погладил ее волосы.
— Знаю, милая, — прошептал он. — Ты переживешь это.
— Нет, — ответила она. — Не давай ему испортить и это. Я просто хотела быть тут с тобой. В безопасности от всего этого.
— Порой мы не можем убежать от того, что происходит с нами. Порой нужно быть в том моменте, чтобы знать, как потом исцелиться.
Она смотрела в его любимые глаза, пыталась удержаться за разум с помощью воспоминания о нем.
— Я знаю, тебя тут нет, — прошептала она. — Но ты останешься со мной?
Слезы появились в его глазах, и она точно ощутила, как капля упала на ее щеку.
— Я тебя и не покидал, Медуза. Никогда.
Воспоминание об Алексиосе склонилось и прижало лоб к ее. Она могла терпеть это, пока ощущала его силу. Пока помнила доброту в его душе. Она могла.
И вытерпела.
Когда Посейдон закончил, он скатился с нее со смехом. Звук его голоса разбил ее видение, Алексиос растаял, будто угасли звезды.
— Ты забавнее других. Ты хотя бы не кричала.
Других?
Она не могла двигаться. Все тело болело, словно она пробежала марафон. Медуза знала, что у нее свело мышцы. Напряжение не пропадало, вряд ли оно исчезнет. Ее плечи пылали, мышцы между лопаток болели. Но бедрам было еще хуже. И от боли внутренних мышц ее душа будто пылала.
Другие женщины тоже испытали такое. Ее мысли вернулись к осознанию, что она была не первой, с кем он это сделал. Она была не первой и не последней.
Кто остановит бога? Кто будет биться с бессмертным Посейдоном, потому что он решил насладиться телом жрицы, верно служащей существу, подобному ему?
Может, ее послали сюда для него. Ведь он хотел этого. Никто не понимал, что она этого не хотела. Никому не было дела.
Слезы обжигали глаза. Они катились по ее щекам, но она не вытирала их. Она хотела, чтобы он видел их, хотя ему было все равно.
Посейдон взглянул на нее и вздохнул. Он встал, провел ладонью по своей груди и вытянул руки над головой. Изобразив зевок, он пожал плечами.
— Они всегда плачут.
И ушел.
Ушел, будто ничего не случилось, и она не была важна.
Ее ладони дрожали у холодного камня. Лед пылал в ее коже, оставляя следы на спине, которые вряд ли пропадут. Эти пятна холода были хуже следов пальцев, оставшихся синяками на ее плоти.
Тот лед проник в ее сердце, она дрожала.
Медуза медленно повернулась на бок, поджала ноги к груди. Она дрожащими пальцами попыталась укрыть оборванными краями пеплоса ноги, но ткани не хватало. Обрывки были на полу, она не могла дотянуться.
Она не могла подползти к ним. Она вообще не могла пошевелиться.
И она была ужасно одинока.
ГЛАВА 15
— Медуза?
Она вздрогнула от ладони на ее плече. Она не хотела, чтобы ее трогали, и ей было плевать, что она была на полу.
Несколько коротких часов сна помогли ей. Теперь она могла думать не только о пальцах, сжимающих ее плоть. Не только о звуке его кожи, бьющейся об ее. Но одно прикосновение все вернуло.
— Медуза? — Эвриала сидела на коленях перед ней, не трогала больше, но была достаточно близко, чтобы Медуза видела сапфировые прожилки в ее глазах. — Что случилось?
Она не хотела говорить подруге. Как она могла?
Он был тут. Он сделал, что хотел.
Она даже не отбивалась.
Слова застревали в горле, но она пролепетала:
— Посейдон.
Глаза Эвриалы потемнели.
— Он сделал это с тобой?
Они не успели уточнить имя, которое назвала Медуза. Луч угасающего солнца пронзил храм, озарил золотую фигуру, спустившуюся с небес.
Афина выглядела не так, как при первой встрече с Медузой. Ее волосы были собраны на макушке, обмотаны вокруг золотого шлема во вмятинах от лет в бою. Ее ноги были голыми ниже колен, сандалии обвивали там крепкие мышцы.
Ее сова летела за ней. Афина сжимала большое золотое копье, конец стукнул по плитке, когда она приземлилась перед ними.
Лицо богини исказил гнев.
— Жрица! — прогремела она. — Ты осмелилась осквернить мой храм своим телом?
Медуза не знала, как ответить. Осквернить? Да, жрицам нельзя было заводить отношения с мужчинами, пока они работали в этом храме. Но это был не ее выбор. Она не хотела, чтобы Посейдон трогал ее. Она даже отказала ему.
Верно?
Боги, она сказала «нет»? Произнесла это слово?
Она не помнила. Все смешалось в голове. Может, она ошиблась. Может, бог не так понял ее слова, решил, что она просто заигрывала, хотела этого, как он.
Эвриала зарычала на Афину, встала и указала на Медузу.
— Вы считаете, что ваш храм осквернен? Великая богиня? — последние два слова звенели сарказмом. — Ваша жрица лежит на холодном камне, где ее бросил ваш дядя, но вы вините ее в этом жестоком поступке?
— Мы не знаем, что случилось, — ответила Афина. Она сжала копье, словно была готова пронзить им Медузу и покончить с этим.
Ладони прижались к плечам Медузы, нежно помогли ей сесть. Сфено тут же отпустила ее и подошла к сестре.
— Все мы знаем, что тут произошло. Мы знаем, как ведут себя боги, хотя я не думала, что кому-то как Посейдон хватит наглости оскорбить жрицу Афины так сильно. Нужно нападать на него, а не Медузу.
— Дамы, с дороги, — Афина грозно шагнула вперед, в каждом движении была агрессия. — Вы знаете, как и я, что Посейдона не наказать. Вас приняли в моем храме, и я не жалела об этом. Но наказание за такой поступок — смерть. Я должна убить ее.
Медуза была потрясена. Убить ее? За что?
Она с трудом поднялась на ноги, мышцы ног болели, синяки снова вспыхнули на теле.
Но она будет стоять перед богиней, которой поклонялась всю жизнь. Она не хотела, чтобы кто-то говорил за нее, даже лучшие подруги.
Она осталась в изорванном пеплосе, который открывал все синяки в форме пальцев на ее бедрах и ногах. Она даже не пыталась скрывать кровь между ног. Медуза стояла, опустив руки, чтобы Афина видела каждый дюйм ее пострадавшего тела.
— Я не оскверняла твой храм, — сказала она. Ее голос дрожал от слез, но она не остановилась. Ее жизнь зависела от этого. — Он забрал, что хотел, и бросил меня умирать или жить. Я выбрала жить. Я выбрала служить тебе, потому что только этого хотела в жизни. Если это несет мне смерть, так тому и быть. Но знай, это был не мой выбор.
Афина сдвинула
