаешь больше, чем это. Ты напишешь ему ответ прямо сейчас и скажешь, что с тобой все в порядке.
Кусочки мозаики начали складываться воедино. Папа позвонил ей, чтобы проведать меня, и она разозлилась
