Эшли Дьюал - У истоков Броукри (СИ)

— Лиз, кто-нибудь на меня смотрит?

— Что? Нет, вроде нет.

Я нагибаюсь. Не знаю, что я делаю, как делаю, почему делаю, но я подбираю с земли большой, заостренный камень и размахиваюсь. Со свистом он вылетает из моих пальцев и врезается в одно из широченных окон, переливающихся в лучах капризного солнца. У Лиз изо рта вырывается пронзительный вопль, а затем раздается оглушающий треск, и тысячи безобразных осколков осыпаются на асфальт, как разбушевавшийся ливень.

Замирает даже время. Я гляжу на дождь из стекла и боюсь даже подумать о том, что это моих рук дело. Осколки блестят и сверкают, и с грохотом врезаются в землю, оставив после себя поднявшуюся пыль и клочья витиеватых узоров, а меня пронзает судорога. Кто бы мог подумать, что я решусь на нечто подобное?

Оборачиваюсь. Толпа расступилась — теперь новое зрелище — и я, наконец, вижу то, что пыталась мне описать Лиз. Тяжело дыша, на асфальте валятся Мэлот. У него рубашка красная и мокрая, а на боках и вовсе порванная. Эрих же держится руками за лицо. Сквозь его пальцы прорывается кровь, и мое сердце судорожно сжимается.

Срываюсь с места. Добегаю до искореженного стола и битой посуды, но замираю. К Эриху подходят парень и девушка: те самые, что держались на сцене за руки. Девушка не просто обнимает Эриха, она прижимает его к себе, будто он очень много для нее значит, и я невольно ощущаю горечь, подскочившую к горлу.

— Идиот, — шепчет она. Ее черные волосы прикрывают кровавые следы на лице парня. Я отворачиваюсь. Не могу на это смотреть и потому сажусь на колени рядом с Мэлотом. У него рассечена бровь и в кровь счесана кожа на животе.

— Надеюсь, ты добился того, чего хотел, — говорю я, аккуратно приподнимая его над асфальтом. Брат хихикает, а я борюсь с диким желанием врезать ему еще раз по лицу. — У тебя могут быть проблемы дома, Мэлот. Неужели ты думаешь, что отцу это понравится?

— Ради Бога, Дор, — кряхтит он, сплюнув кровь, — папочка сам меня об этом попросил.

Я недоуменно замираю, а затем бросаю взгляд на Эриха. Его держат под руки, но он не глядит на друзей, он смотрит на меня, и мое сердце подскакивает к горлу. У парня все лицо изрезано мелкими царапинками от битого стекла. Братец удачно разбил о его голову ни одну тарелку, и теперь, наверняка, останутся шрамы.

— Папа сказал затеять драку?

— Папа сказал сжить сына Ривера со свету. — Мэлот впервые обнимает меня, наверно, потому, что никто больше не кинулся ему на помощь. Такова цена славы: лживой и очень характерной подруги, для которой нет правил. — И я сделаю это. Я не подведу отца.

Мне становится страшно. Оттаскиваю брата в сторону здания, а сама смотрю в глаза Эриха. Он тоже на меня смотрит. В этот момент мне кажется, что пропасть между нами не просто стала огромной. Она стала бездонной.

Неожиданно Мэлот крепко стискивает меня за плечо. Его ноги тормозят о землю, и, обернувшись, я вижу перед собою деканшу. Обервилль похожа на призрака, решившего в то же время побыть и маньяком-убийцей, и умалишенным психопатом, и глаза у нее ярко блестят, переливаясь изумрудными искрами.

— Что происходит, — шипит она. Ее костлявые плечи, торчат, будто пики. — Что здесь творится, де Веро? Что вы натворили?

— Добрый день, — смеется брат, — а мы как раз…

— Что вы сделали! Ривера? Немедленно подойдите ко мне! Вы тоже замешаны?

— Это несчастный случай, — быстро вставляю я. Глаза Вилли впиваются в меня, будто стрелы, и я нервно сглатываю. — Они неправильно друг друга поняли.

— Кто разбил стекло?

