— Действительно?
Финдир удивленно вскинул брови, и я на какое-то время замолк, задумавшись. Пожалуй, в свете последних событий у меня не было достаточно времени, чтобы прислушаться к своему телу. Я вспоминал последние месяцы, дни в которых были одновременно одинаковыми и непохожими друг на друга, и пришел к нескольким выводам. Трёхчасовой сон никак не влиял на мою бодрость и продуктивность в течение дня, особенно учитывая то, как плохо и беспокойно я спал. Более того, я был ловок, стал легче сосредотачиваться, увереннее касаться огня в груди, а вечное сидение на снегу не заставляло меня мерзнуть, словно что-то изнутри защищало мое существо.
— Чувствую, — исправился я. — Но…
— Пока ты лишь слегка касаешься своей силы, она подпитывает тебя, — пояснил Финдир. — Ты чувствуешь себя живее всех живых, потому что огонь внутри тебя горит, как печка, что греет свой дом. Однако если ты решишь подкинуть туда дров сверх меры, дом может сгореть.
— То есть пока я пользуюсь силой по чуть-чуть, она работает мне во благо, но, если сделаю что-то масштабное, она меня убьёт?
— По меньшей мере, значительно ослабит. Или сведет с ума, — кивнул учитель. — Но мы для того и учимся, чтобы ты знал меру. Взгляни на меня: молод, умён, привлекателен, а ведь я почти ровесник азаани.
— И скромен, — вставил я посередине его слов, но, услышав концовку, изумился: — Тебе шесть сотен лет?!
— Пятьсот восемьдесят семь, если быть точным, — поправил он, наигранно задрав подбородок, и я понял, почему он вообще заговорил о своём возрасте, прося перестать обращаться к нему официально. — Я же сказал почти ровесник.
— Ты вообще собираешься стареть? — возмутился я.
— Магия, — пожал плечами Финдир, не скрывая довольной улыбки. — В разумных размерах.
Его возраст действительно поражал; будь он обычным эльфом, уже, скорее всего, поседел бы и ворчал на внуков, бегающих по его двору. На деле же он выглядел немногим старше меня: если сделать наши жизни эквивалентными людским, то ему будто бы едва перевалило за тридцать.
Порой до нашего отшельнического уголка долетали отголоски новостей из Греи. В них не было ничего особенного или пугающего. Ни король, ни его старшая дочь не совершали вызывающих подозрения поступков, хоть мы и не прекращали напряженно их ожидать. Королевская семья всерьез занялась подготовкой к свадьбе: закупка тканей, провизии и рассылка приглашений шли полным ходом. Приглашение пришло даже Маэрэльд, которую король, по заверениям его друида, безмерно уважал. Я использовал мысли о предстоящем торжестве как один из поводов вызвать гнев на тренировках, но одна деталь всё же грела мою душу: раз Эвеард готовил свадьбу, значит, она будет проходить здесь. Значит, лисица ещё хотя бы раз приедет на родину.
Однажды, в середине самого морозного месяца зимы, какая-то новость всё же сотрясла совет настолько, что Финдир позволил мне провести весь день наедине с собой. Попробовав отдохнуть, сидя в полной тишине, я понял, что во мне плескалось невероятное количество энергии, которую я прежде не замечал из-за постоянных занятий с учителем. Малейший шорох заставлял вскакивать и искать источник шума, а ощущение, что я должен был что-то делать, но вместо этого бессовестно бездельничал, преследовало ежеминутно.
Я представлял, чем могла бы заниматься Ариадна. Гулять по вечнозеленым садам Куориана, блуждать в его лабиринтах, поедать персиковые пирожные, которые она постоянно притаскивала на наши встречи в башне, находиться в объятиях принца… Раз за разом мысли приводили к картинкам, которые я предпочел бы не воображать, и их приходилось силком выталкивать из головы. Ревность, которую я раньше считал глупейшим и неправильнейшим из чувств, съедала меня, и я не знал, правда ли испытываю ее, или же всё это — следствие изменений, к которым неизбежно приводят новые аспекты моего бытия.
