от императора, чтобы разнести их по адресам. А пока они бездельничают, играя в какую-то игру на пыльной земле.
Я вижу тара Азория, что с мрачным видом спешит ко мне из храмового крыла. Лицо у него такое серьезное, что мне становится нехорошо.
— Что случилось, Азорий? — спрашиваю первой.
— Моя Богиня! Вчера вечером кто-то напал на одного из твоих рабов, — он смотрит с сожалением.
— На кого? — прежде, чем он открывает рот, я уже знаю ответ.
— На Веера, бывшего ди Сата, — что-то проскальзывает в его тоне, но мне некогда с этим разбираться, я бегу в храмовое крыло.
— Где он? — спрашиваю на бегу, отбрасывая недоеденный батончик. Шоколада больше не хочется.
— У себя в кельи, с ним служители. Молятся за его здравие.
— Веди!
Тар Азорий останавливается у крохотной комнатенки без дверей и окон. Тут царит полумрак, и я не могу понять в каком состоянии ди Сат.
Служки, завидев меня, падают на колени и бьют челом.
— Все вон! — командую, и их сдувает ветром.
Азорий остается со мной, встав чуть в стороне. Я наклоняюсь к ди Сату, чтобы рассмотреть получше. Когда я нервничаю — вокруг меня разливается свет. Он сейчас как никогда кстати. Мягкое свечение выхватывает заострившееся лицо некогда прекрасного арха. Сейчас он выглядит ужасающе. Жизнь в нем едва теплится: на лбу бисеринки пота, дыхание резкое, рваное, будто каждый вдох дается ему с трудом. Кожа посерела, и он напоминает тех жителей, из которых высосали жизнь. Помимо этого на груди зияет рана. Страшная, огромная, с запекшимися краями. В разы хуже той, что он получил, защищая меня.
На глаза наворачиваются слезы.
— Веерок, как же так? — тихо шепчу, убирая влажные пряди с его высокого упрямого лба и почему-то вспоминаю наш последний разговор. И его счастливую улыбку, когда он слышит, что его простили. Ради этой улыбки я готова стерпеть что угодно. Лишь бы он жил, дышал, ходил и дальше по этой земле. Решение приходит мгновенно. Даю себе обещание отпустить его, если он выживет. И чувствую огромное облегчение — это правильная мысль!
Тру ладони между собой, пытаясь разогнать кровь в заледеневших от страха за его жизнь, руках. Я должна быть собрана, уверена в собственных силах. Но видит Создатель, как это сложно мне дается в ответственный момент.
Прикладываю руки к животу ди Сата, боясь коснуться раны на груди. И мысленно приказываю ему жить, поправляться. Вкладываю в этот посыл всю свою надежду на чудо, веру и… любовь.
Открываю глаза, но не вижу явных изменений. Странно, ведь я делала это с полной отдачей, абсолютно искренне. Пробую еще раз, но вместо результата получаю дрожащие руки и ватные ноги. Будто моя энергия, сила утекает куда-то мимо. Прижимаюсь губами ко лбу Веера и повторяю в третий раз. Слабость накрывает меня тяжелой волной, и я едва отлепляюсь от хрипящего ди Сата. Ничего не помогает! Шепчу слова любви, жалея, что не сказала этого раньше. Мне так жалко его! Такого сильного, молодого, отчаянного! Слезы капают арху на закрытые веки, скользят по его щекам и шее. Я смахиваю их непослушными пальцами, и вдруг раздается хохот.
Чужой смех кажется настолько диким и неуместным, что я покрываюсь мурашками ужаса. Будто в замедленной съемке, я оборачиваюсь. Меня чуть ведет от слабости.
За мной стоит тар. Близко-близко. Удивительно, но я не слышала, как он подошел вплотную. Наверное, слишком сконцентрировалась на лечении ди Сата.
— Азорий? — пытаюсь сфокусировать взгляд на лице тара.
— Называй меня Богом! — хохочет как безумный тар, и я замечаю в его руках глиняный сосуд. От моего свечения остается все меньше, а в горлышко сосуда затягивается светлая дымка.
— Ты что творишь? — пытаюсь отмахнуться, но руки как плети, едва приподнимаются.
— Осталось совсем немного, — шепчет злобно Азорий. — Отныне я стану новым Богом, новым светилом этого мира. Скоро о тебе и не вспомнят.
— Как ты мог? — предательство тара больно бьет по мозгам. — Ты и есть тот самый верховный колдун! — запоздало осеняет меня. Вот почему нам не удавалось его отследить. Он всегда знал обо всех наших перемещениях и оказывался на шаг впереди.
— Долго же до тебя доходило! Оцени мой прощальный подарок — ты уснешь навечно в объятиях возлюбленного. Я более чем щедр с тобой, — он закупоривает горлышко, привязывая сосуд к поясу. — Для ритуала все готово. Сегодня я стану самым могущественным на этой земле. Я так долго ждал этого момента.
Он уходит, и я падаю на пол, пытаясь ухватиться слабеющими пальцами за полу его хламиды. Но он слишком быстро двигается, а я словно погружена в желе: движения заторможенные, мозг едва успевает обрабатывать команды.
Где-то там раздается голос Азория:
— В келью не входить, Богине — не мешать, чтобы там не происходило, — и его шаги затихают вдали. А я остаюсь наедине с умирающим ди Сатом, в полумраке сырой и темной комнатенки.
Приваливаюсь спиной к ложу ди Сата. Что ж, возможно это не самый плохой финал для попаданки Ларисы с планеты Земля. Меня разбирается истерический смех. Почему-то представила, как удивились бы родители, завидев мой новый облик. И тут же себя обругала последними словами — папа пришел бы в ярость, узнай, что я спала аж с тремя мужчинами! При этом влюбившись в четвертого! Развратница, да и только.
Мне бы позвать кого-то на помощь, но сознание понемногу меркнет, и мне так хорошо в этом киселе, в котором я оказалась. Не нужно больше что-то планировать, куда-то бежать, доказывать другим что-то тоже не нужно. И так хочется спать, просто невыносимо. Я прикрываю веки, но вместо темноты и забвения попадаю в стерильно-белоснежный мир.
— Я разочарован, Лара, — Создатель сидит за белоснежным длинным столом, а я стою по другую его сторону. Бесконечно далеко от Бога. Чуть морщусь от слепящего света и обнаруживаю, что здесь я могу двигаться. Поднимаю руку и радуюсь как ребенок — она снова нормального человеческого цвета. И грудь моя, родная — второго размера. И ноги маленькие — тридцать седьмого размера, а не сорок третьего.
— Лара, ты могла бы быть чуть серьезнее сейчас. Понимаю, эйфория божественного места тебя не отпускает. Но, будь добра, соберись.
Мне ужасно стыдно. Что я, в самом деле, как ребенок!
— Прости, Создатель! Я не справилась, — качнула головой.
— Все вы люди совершаете одну и ту же ошибку. Вы меряете силы своими земными мерками. Сейчас много сил, но поработал, и их стало меньше. Устал. Проголодался. Хочется спать. Больно.
— Разве это не так? — я не понимала, к чему он
