Будет знать, как тетраграмматоны бракованные продавать и сатанистам гримуары раздавать из-под стола.
— Опять сваливаешь? — бухгалтер Ирочка недовольно поджала розовые губки.
Древесница обожгла меня взглядом и уперла руки в тонкую талию, демонстрируя свой немалых размеров бюст в вырезе зеленого платья. Им она явно пыталась поймать на крючок нашего шефа. Зря старалась, есть у него одна дура, зачем вторую брать такую же? К своей-то привык уже.
Я хмыкнула, наблюдая, как наш фикус тут же под влиянием природной магии Иры выпустил несколько новых стебельков. Вот ее бы настойчивость да в мирное русло. Лучше бы зарплату так считала. Бедная Эльвира Игоревна из рода алконостов. Уже устала клювом за ней косяки разгребать.
То налог неправильно посчитает, то недоплату сделает, то премию нашему грузчику Ильичу выпишет в тридцать тысяч, и он от радости уйдет в месячный запой. Нет, если в твоей голове опилки, ничего тебе не поможет. Даже длинные зеленые волосы и лицо фотомодели.
— Меня Борис Дракарович отпустил, — игнорируя презрительный взор, обхожу древесницу, уклоняясь от хлестнувшего воздух стебля фикуса. — И не размахивай тут будущей макулатурой. Лучше кактусы оживи в кабинете начальника, все равно на большее не способна.
— Стерва! — шипит Ирка, не придумав ничего умнее.
Хотя, может, она и не дура. Просто словарный запас маленький. Додумалась же к коту-баюну подход найти: таскает ему элитный кошачий корм, а тот ее к боссу пропускает без предупреждения.
Пожимаю плечами, выходя из офиса.
Нет, все-таки хорошо, что Ирка у нас одна. А остальные или простые парни, копающие могилы и готовящие гроб, или уже давно перешагнули бальзаковский возраст даже по меркам нечисти да нелюдей.
На улице было прохладно. Серые тучи заволокли голубое небо и готовились пролить на головы прохожих литры дождевой воды. Лопата лениво отсвечивала рунами, пугая детишек и забавляя взрослых. Один из банников тащил посылку с «Почты России», матерясь и ругаясь на ленивых операторов. Лицо нашего мэра Иннокентия Кошмаровича своим кислым видом на рекламном баннере в очередной раз отпугивало потенциальных избирателей.
— Эге-гей, подруга!
Я резко остановилась, дождавшись, пока Станка, подхватив яркие юбки своего цыганского наряда, добежит до меня. Звон нашитых монеток на блузке привлекал к ней взгляды мужчин, а черноокая цыганка только улыбалась, но игнорировала любые попытки проявить интерес.
— Куда идешь? — запыхавшись, поинтересовалась Папуш, приглаживая кудрявую черную шевелюру.
— В Церковь, — отозвалась я, продолжая путь.
— О, небось по Ваське соскучилась? — ехидно улыбнулась подружка, и я даже глаза закатила от такой фамильярности. Хотела было возразить, но в этот момент Станка приблизилась и, коснувшись моих волос, выдернула волосок, заставив меня вскрикнуть от боли.
— Ай, чего творишь! — возмутилась я, поправляя съевшую шляпу на своей голове.
— Погадаю на вас, — отозвалась Папуш, пряча мой волосок в своей небольшой сумке-поясе, похлопав меня по руке. — Судьбу твою узнать хочу.
— Не думаю, что стоит, — сглотнула я внезапно образовавшийся ком и отвела взгляд от внимательного взора Станки.
Не то место, чтобы такие вещи обсуждать. Не хотелось мне сейчас общаться на тему моего договора со Смертью и его последствиями. Внутри все сжалось от неприятного чувства, которое возникало каждый раз, стоило подумать о печати на моей груди.
— Договор — не приговор, Кристин, — отозвалась Станка мягко, — тогда у тебя выбора не было. А сейчас?
— И сейчас его нет. Знаешь же, что нельзя его разорвать, — отрезала я, сморгнув горячие слезы.
Цена договора — одна спасенная от уничтожения душа. Дабы расторгнуть сделку, пришлось бы ею пожертвовать. Никогда и ни за что я бы не пошла на это. Однажды перешагнешь грань, и не будет пути назад. Смерть взяла мою душу в качестве платы, значит, так тому и быть.
— Твоя бабушка…
— Станка, — предупреждающе рыкнула я, заставляя цыганку замолчать. Мы остановились под яблоней, слыша шелест листвы над нашими головами, и смотрели друг на друга. Подруга опустила глаза первой, разглядывая пробоины на асфальтовой дорожке, пиная носком ботинка маленькие камешки.
— Я бы снова это сделала, — выдохнула я, обхватив себя руками. — И нечего тут обсуждать.
Неожиданный порыв ветра принес с собой знакомый запах и звон церковного колокола. Резко обернувшись, я увидела идущую впереди процессию. Ничего особенного, просто траурный ход с гробом и рыдающими родственниками впереди. Десятки людей, парочка домовых шагали в сторону нашего храма на отпевание. Странно, обычно их доставляли из морга в церковь по просьбе родственников. Я попыталась припомнить, кто недавно из жителей города у нас упокоился и приходил ли запрос на погребение.
— Это Владимир Максимович, — потянула Папуш, прерывая мои размышления. — Он у нас травами закупался постоянно, вон дочь его. Бывший лекарь, на пенсии многим тоже помогал.
— А, тот, который по части неврологии, — покивала я, вглядываясь в худенькую женщину средних лет в черном платье с покрытой головой. Она то и дело прикладывала платок к глазам, стараясь держаться. Медленно брела рядом с черным гробом, касаясь гладкой поверхности.
Безысходность, горе, боль и запах разложения с сырой землей. Все это я ощутила сразу же, стоило ветру принести с собой целый букет запахов, доступных только некромантам. Печальная картина.
Похоронная процессия двинулась дальше, и я, вздохнув, заставила себя тоже сдвинуться с места.
— Пойдешь со мной до церкви? — спросила я, не очень желая попасть на отпевание. Но, может, удаться сделать все быстро, не участвуя в этом?
— И побесить Олега? Еще как! — хохотнула Станка, коварно улыбаясь.
Представляя себе перекошенное лицо церковного огневика-священника, ятолько фыркнула. Вот уж точно будет весело.
Глава 16
Церковь Пресвятой Матроны — или Кафедральный Собор Покрова Пресвятой Агриппины — представляла собой единый комплекс из белого камня. Основное здание — храм с большим синим куполом и золочеными крестами и колокольня. Вокруг раскинулся живописный небольшой сад, где росли липы и яблони, а рядом ютились кусты сирени, вишни и многих других растений. Полевые цветы украшали аккуратные клумбы, идеально выстриженный газон радовал взгляд любого перфекциониста.
Все такое чистое, уютное, что я немного опасалась находиться среди всего этого великолепия.
Похоронную процессию мы со Станкой давно обогнали, спеша в сторону основного входа церкви и слыша первый звон колокола. Отпевание Владимира Максимовича Дольского должно было скоро начаться. Близкие друзья и родственники зачитывали Псалтырь прежде, чем гроб с покойным внесли бы в храм, поэтому у нас оставалось еще немного времени на осмотр. Я шагнула по ступенькам и решительно толкнула тяжелые двери, тут же ощутив аромат благовоний.
— Говорю вам: нечистое это дело! Разве можно отпевать покойного, когда мощей нет и защиты у храма никакой?!
На наших глазах Олег отчаянно спорил с кем-то из прислужников. Тот, пряча руки в широких рукавах своей золотой мантии, внимательно слушал его. Судя по повышенным тонам, спор явно шел давно и касался нашей общей проблемы — мощей святой Агриппины.
— Ты зря беспокоишься, сын мой, — седовласый мужчина с густой бородой. Я внимательно присмотрелась к нему, но ни внешние данные, ни одежда не помогли определить, кто это. — Все это проделки бесов и врагов наших. Но мы сильны как никогда.
— Настоятель, — шепнула мне Станка, заметив мой интерес. — Редко его видно, все чаще Пантелеевич мелькает в народе. Димитрий Архипович вроде.
— Ты откуда знаешь? — удивилась я, а затем вздрогнула, ощутив на себе внимательный взор. Настоятель нашей церкви смотрел в нашу сторону.
— Мы поговорим после службы, сын мой, — коснувшись руки Олега, пообещал Димитрий Архипович, улыбнувшись нам и крестясь, приветствуя громко:
— Добро пожаловать в дом Божий, девушки.
