если от нее можно было легко избавиться с помощью тряпки, то вот с протекающей крышей будет сложнее. За окнами загремело, и на руках Акулины заплакала Танечка.
- Передай ребенка Прасковье, - приказала я девушке. – А мы займемся домом. Нам нужно привести в порядок хоть что-то.
- Селиван, принеси воды! – крикнула Акулина, отдав малышку кормилице, которую уложили на старый диван. – И наколи дров!
- Сию минуту! – раздался голос слуги с нижнего этажа. – Я осматриваю печь!
- Елена Федоровна, я тут это… принес белье…
В дверях стоял Прошка со стопкой постельного белья. Он положил его рядом с Прасковьей и добавил:
- Тимофей Яковлевич сказали, что нового нету. И за это его благодарить должны. А вообще вы ему по гроб жизни обязаны, ноги его мыть и юшку пить…
- Спасибо, Проша, - прервала я его и, взяв простынь, лежащую сверху, покачала головой. Да уж, дядюшка действительно был скуп. На ткани виднелись следы штопки, а края были обтрепаны. Но зато она оказалась чистой, что для меня являлось самым главным.
Гроза застыла над городом, словно давая нам время закончить свои дела. Гром рокотал совсем рядом, но дождь не спешил поливать пыльные улицы дореволюционной Москвы.
Селиван принес воды, растопил печь, а мы с Акулиной занялись уборкой. Я выбрала себе комнату, рядом с которой можно было поселить Прасковью с Танечкой, и навела в ней хоть небольшой, но порядок. Вытерла пыль, вымыла окно и пол, сняла нуждающиеся в стирке шторы. Матрас из конского волоса Селиван вытащил на улицу и отходил палкой, поднимая клубы пыли.
- Танечке нужно люльку купить, - сказала я, сидя на подоконнике. – Не стоит девочке с Прасковьей спать. Завтра на рынок отправимся. Заодно продукты купим и так, по мелочи.
Мне хотелось понять, сколько в моем распоряжении денег, но в этом нужно было хоть что-то соображать. Вытащив припрятанный кошель с экспроприированными средствами, я тупо уставилась на него, а потом спросила у Акулины:
- А какой цены продукты на рынке?
- Дак, смотря какие, - девушка присела рядом и тоже заглянула в кошель. – Свинина восемь копеек за фунт, щуку семь копеек за фунт можно выторговать, а вот яйца дорого… две, а бывает пять копеек за штуку берут! Картоха очень дорогая. Летом две копейки за фунт, а зимой все семьдесят пять! Вы не переживайте, барышня, этих денежек нам месяца на три хватит.
А потом что? Конечно, есть еще часть наследства настоящей Елены, но брать его мне не хотелось. Оно принадлежало Танечке.
- Ладно, что-нибудь придумаем, - я завязала кошель. – Сложа руки, сидеть не будем.
- До завтра еще как-то день пережить, - подала голос Прасковья. – Трактирной еды уж почти не осталось.
- Ничего, разживемся чем-нибудь, - я спрыгнула с подоконника и направилась к двери. – Сейчас приду.
Дождик уже начинал срываться с опустившегося на шпили церквей неба. Подул пронзительный ветер, неся на своих крыльях запах озона. Парикмахерская была открыта, и я вошла внутрь, предчувствуя, что дядюшка будет отпираться из последних сил.
У Тимофея Яковлевича был клиент. Грузный мужик с окладистой бородой сидел в дальнем кресле, завернутый в застиранную простыню. Мне с трудом удалось сдержать смех, глядя на дядюшку, у которого на голове красовалась повязка. Такие показывали в кино, когда у персонажа болело ухо. «Прием, прием! Профессор, конечно, лопух, но аппаратура при нем. Как слышно? Как слышно меня?». А еще в парикмахерской витал странный запах с едкими нотками. Интересно, откуда он?
Дядюшка резко повернул голову и сморщился. То ли от боли в ушах, то ли от моего неожиданного появления.
- Чего тебе?
- Поговорить надо, - я присела в свободное кресло. – Вы занимайтесь, занимайтесь… Я подожду.
Тимофей Яковлевич зыркнул на меня злым взглядом, но перечить не стал, понимая, чем это может закончиться.
Пока он стриг клиента, я рассматривала интерьер. Мне было непонятно, почему человек, зарабатывающий деньги, не мог привести все в порядок? В красивое и чистое помещение люди пойдут с большим удовольствием! Но, похоже, в этом случае тоже мешала дядюшкина жадность. Зачем что-то менять, если и так все работает. Моих ноздрей коснулся аромат готовящейся пищи, и в желудке предательски заурчало. В нем проснулась акула из фильма «Челюсти» и заклацала зубами.
Тем временем Тимофей Яковлевич закончил с клиентом и, взяв деньги, провел его до дверей, улыбаясь во весь рот. Но как только за мужчиной закрылась дверь, улыбка моментально спала с его лица.
- Чего еще тебе надо? – дядюшка отошел от меня подальше. – Жилье предоставил, белье дал!
- За белье спасибо, - поблагодарила я его. – Но нам бы еще поесть чего-нибудь. По магазинам в такую погоду не набегаешься.
- Я так и знал! – недовольно воскликнул он, раздраженно швыряя гребешок на стол. – Палец в рот положишь, по локоть откусит! Прошка! Прошка-а-а!
Мальчишка тут же выглянул из-за шторки.
- Чево?
- Дай им хлеба, лука и кваса!
Ну, уж нет. Таким он пусть сам питается! Я медленно поднялась, уперев руки в бока.
- Лука и кваса?
- Так попей кваску, разгони тоску… - промямлил Тимофей Яковлевич, напряженно наблюдая за мной. – Прошка еще масла принесет… можно тюрю намешать…
- Конечно можно, - я двинулась в его сторону, замечая, как дядюшка бледнеет. Но мой путь лежал на кухню, бить его я не собиралась. – Вот и наколотите себе, Тимофей Яковлевич. Похлебаете.
- Куда?! – запричитал он, когда понял мой маневр. – Куда это?!
Но я уже не слушала его, отодвигая шторки, ведущие в жилую половину. Узкая лестница вела наверх, а рядом с ней находилась дверь. Она была открыта и в ней мелькала полная женщина с какой-то посудой в руках. А вот и кухня.
Повариха растерянно уставилась на меня, когда я вошла внутрь.
- Добрый день. Что готовим?
- Щи на говядине с мучной подправкой… - женщина посмотрела на котелок, который только что достала из печи. – Кашу гречневую с грибами…
- Замечательно, - я накрыла котелок со щами крышкой, завернула его в полотенце. – Прошка, кашу бери.
- Тимофей Яковлевич осерчают! – испуганно прошептал парнишка, и в тот же момент в дверях показался дядюшка.
- Последнее из дома тянут! Караул! – заголосил он. – Где ж ты взялась на мою голову, зараза эдакая! По миру меня пустить хочешь?!
Я