Признав правоту знающего человека, Рада подчинилась, снова и снова выворачивая свою память наизнанку.
Дамиану в то же время пришлось немало сил потратить на обсуждение вопроса на чём писать письмо и писать ли его вообще.
Кто-то считал, что писать нужно выцветающими чернилами. Причём выцветать они могли через определённое время или сразу же после прочтения.
Кто-то предлагал использовать вместо бумаги новые образцы из лабораторий Академии — полотно, чтобы после выцветания чернил казалось, что это простой носовой платочек.
Кто-то предлагал зачарованную бумагу, которая рассыплется сама в руках, для которых она не предназначена...
И снова на выручку пришёл Суземский со своим здравым смыслом.
- Друзья мои, - сказал он, по обыкновению широко улыбаясь, - вот что прошло с той стороны, то же самое и вернуться должно. Разве не так?
И это успокоило споры.
К следующему утру, когда Рада открыла дверцу, чтобы положить на ту сторону трубочку тонкого пергамента, за спиной замерли довольно усталые мужчины из разных отделений безопасности Короны Бенестарии, а заодно не менее усталые принц Дамиан с советником.
И когда в только-только открытой Радой дверце появилась тонкая девичья рука, все замерли, застыли, перестали дышать. Потому что это стало нежданным и негаданным чудом, потрясением, подобным землетрясению.
И то, что Рада вложила в эту тонкую белую и очевидно девичью руку письмо, которое готовили с таким тщанием, не растерялась, не застыла в потрясении, тоже было небольшим чудом. Потому что мужчины, замершие за её спиной, отреагировать не успели, как дверца закрылась.
Они потом долго обсуждали произошедшее, рассуждая о том, надо ли было поговорить с Перлой, если допустить, что это была именно её рука, а может и вовсе вытащить её обратно в Бенестарию.
Противники этой идеи твердили, что это могла быть не она, а кто-то - что письмо не дошло бы до Зиада, если бы посыльную перетащили сюда. Другие говорили, что рунная защита дворца могла отреагировать на такое крупное вмешательство и что потом было бы с княжичем - неизвестно, а значит, принцесса Тойво всё сделала правильно.
Сама же Тойво не участвовала в этих обсуждениях. Она, незаметная, тихо ушла за свою ширму и легла на кровать, прямо поверх покрывала, не раздеваясь.
Дамиан тоже горячо отстаивал своё мнение, пока не заметил Несносного Мальчишку. Тот большой призрачной собакой сидел, сгорбившись, спиной ко всем, устало свесив голову и уткнув нос в ширму, за которой отвернувшись к стене тихо лежала принцесса.
Реджи краем глаза заглянул туда, заметив только ноги в лёгких сапожках. И от этого вмиг на него опустилась такая тяжёлая усталость, которая, смешавшись с возбуждёнными тревожными чувствами, вдруг толкнула его куда-то, погнала, требуя выплеснуться или взорваться.
И он не заметил, как добрался до конюшни. Бежал ли, шёл спокойно - не помнил. Зато чуть не сломал от нетерпения дверцу денника, пока ему седлали лошадь, останавливая нервный шаг, которым мерил проход между стойлами то в одну, то в другую сторону.
А потом, когда мчался по дороге, через портал, через лес, становилось всё легче. Будто именно этого - скачки, бешеного движения, свиста ветра в ушах и слез из глаз от этого же ветра, - требовала его душа.
Глава 6.
И опять знакомые кусты, тёплый нос лошади под рукой и Несносный Мальчишка, призрачным псом рвущийся вперёд...
Дом, большой, неуклюжий, явно переделанный под жильё из чего-то совсем нежилого, стоял перед Дамианом как на ладони. Мелкие листья кустов не мешали смотреть, зато прекрасно скрывали и его самого, и его коня.
И принц, пользуясь возможностью, рассматривал всё с каким-то жадным двойственным чувством.
Ему хотелось пойти туда, к крыльцу, провести рукой по перилам - он хорошо запомнил, какого места касались её пальцы - постоять на ступеньках, на которых стояла она, посмотреть на эти кусты оттуда, оттуда она смотрела на них и на... него.
И в то же время ему хотелось бежать отсюда как можно дальше, чтобы ветер снова свистел в ушах, выбивая слезу и забивая дыхание, чтобы Несносный Мальчишка спрятался хоть на время, не мелькал перед глазами с навязчивостью капризного, надоедливого ребёнка.
Никого не было видно, стояла тишина. Только слабое осеннее солнце освещало беленную стену дома, отражаясь яркими бликами от стёкол в маленьких окошках.
Реджи всматривался в эти окна до рези в глазах, напрягал слух, пытаясь уловить звуки за дверью, но ничего не мог разобрать. Неожиданно звуки раздались откуда-то с другой стороны, из-за дома. И это... это были детские голоса. Хоть и неразборчивые, сильно приглушённые, если судить по интонациям - жизнерадостные, а если по громкости, то раздавались с заднего двора.
И Дамиан, который всё топтался, порываясь куда-то идти и всё сдерживая свои порывы, двинулся на звук. Ему до дрожи в руках хотелось узнать, кто именно там, на заднем дворе разговаривает - только ли дети?
Он крадучись, не выходя из тени кустов, обошел дом. Там, с обратной стороны, между несколькими хозяйственными постройками был вытоптанный участок земли, на котором резвились девочки. Их было несколько, и они были одинаковые с виду, хоть и разного роста. Они прыгали и бегали, что-то тащили в руках, весело и звонко переговариваясь.
Задняя дверь была открыта, и через неё туда и обратно выбегали и вновь возвращались эти одинаковые девчонки разных возрастов, таща в руках по одному или несколько поленьев.
Дрова...
Что мелькнуло в сознании. Но он продолжал рассматривать детей.
А присмотревшись внимательнее, понял, что девочки всё же разные, непохожие. Одинаковыми их делала одежда - длинные мешковатые платья простого небелёного полотна, одинаковые, без отличий. Да и дети все худенькие, невысокие, с тугими косичками и от этого открытыми лицами.
Долго рассматривать щебечущую мелюзгу у принца не получилось - его взгляд притягивал тёмный проём двери. Чувство, что она, та женщина с холодным льдистым взглядом, где-то здесь, рядом, заставляло тревожно сжимать кулаки и ждал, что вот-вот, вот сейчас, наконец выйдет и она.
Несносный Мальчишка уже большим котом тёрся о ближайший столбик навеса у ближайшего сарая и призывно посматривал на принца, будто звал: «Ну, пойдём уже! Ну! Давай! Пойдём!».
Но она не вышла. Вместо небольшой ладной фигурки с чёрной шевелюрой появилась высокая старуха и позвала детей в дом. Те, как послушные цыплята, дружно бросились к ней, и задний двор мгновенно опустел и накрылся тишиной, будто пуховым одеялом.
