— Публичное унижение, — многозначительно сказала она. — Никогда не встречала человека, который легко бы его перенес.
— Я полагаю также, что именно поэтому король Яков приказал Хоку жениться, — мягко продолжила Лидия. — Еще один тонкий способ продлить свою месть. Думаю, он чувствовал себя почти обманутым, когда умер мой муж, и я иногда думаю, что бы он с нами сделал, если бы мой муж прожил дольше. Каким ожесточенным человеком он бы стал. — Лидия покачала головой. — Я рада, что это оказалась ты, Эдриен. Король будет в бешенстве, когда узнает, как ты красива и совсем не безумна на самом деле. Ты — то, что в точности нужно Хоку. Не робкая девушка, и не жеманная пустышка, но женщина с истинным характером и глубиной.
Эдриен вспыхнула от удовольствия. Это добавило тревожных ощущений ее голове.
— Ты сказала, что снова вышла замуж. У тебя есть другие дети? — спросила она, отчаянно пытаясь поддерживать беседу.
Улыбка вернулась на лицо Лидии.
— О да. Адриан и Илисс. Они во Франции с моей сестрой Элизабет. В своем последнем письме она предупреждала, что Адриан становится неисправимым повесой, и она отчаялась перевоспитать Илисс. Лидия рассмеялась. — Илисс может быть немного пылкой и неуправляемой временами. Она тебе понравится.
Эдриен не была уверена в том, как это понять, и оставила эти слова без ответа. Кроме того, ей было совсем нехорошо. В глазах у нее двоилось, ее живот мутило от боли, и ее рот был сухим, как хлопковая швабра. Она с трудом сглотнула.
— Валла хабба ха…, - прокаркала она.
— Эдриен? — Лидия озабоченно посмотрела на нее. — Эдриен!
Она положила руку на лоб молодой женщины.
— Ты же вся горишь!
Эдриен застонала, сделала шаг вперед и упала на мощеную дорожку.
— Хок! — закричала Лидия.
— Яд. — Лицо Хока было мрачным и непреклонным. Он внимательно изучал крошечную стрелу, которую старый целитель положил на клочок ткани.
— Каллаброн.
Целитель расчесал пальцами свою длинную белую бороду и опустился на стул возле Эдриен.
Хок застонал. Каллаброн не был легким ядом. Ужасный, медленный токсин, он вызывал длительные боли в течение нескольких дней, за которыми следовала смерть от удушья, в то время как яд медленно вызывал паралич тело изнутри.
Хок знал, что не существовало противоядия. Он слышал об этом яде во время своей службы у короля Якова. Ходили слухи, что с помощью этого яда отравили многих членов королевской семьи. Когда хочешь устранить будущего короля, ты не станешь связываться с ядом, который может подвести. Хок уронил голову на руки и начал неистово тереть ноющие и затуманенные глаза. Сильный жар от разведенного огня не улучшал его самочувствия. Но жар может помочь ей, так сказал целитель. Может прогнать лихорадку. Но все же… она может умереть.
Пусть я умру, лишь бы она осталась жива! — Пожелал Хок от всего сердца.
— Мы можем уменьшить боль. Существуют снадобья, которые я могу дать ей… — тихо сказал целитель.
— Кто? — разбушевался Хок, игнорируя целителя. — Кто захотел это сделать? Зачем ее убивать? Что она сделала?
Целитель вздрогнул и зажмурил глаза.
Стоя на пороге, Лидия с трудом перевела дух.
— Значит, это каллаброн?
— Да. Кожа потемнела вокруг отверстия, и от него тянутся бледно-зеленые линии. Это смертельный удар каллаброна.
— Я не хочу терять ее, Хок, — потребовала Лидия.
Хок медленно поднял голову от своих рук.
— Мама.
Это слово прозвучало как мольба, безнадежная и беспомощная. Вдруг мама сумеет сделать это. Но он знал, что она не сможет.
— Некоторые считают, что было бы милосердно прервать ее страдания еще на ранней стадии, — очень тихо предложил целитель, отказываясь смотреть на Хока.
— Достаточно! — Хок криком заставил целителя замолчать. — Если все, что ты можешь предложить — это мрак и гибель, то лучше убирайся отсюда!
Целитель гордо и с негодованием выпрямил спину.
— Милорд…
— Нет! Не надо ни того, ни другого! Мы не убьем ее! Она не умрет!
— Возможно, цыгане могут знать какое-нибудь противоядие, — тихо предложила Лидия.
Целитель презрительно фыркнул.
— Уверяю вас, миледи, цыгане не знают ничего об этом. Если я сказал вам, что лекарства нет, вы можете быть уверены, что никто не сможет ее спасти. Эта бродячая банда головорезов, обманщиков и воришек определенно не может…
Целитель резко замолчал под тяжелым взглядом Хока.
— Это стоит попробовать, — согласился Хок с Лидией.
— Милорд! — страстно возразил целитель. — Цыгане всего лишь жалкие фокусники. Они…
— Разбили лагерь на моей земле, — сурово оборвал его Хок, — что они и делали в течение тридцати лет, с моего благословления, так что придержи язык, старина. Если ты так уверен, что они ничего не знают, то почему ты должен беспокоиться, если он придут помочь?
Целитель презрительно усмехнулся.
— Я просто считаю, что моей пациентке не пойдут на пользу дикие танцы и пение, и противно пахнущие высохшие кусочки чего-то или кого-то, — отрезал он.
Хок фыркнул. Было очевидно, что целитель на самом деле ничего не знал о цыганах, гордом племени, которые переезжали из страны в страну, в поисках того, чтобы жить, как они хотят — свободно. Как и многих, кто отважился сражаться за то, во что верил, их часто боялись и не понимали. Цыганский табор, который стоял лагерем в Далките был сплоченным сообществом талантливых и мудрых людей. Хотя они и были суеверными, Хок находил многие из их «инстинктов» безошибочными.
Но этот целитель, как и многие другие, боялся того, чего не было в его жизни, и осуждал это. Невежество превращалось в страх, который быстро переходил в преследование. Хок остановил свой твердый взгляд на старике и прорычал:
— Все, что сможет вылечить мою жену, будет хорошо для нее. Мне все равно, даже если это будут высушенные жабьи мозги. Или, в крайнем случае, высушенные мозги целителя.
Целитель закрыл свой рот и быстро перекрестился.
Хок потер глаза и вздохнул. Цыгане были таким же выходом из положения, как и любой другой. Он быстро подозвал человека, охранявшего дверь, и велел ему послать гонца в цыганский табор.
— Я думаю, вы совершаете большую ошибку, милорд…
— Единственная ошибка, которая совершена в этой комнате — это то, что ты снова открыл свой рот, — прорычал Хок.
Целитель в ярости поднялся, его древние суставы громко запротестовали. Со сжатыми губами он вытащил каменный сосуд, запечатанный воском и плотной пробкой из-под верхней, прилегающей к телу, туники. Он поставил ее на очаг, затем со смелостью и безрассудством, присущим тем, кто пережил чуму, голод и войну, целитель заявил:
