Лиат. Сожженная льдом - Ульяна Соболева

сердце не стало тесно, там просто освободилось место для Ариса. Ведь у матери оно безразмерное. Невозможно кого-то любить больше или меньше. Я перестала себя упрекать и корить. Я рассказывала Арису о том, какими были его брат и сестра, пела ему те же песни, качала на руках, и в эти минуты ко мне приходило временное спокойствие.

Появился стимул жить, а потом и стимул мстить….

* * *

Возле гор Арагона меня ждет целый отряд, который проведет через пустынные земли к границам с Асфентусом. Там у меня назначена встреча…Я хочу знать, что по окончании поисков, когда я найду Ариса его примут в другом мире… Его и меня. Потому что вряд ли я уже смогу вернуться обратно к Ашу. Это конец. И этот мучительный конец я сама выбрала для нас.

Но ради сына я готова тысячу раз умереть. Особенно сейчас, когда знаю. Что он жив и что он в опасности!

Глава 8.2

Это был мой триумф. Это была моя победа. Когда ее лицо побледнело от страданий. Когда мой удар достиг цели и я разорвал им ее проклятое черное сердце. Хоть чем-то его можно было разорвать.

Как же она хотела меня сейчас убить и это прекрасные моменты откровения, когда она больше не притворяется в своей ненависти ко мне, не играет в гребаную. Проклятую любовь.

Я вспомнил как увидел ее впервые.

* * *

Вспомнил, как Шенгар вытаскивал меня на очередной бой. Тогда нас привезли развлекать верховных демонов. Так, раскачка перед настоящими боями между взрослыми гладиаторами. Мы просто развлечение. Если можно так назвать смертоубийство между детьми.

Никто не делал скидку на наш возраст, никто не смотрел на то, что мы дети. Для них мы были маленькими зверьками, которые будут развлекать толпу перед тем, как выйдут более сильные и интересные соперники.

Но до достижения совершеннолетия мелким гладиаторам закрывали лица масками. Им надевали на головы что-то вроде сетки, а к ней прикручивали железное забрало. Только прорези для глаз и носа, все остальное скрыто под маской. На теле костюм бойца, ноги закрыты наколенниками и кожаными высокими мокасинами, на груди латы, закрывающие от ударов мечей и ножей.

На самом деле маленькие бойцы мало чем отличались от взрослых. Их так же тренировали, их так же готовили к смерти, учили убивать, калечить. Как можно больше крови и мяса — они это любят. Зрители. Все те, кто пришли развлечься и полюбоваться на смерть.

Это был мой третий бой. Еще не было привычки убивать, еще было страшно выходить на арену, еще потели ладошки и не спалось перед боями.

Шенгар говорил, что равнодушие придет после сотого боя, а то и позже. До этого будет страх, желание сбежать. И именно за это и платят зрители. Им интересны эмоции воина, интересен ужас, паника, слезы. С матерыми уже не так, хотя они и профессиональней.

Я дрался с двумя чернокожими демонами. Это был неравный бой. Они были старше, сильнее и их было двое. Тогда я понял, что Шенгар либо не делает на меня ставки и хочет заработать на моей смерти, либо он слишком меня переоценивает, но мне ни за что не победить шестнадцатилетних близнецов. Мне всего двенадцать. Они накачаны и похожи на двух тигров, а я в лучшем случае волк.

Ее я заметил едва вышел на арену.

Редко смотрю в толпу. Почти никогда потому что именно толпа и пугает больше всего. Потому что приговор выносит не противник, а именно они — беснующиеся, кровожадные ублюдки, ради которых это вообще все затеяно.

Она отличалась от них тем, что была маленькая. Наверное, ей было лет восемь тогда. Она стояла рядом с троном своего проклятого отца. Он возвышался как гора и рядом с ним маленькая девочка с черными волосами, распущенными по плечам в белом платье, украшенном золотом.

Я видел ее черты лица издалека. Утонченные, аккуратные, большие миндалевидные глаза, золотистую кожу, алый ротик. И то, как она с интересом смотрит на бой, как хлопает в ладоши…когда болеет. Нет, не за меня. Как я вначале подумал, а за близнецов. И мне непременно захотелось их убить на ее глазах, чтобы разочаровать, чтобы она им не хлопала, чтобы она проиграла. Ведь эта маленькая сучка наверняка тоже делала ставки вместе со своим отцом.

Близнецы были его гладиаторами.

И я победил. Ей назло. Это холенной, похожей на куклу девочке-принцессе, которая взметнула руку вверх, а палец опустила вниз, когда один из чернокожих рабов приставил к моему горлу меч.

Тогда я передумал умирать. Я схватил горсть песка и швырнул ему в глаза, а потом всадил свой короткий меч прямо по самую рукоять ему в горло, не дожидаясь решения толпы, а когда мы остались один на один с его братом. Злым, полным отчаяния, делающим ошибку за ошибкой я принялся играть в кошки мышки делая на нем надрез за надрезом.

Принцесса не хлопала, она смотрела с широко распахнутыми глазами. Я знаю, что по ее мнению должен был проиграть, ноя выжил, а потом, когда мой меч, уже успев выколоть глаза, отрезать уши, поранить и сделать надрезы по всему телу, уперся в сердце противника она подняла палец вверх, но я всадил меч по самую рукоятку и заорал под хрипы убитого врага.

Девочка убежала с помоста, а меня за это хлестали плетьми. Плевать. Я испытал триумф от того, что заставил е расстроиться. Потому что уже тогда знал кто она такая. ДОЧЬ моего лютого врага. Дочь моей проклятой матери, которая меня бросила.

Она та, кого я найду, когда вырасту и заставлю плакать кровавыми слезами.

А потом она пришла ко мне. ЕЕ привели несколько слуг. Уже тогда высокомерную. Гордую и такую самоуверенную маленькую сучку.

Я помню как сидел в клетке, скованный по рукам и ногам. На мне все еще была маска, потому что никто не мог видеть мое лицо, таковы законы.

— Зачем ты убил их?

Спросила Лиат и прошлась вдоль клетки. Вблизи она еще более кукольная, более красивая. ЕЕ кожа и правда золотистая, а ресницы такие длинные, что их кончики достают почти до бровей. У нее шикарные густые волосы и маленькие ручки и ножки. И в ее присутствии мое сердце бьется намного быстрее.

— Я так захотел.

— Ты раб. И твои желания ничего не значат!

— Как видишь значат. Я могу убивать, когда Я захочу.

— Тебя разве не наказали?

— Мне