— Хорошо, — удовлетворённо кивнула старушка, выпуская руку Николая из своих ладоней. — Спасибо, Николай. И прости меня, старую дуру, что так плохо о тебе думала.
— Ничего страшного, Анна Степановна, я на вас зла не держу, — заверил он её. — Вы пока отдыхайте, чай вот выпейте. А я вещи Женины соберу.
— Вот не надо! — взмутилась я, решив хотя бы в этом сохранить независимость. — Свои вещи я соберу сама.
Спустя час моя железная красавица уже стояла на лужайке перед домом Николая, а я сама раскладывала свои нехитрые пожитки в его шкафу, чувствуя себя максимально неуютно: несмотря на свои тридцать годиков, мне ни разу не приходилось жить с мужчиной под одной крышей. Чёрт возьми, да я с того момента, как мне исполнилось восемнадцать, и родители благополучно отпустили меня в свободное плаванье, жила абсолютно одна. У меня даже аквариумных рыбок никогда не было. А тут целый мужик. И что с ним делать?
— Я всё ещё считаю, что Анну Степановну стоит отвезти в город и показать психиатру, — прервал мою минутку самокопания Николай, всё это время задумчиво наблюдавший за тем, как я сосредоточенно отнимаю у него жизненное пространство.
Я круто развернулась и вперила в него серьёзный взгляд.
— Моя бабушка не сумасшедшая, — твёрдо проговорила я, недовольно поджав губы. — Неужели вся та хрень, что мы видели в последние дни, не убедила тебя в том, что в этой деревне творится какая-то несусветная дичь?
— Я не отрицаю, что некоторые события имеют под собой сверхъестественную почву, — ровным, спокойным голосом ответил Николай. — Но сейчас мы говорим не об этом, а о твоей бабушке. И как раз её поведение, на мой взгляд, укладывает в рамки обычного старческого слабоумия или помешательства.
— Она не сумасшедшая! — повторила я, сама не заметив, как повысила голос. Осознав это, я немного смутилась, всё-таки крик — не самый лучший способ доказать свою правоту в споре. — Прости, я веду себя как истеричка.
— Нет, — покачал головой мужчина. Поднявшись, он медленно подошёл ко мне и мягко обнял за плечи, притягивая к себе. — Ты ведёшь себя как любящая внучка, которая искренне переживает о своей бабушке. Но ты должна меня понять: я — медик. Человек науки. Прежде чем приписывать какому-то событию мистическую природу, я должен отмести все остальные варианты.
— Я понимаю, — неохотно ответила я. Я, действительно, понимала, о чём он говорит. Сначала наука, потом — паранормальщина. Это более чем здравый подход, и я сама его придерживаюсь (правда, как показала практика, за исключением тех случаев, когда дело касается близких мне людей). Длинно вздохнув, я заметила: — Бабушка ни за что не согласится на обследование. А насильно тащить её в город я не собираюсь.
— Быть может, попытаемся привезти какого-нибудь доктора сюда? — после небольшой паузы предложил Николай. — Давай, я обзвоню своих знакомых по медакадемии, узнаю, нет ли у них хорошего знакомого психиатра или психотерапевта, согласного немного поработать на выезде.
— Да, это было бы здорово, — неохотно признала я. — Я могу за доктором даже заехать, привезти его сюда, а затем вернуть обратно.
На том и сошлись. Остаток дня я провалялась на кровати, читая какой-то бессмысленный бульварный роман, на который наткнулась на просторах интернета, в то время как Николай, который, как выяснилось, специально взял отгул на первую половину дня, чтобы проконтролировать моё состояние, умчался на работу.
Поскольку самочувствие у меня было прекрасное, а сидеть без дела я не умела, — ну, не такой я человек, чтобы целый день на диване лежать! — я решила прогуляться до церкви и переговорить с местным священником. История с тем, что мою бабушку не пустили на воскресную службу, не давала мне покоя, требуя всестороннего изучения.
Отец Никодим оказался, вполне ожидаемо, крепким широкоплечим мужчиной неопределённого возраста, с объёмным животом и длинной каштановой бородой. Добравшись до невысокой деревянной церквушки, располагавшейся на пригорке возле кладбища, я застала его мирно сидящим на лавке перед калиткой собственного дома с какой-то книгой в руках.
— Здравствуйте, батюшка, — стараясь говорить как можно более спокойно, поприветствовала я священника, остановившись в шаге от него.
— Здравствуй, дочь моя, — отстранённо отозвался тот. — Чем могу помочь?
— Да вот, спросить пришла, почему мою бабушку сегодня утром на службу не пустили?
— А… так ты Евгения, — поп моментально утратил весь свой безмятежный вид и нахмурил густые тёмные брови. — Что я могу сказать… Ведьмам не место на святой земле.
— Моя бабушка не ведьма, — в должно быть уже сотый раз за эту неделю заявила я.
— Не ведьма, — не стал спорить тот. — Только вот народу разве докажешь? Им что втемяшится в голову — хоть кол на голове теши! А мне с ними ссориться резону никакого нет.
Я даже на мгновение опешила от подобного ответа.
— Но ведь вы священник, — сил на возмущение не было, я просто пыталась понять. — Вы должны влиять на свою паству, учить их добру, смирению, всепрощению и прочей общехристианской лабуде.
Мужчина только как-то невесело хмыкнул на эти мои слова, после чего посмотрел на меня долгим, пронзительным взглядом.
— Где вы, Евгения, здесь увидели паству? — горько уточнил он. — Вокруг сплошные необразованные старики, их уже не исправить: что бы я им ни сказал, они останутся при своём мнении. Я им нужен для того, чтобы по воскресеньям службы проводить, которые они благополучно пропускают мимо ушей, да покойников отпевать.
Вздохнув, я опустилась на лавку рядом с попом и устремила взгляд на верхушки крестов — памятников на кладбище почти не было, сплошь одни деревяшки.
— Но как же так? Мы же не в Средневековье живём…
Отец Никодим неопределённо пожал плечами и промолчал.
— Семён рассказал, что вы с ним и Николаем недавно ночью по кладбищу бродили, — после недолгого молчания проговорил мужчина. — Он сказал, вы там что-то видели.
— Видели, — неохотно призналась я. — Впрочем, мы и сами до конца не уверены, что именно мы видели. Но это что-то, определённо, весьма опасное.
— Знаю, — кивнул священник.
— Знаете? — удивилась я.
— Сторож рассказывал. Он часто видел женщину в белом, бродящую среди могил. Однажды она на его глазах напала на одного из деревенских и чуть не вырвала ему сердце. После этого старик отказался работать и быстро уехал из деревни. А я не стал нанимать другого сторожа, чтобы не брать грех на душу, ежели с ним что случится.
— И что теперь делать? — этот вопрос казался мне в данный момент самым важным.
— Делать с чем? — уточнил отец Никодим.
— С этой весьма неприятной ситуацией, сложившейся вокруг моей бабушки. Она вообще-то крайне верующий человек и имеет полное право ходить в церковь тогда, когда сама того захочет. И вообще, с каких пор народ отлучает кого-то от церкви? Разве это делает не высшее церковное руководство?
— Святой Синод, — кивнул мужчина, и я заметила крохотную усмешку, затерявшуюся в его густой бороде. — Евгения, давайте будет честны друг с другом. Знаете, как в народе говорится? До царя далеко, до бога высоко. Я, конечно, не собираюсь препятствовать Анне Степановне приходить в церковь. Только вот её сами люди не пустят. А люди, как известно, могут быть крайне жестоки.
— Вы намекаете на возможность физической расправы?
— В деревне в последнее время неспокойно, — уклончиво ответил тот. — То урожай погибнет, то скотина заболеет. Многие на вашу бабушку грешат, говорят, это она порчу наводит. Я во всё это, конечно, не верю. Но народ судачит. Народ, он ведь как сухая трава осенью: нужна только одна искра, чтобы разгорелось пламя. Хотите совет? — я кивнула. — Увезите Анну Степановну отсюда. В городе ей будет намного лучше. А главное спокойней.
* * *
Разговор со священником оставил неприятный осадок в моей душе. Отец Никодим был далеко не первым, кто рекомендовал мне увезти бабушку из деревни. И Семён, и Николай советовали то же самое. И чем дольше я наблюдала за царящим вокруг мракобесием, тем сильнее была склонна последовать их совету, даже если бабушку в город придётся доставить насильно.