Разумеется, я сбежал. Зато, наконец, насладился общением со всеми, кто мне дорог. Мать стала заметно более активной, и тень горя практически покинула ее лицо. Я несколько раз пытался поговорить с ней о ночи, когда мой дурной сон чуть не лишил нас дома, но она прерывала все попытки, по-матерински понимающе гладя меня по волосам. Сестренки, как и всегда, едва давали мне вдохнуть, чтобы набраться воздуха для ответа на все интересовавшие их вопросы. Талани представила мне составленный втайне от сестер алгоритм действий, которого следует придерживаться, если я выхожу из себя и перестаю себя контролировать, и её зрелость в очередной раз поразила меня. Шаэль демонстрировала очередные акробатические номера, суть которых, как по мне, была в том, чтобы изваляться в снегу и заполнить пространство вокруг звонким смехом. Файлин же сдержанно, пытаясь казаться безразличной, и все же невероятно смущаясь, показала мне свои рисунки, и они, без сомнений, были выше всяких похвал.
Индис всё так же заражал жизнерадостностью, и это оказалось спасением для моего измученного разума. Глядя на то, что прежде было главным поводом для раздражения в моей жизни, я понимал, чего мне больше всего не хватало. Время шло, а Индис, благодаря или вопреки, не сходил с избранного им пути. По крайней мере, его улыбка была искренна, а глаза стреляли такими искрами, что те посоревновались бы с моими молниями. Мы прекрасно поговорили, легко и ни к чему не обязывающе, как и многие годы до этого, и это теплым одеялом укутало мою душу, порадовав, что хоть что-то в этой неразберихе остаётся прежним.
Бэтиель, завидев меня издалека, помчалась навстречу и повисла на моей шее, душа в объятиях. Едва не захлебываясь словами, она принялась за рассказ, из которого я едва мог выловить отдельные фразы, не говоря уже о том, чтобы понять суть; сосредоточиться не выходило, даже учитывая недавно приобретенные навыки.
— Когда мы выезжаем, ты не знаешь? — из урагана слов эта фраза выскочила резко, застав врасплох.
— Куда?
Бэтиель надула губы, демонстрируя неподдельно обиженное лицо.
— Ты меня вообще слушал?
— Это было сложно, — признался я, пытаясь спрятать взгляд.
— Когда мы выезжаем в Армазель?
— Это ещё зачем?
Эльфийка тут же ударила себя ладонью по лицу, закрывая рот. Я нахмурился, пытаясь вытащить из памяти слова, что Бэтиель недавно произнесла, ведь хоть какие-то из них должны были зацепиться за края моего разума, но попытки оказались тщетны. Поездка в Армазель, столицу горных эльфов, казалась бредом сумасшедшего. Я был там лишь однажды, в глубоком детстве, и даже та поездка была невероятной удачей, которая подворачивается не каждому жителю Аррума.
Лишь подле Греи эльфы делились на лесных и горных. В остальных уголках мира это — один и тот же народ, живущий вместе; часть — в горах, часть — в лесах, что всегда располагаются у их подножий. Армазель и Аррум — самые крупные места обитания эльфов, но самые недружественные, и потому, к счастью или к сожалению, имеющие возможность самостоятельно избирать пути развития. Лесные эльфы продолжали сотрудничать с людьми и приходить к компромиссам, что позволяли нам жить в мире. Горные же презирали людей, считая их недостойными внимания существами, и не хотели очернять свои души даже общением с ними, не говоря уже о межвидовых связях, которые у них, разумеется, запрещены. Они мало сотрудничали даже с нами — казалось бы, их братьями и сестрами, — потому я не видел никаких причин отправляться в Армазель, тем более в компании так воодушевленной путешествием Бэтиель.
— Тебе, наверное, скажут чуть позже, — виновато пробормотала девушка, переступая с носка на пятку. — Я подслушала, как советчики Маэрэльд говорят об этом, услышала твоё имя, и… напросилась с вами, пообещав, что не доставлю хлопот. В итоге на меня повесили шитьё новых накидок в дорогу, но это мелочи, с которыми я без проблем справлюсь.
— Я всё ещё не понимаю, зачем нам ехать в Армазель, — напомнил я.
— Эзара! — крик в спину ударил меня, будто разъяренная волна. — Эзара, вот ты где! Пошли, как раз ты мне и нужен!
