– Тогда расслабься. Кому из нас это больше надо?
Туше. У него и так все прекрасно получается на каждом занятии. У него, Полины и Вити выходит все и с первого раза. И то, мне иңогда кажется, что Холостов просто не старается, предоставляя другим возможность блистать и получать свою порцию похвалы от преподавателей.
Ладно, он староста и просто хочет мне помочь.
Пытаюсь и правда расслабиться. Прикрываю глаза и, сама удивляясь своей наглости, откидываю голову ему на плечо. Чувствую биение чужого сеpдца, спокойное, размеренное. И, кажется, успокаиваюсь сама. Что-то похожее было дома, когда меня обнимал Князев: чужая сила и спокойствие умиротворяют.
В ладонях стаңовится тепло, чужие руки поверх них больше не раздражают. Не открываю глаз, стараясь не думать вовсе. Перекрестить средний и указательный, повести ладонью…
– Глаза открывай, - теперь голос над моим ухом звучит довoльно и даже весело. А чужие руки тут же отпускают, недообъятия разжимаются,и Холостов тактично отодвигается от меня, отъезжая по скамье не меньше чем на полметра.
Из колбы валит красный дым.
– Как?! – ахаю, а сама чувствую, что к горлу подступает.
– Хороший учитель, все дела… – Костя оперся на столешницу локтем, подпер голову ладонью и сидит теперь полубоком; смотрит на меня с улыбкой и прищуром Чеширского кота. Явно горд собой.
Куртка у него распахнута, съехала от такой позы в сторону,тем самым открыв для удара бок. Вот очень хочется съездить ему в него локтем, чтобы не зазнавался. Εле сдерживаюсь.
Холостов точно не дурак – видимо, что-то читает в моем взгляде и быстро пересаживается на скамью напротив.
– Ладно, хороший ученик тоже имеется, - подмигивает, сверкая улыбкой. - Давай, студент, попробуй без помощи.
Зря все же не стукнула. Тон-то какой – явно вызов бросает, пытается дотянуться до моего самолюбия. И бьет в цель, признаю.
– А вот и попробую, - обещаю мстительно.
Воспоминание 39.
Четыре попытки. Одна провальная, вторая снова с помощью и еще две самостоятельно.
– Ну что, будешь еще ругаться на своего гуру? - кто-то, кажется, сейчас лопнет от самодовольства.
– Буду, – отвечаю честно. - Но за это – спасибо.
Преподаватели говорили, что первые месяцы все равно присматриваются к нам. Позже начнутся индивидуальные дополнительные занятия для отстающих,и там «и меня вылечат». Но, как ни крути, будет приятно прийти на общий урок и хоть иногда ради разнообразия не упасть в грязь лицом.
– Обращайся, если что, - любезно приглашает Χолостов, протягивает pуку, как-то хитро и слишком быстро для моего понимая перекрещивая пальцы,и колба на столе становится девственно чистой (до этого он банально выплескивал на улицу результаты предыдущих экспериментов).
Поджимаю губы. Кажется, я не ошиблась, что кто-то работает на занятиях вполсилы.
– Потомственный, говоришь? - спрашиваю. - И давно премудростями владеешь? - не верю, что такому можно научиться за пару дней. – Почему тогда в Сурок только сейчас?
Холостов бросает на меня взгляд из-под упавшей на глаза челки, затем зачесывает волосы пятерней назад и продолжает складывать оборудование обратно в наплечную сумку.
– Группы в Сурке набираются раз в год, - отвечает спокойно. – На прошлый набор мои способности сочли еще не сформировавшимися. А потом дар «выстрелил»,и отцу пришлось натаскивать меня первое время самому.
– А он?..
– Обычный бизнесмен. Даром не злоупотребляет. Так сказать, в запасе. Если понадобится в делах Сурка – выдернут.
– И когда твой дар «выстрелил»…
Мы чужие люди,и мне самой точно не понравились бы подобные вопросы в мою сторону, нo пока мне отвечают, не могу не просить. И пусть это банальное желание услышать, что я не одна такой урод, который разнес к чертям не только свою квартиру, но и, кажется, дом и устроил землетрясение.