— Какая разница? — смахнув кровь с лица, прыскает Эрих. — Только не говорите, что у вас не хватит денег поставить новое. Одним больше, одним меньше.

Ох, эта его любовь говорить то, что первое приходит на ум. Я недовольно гляжу на него и уже представляю, как деканша впивается ногтями в его плечи, прогрызает зубами в его шее огромную дыру. А она, тем временем, сцепляет за спиной в замок руки. Плохой и опасный знак. Обычно она так делает, когда собирается сообщить о том, какой ты тупой и безнадежный человек. Правда, на этот раз ее голос остается тихим. Она подходит к Эриху, останавливается напротив его лица. Наклоняется и шепчет:

— Разница лишь в том, мистер Ривера, кто именно заплатит эти деньги. Но если вам и вашей семье — все равно, хм… — она улыбается, — возьмете ответственность на себя.

В глазах Эриха ярость. Он вырывается вперед, но его ловко перехватывает высокий, темноволосый парень, жутко похожий на самого Эриха. Его лицо немного смугловатое, в глазах черный холод. Он оттаскивает друга назад и рычит:

— Не надо.

— Отпусти, Марко. — Тот сбрасывает его руку и вновь переводит взгляд на Вилли. — Вы меня в этом обвиняете только потому, что я не отсюда.

— Какой догадливый, — смеется Мэлот. — Пять балов, дикарь.

— Я обвиняю вас, — восклицает Обервилль, — потому, что вы посмели разговаривать со мной в подобном тоне. И мне все равно, откуда вы. Расплатитесь за свой острый язык.

— Я не собираюсь платить.

— Заплатит ваша семья. Если не умрет с голода. Уже ощущаете вину, мистер Ривера?

— Не будьте такой жестокой, — вновь протягивает мой брат. Он отходит от меня и без особо энтузиазма разминает спину. — Вы же не хотите увидеть, как он плачет. Хотя, готов поспорить, это занимательное зрелище.

— Не такое занимательное, как смотреть, как ты передвигаешься на сломанных ногах.

Парни рвутся навстречу друг другу, но я встаю между ними и громко восклицаю:

— Хватит! — Широко распахиваю глаза. — Боже мой, успокойтесь. Декан Обервилль, я это сделала. — Тяжело выдыхаю и краем глаза замечаю, как, в образовавшейся толпе, Лиз хватается руками за лицо. Она, наверняка, считает меня сумасшедшей.

— Что сделали, мисс де Веро?

— Я…, я разбила стекло…, но я просто хотела привлечь внимание, ведь они дрались и могли покалечить друг друга. Я даже не знаю, что на меня нашло, — сглатываю. Деканша испепеляет яростью. — Простите. Это моя вина.

Повисает тишина. Мне внезапно кажется, что не слышно ничего, кроме стука моего сердца. Я гордо вскидываю подбородок и думаю: будь, что будет. Наплевать на Вилли, на Мэлота. На всех наплевать. Я знаю, родители отыграются на мне дома, но какая разница? У них всегда находились причины меня ненавидеть. А теперь они действительно могут за что-то зацепиться. Так даже интересней.

— Вы, трое, — Обервилль глядит на Эриха, Мэлота и останавливается на мне. — Живо в мой кабинет. И чтобы ни звука.

Она ловко разворачивается на высоких каблуках, и улица взрывается шумом, смехом и охами. Ребята начинают перекидываться ошеломленными взглядами, а мы шествуем за деканшей, опустив вниз головы. В какой-то момент мне кажется, что нас ведут на казнь. О чем люди думают в такие моменты? Понятия не имею. Я плетусь за братом, рассматривая носки туфель, а время замедляется, играя с моими волосами на легком ветру. Чувствую на себе взгляд Эриха, он идет позади. Наверно, ему трудно переставлять ноги, как и Мэлоту. Мой брат хромает и периодически опирается ладонями о первое, что попадется, но я рада, что ему плохо. Возможно, это неправильно, но пусть немного пострадает. Слишком часто ему с рук сходит то, что он делает с другими людьми. Теперь сам помучается.