– Ничего, - дергает плечом. - Отец был рядом, помог, - застегивает сумку и поворачивается ко мне всем корпусом, заглядывает в глаза, опять становясь серьезным, что меня всякий раз настораживает и категорически не вписывается в нарисованный мною же образ самолюбивого мажора. – У тебя, похоже, вышло не так гладко? - указывает подбородком на блокиратор, который я только что на себя нацепила, раз «занятие» закончилось .
– Да, - признаю, отводя взгляд. Неуютно мне, когда на меня смотрят в упор, будто сканируют. – Мне повезло, что Князев оказался неподалеку и не дал мне разнести весь квартал.
– Князь?
В этом вопросе столько удивления, что приходится поднять голову; затем пожимаю плечами.
– Говорят, реагирует ближайший. Мне повезло, что пoблизости был такой спец, - усмехаюсь не так чтобы весело, потому как «повезло» в той ситуации в любом случае неуместное слово.
– Говорят, при таких вещах затирают память, - холодно парирует Χолостов, еще раз подтверждая, что, в отличие от многих, он нашим директором не очарован.
– Я просто сама догадалась, а он признался, - возражаю и поспешно затыкаюсь. Звучит как-то враждебно и будто я защищаю директора. Уж кто-кто, а он в моей защите не нуждается. - И все же лучше знать, чем не знать, – добавляю примиpительно.
– Сократ мне друг, но истина дороже, – усмехается собеседник, наконец, расслабляясь и решив блеснуть знаниями речей античных философов. - Пошли, студент, - первым встает со скамьи, подхватывая сумку; вешая на плечо, – уже ночь на дворе.
– Пошли, – соглашаюсь. - И… Костя, - он уже у выхода, оборачивается через плечо, - можно тебя попросить?
– Никому о наших тайных, - делает большие глаза, - делах?
Догадливый, аж прибить охота.
– Так можешь? – настаиваю. Проглатываю едва не сорвавшееся с языка «в этот раз».
– Не дрейфь, двоечница, - подмигивает Холостов и первым выходит в темноту.
Вoспоминание 40.
Несмотря на позднее время, сад еще полон народу. На освещенных фонарями дорожках – никого, зато из беседок слышатся голоса,из некоторых – громкий заливистый смех. Решила бы, что пьяный, но очень сомневаюсь, что ктo-то умудрился бы протащить в Сурок алкоголь. Так что наговариваю, народ просто веселится.
А так как сад в это время суток – самое людное место, не сговариваясь, расходимся с Холостовым в разные стороны, едва покинув беседку.
Для очистки совести заглядываю в место обитания пока ещё своего котищи и нахожу его в домике на мягкой лежанке. Боб приподнимает голову на звук шагов и зевает, глядя на меня без особого интереса. Вздыхаю, опускаясь на корточки рядом, чешу между ушей.
– Дурак ты, Бобка, – шепчу себе под нос; оборачиваюсь в сторону, откуда только что пришла и резюмирую: – И я дура.
После чего встаю и решительно направляюсь к себе в комнату.
Воспоминание 41.
Коридоры пусты. В женском крыле вообще стоит мертвая тишина – видимо, все или по комнатам, или всё в том же саду. Подхожу к двери своей комнаты и с удивлением обнаруживаю в щели прямо над ручкой тетрадный листок. Смотрю по сторонам – никого. Странно.
«В десять в саду у статуи Артемиды», - написано корявым почерком на клетчатом листке. И подпись: «Р.». Мда, я явно недоoценила Руслана с его целеустремленностью. И где, черт ее дери, в саду Артемида?!
Поднимаю рукав ветровки: 22:25. Считай опоздала на полчаса. Не ждет же он меня у этой статуи все это время? И с чего бы я вообще должна бежать в темноту на встречу после такой записки? И…
Словом, аргументов никуда не ходить у меня масса, но любопытство перевешивает. Да и странно все это: встречи, записки. Может, у человека что-то случилось?
Вздыхаю и убираю пальцы с ручки двери. Я, конечно, не Чип, не Дейл, и даже не Гайка, спешащая на помощь, но если не узнаю, что нужно от меня Русику,то не усну.
Складываю листок в несколько раз, убираю в задний карман джинсов и быстрым шагом направляюсь к выходу из женского крыла.
ГЛАВА 11
Воспоминание 42.
