Я первой разрываю рукопожатие. Ирьяса неопределённо хмыкает. Я же подхватываю второй котелок и переключаюсь на дело — котлы надо как можно скорее перетаскать во флигель. При этом девать их во флигеле некуда. Работать я, как и положено, буду в подвале, но там сейчас грязь. Как и на первом этаже. А поднимать котлы на второй этаж — это лишняя беготня. В результате я нагромождаю прямо на лестнице.
— Спасибо за помощь, — я забираю последний котелок.
— С нетерпением жду Пик лета.
— Ирьяса, ждать ещё долго, два месяца.
— Полтора, — педантично поправляет она и уходит.
Я заношу котелок, на ходу прикидываю ближайшие планы. Хотя денег у меня осталось немного, кое-что ещё нужно докупить. Но в этот раз никаких извозчиков, пешком до рынка и пешком обратно.
Заодно выносливость потренирую.
Домой — поразительно, как быстро я стала считать съёмный флигель домом — я, нагруженная всякой всячиной, начиная с касторового масла и заканчивая брикетами пчелиного воска, возвращаюсь ближе к вечеру. Ноги отламываются, голова гудит, спину ломит.
— А-апчихи!
Чернозём за время моего отсутствия никуда не исчез. Но кое-что разительно изменилось. Я понимаю, что вижу что-то не то, но прорваться сквозь пелену усталого отупения получается не сразу.
На нижних ступенях ведущей наверх лестницы громоздится колонна котелков ровно так, как я их и оставила. Но рядом почему-то гора кульков и бумажных пакетиков, которым взяться неоткуда. Ступени засыпаны настолько, что ступить некуда.
Взвивается туча пыли.
— А-а-апчихи!
Хлопая крыльями, на перила приземляется пернатый негодник, сеньор Сквозняк собственной персоной. Поймав мой взгляд, попугай указывает на кульки и гордо объясняет:
— Орешки.
Не похоже. Я с сомнением подбираю первый попавшийся кулёк. На пакет прицеплена бумажка. Аккуратным бисерным почерком выведено, что в пакете корни небесной фиалки.
— Орешки? — переспрашиваю я.
— Твои орешки, ведьма.
— Подарки-и-и…, — перевожу я. — Сквозя, ты просто чудо!
Подумать только, он действительно ограбил Ирвина. Надеюсь, мажор-шпагоносец не явится обвинять меня в краже. Сколько же здесь всего… Сквозя не скупился.
Честно говоря, гложут меня сомнения…
Сквозя перебирается ко мне на плечо:
— Ведьма, тебе орешки. А мне?
— Сквозя, ты не чудо, ты пернатый вымогатель.
— От ведьмы слышу!
На рынке я предусмотрительно закупила жареный кешью, нутром чуяла, что одним визитом Сквозя не ограничится. Я не успеваю достать пакетики, как Сквозя ловко перехватывает его у меня лапкой и, шумно хлопая крыльями, взлетает на второй этаж вместе с добычей.
Меня окутывает облако взбитой им пыли. Я бросаю корешки небесной фиалки, бросаю свою поклажу и, зажав нос рукавом, поднимаюсь следом.
— Сквозя! Сквозя, ты ведь настоящий мужчина? Ты сам говорил
— Кар!
Я шлепком ладони выбиваю из подола облачко пыли.
— Сквозя, как настоящий мужчина и претендент на мои руку и сердце ты просто обязан спасти меня от грязи внизу.
Глава 22
— Кар? Ка-ар.
— А что делать? — пожимаю я плечами.
Попугай переступает с лапы на лапу, резко отворачивается и улетает с видом несправедливо обиженной паиньки. В том, что пернатый вернётся, я не сомневаюсь — он же видел, что жареный кешью у меня рассыпан по маленьким пакетикам, и выдавать угощение я буду порциями.
Всерьёз на то, что Сквозя вычистит доставшиеся мне авгиевы конюшни, я, конечно, не рассчитываю. Бросаю взгляд в распахнутое окно — солнце ещё высоко, а значит, несмотря на общую усталость, переодеваюсь и снова вооружаюсь шваброй. Причём первый этаж подождёт, в приоритете подвал, куда я спрячу награбленные сокровища.
Подумав, я откладываю швабру. Вот не зря мне конюшни вспомнились — это же подсказка. Я поднимаюсь в спальню. Меня интересует уборная, точнее, плошка с прозрачными горошинами, заменяющими водопровод. Транжирить не стоит, горошин только на первый взгляд целая пригоршня. Умываться, купаться, руки мыть — каждый день, не говоря уже о стирке. Но пару штук, самых крупных, я забираю и возвращаюсь в подвал.
Одну горошину я убираю, вторую крепко сжимаю в руке. Горошина теплеет и подтаивает как настоящая льдинка. Я мысленно отсчитываю секунды. Из горошины вырывается мощная струя. толстая, будто тело увесистого питона. Я едва удерживаюсь на ногах и направляю струю в потолок, тщательно прохожусь по стенам, по стыкам стен и потолка. Мощный напор прекрасно справляется и с пылью, и с паутиной, но внизу стремительно набирается грязевое болото… Утекать воде некуда, и вскоре я, задрав подол чуть ли не до ушей, шлёпаю по щиколотку в чёрно-серой вязкой жиже. Но не останавливаюсь, тщательно мою потолок и стены, горошина уменьшается больше, чем вдвое. Я уделяю внимание столу. Только вот от удара струи одна из ножек не выдерживает и подламывается.
С образовавшимся болотом я разбираюсь без затей — вычерпываю ночным горшком, артефакт великолепно справляется с задачей, вода исчезает в нём как в канализационном сливе. Я напускаю свежей воды, и так два раза.
Остаётся проветрить, дать высохнуть.
Я провожу пальцами по ближайшей стене — чистая.
Первый этаж — завтра, а сейчас отмываться самой, ужинать и спать. Поздно вечером, уже в постели, я развлекаю себя чтением сфотографированных в библиотеке книг, учу теорию зельеварения. Когда глаза начинаю закрываться, а строчки расплываться, я гашу свет, натягиваю одеяло…
Через полчаса я подскакиваю от грохота внизу.
Грохот сменяется отборной руганью, и далеко не сразу мне удаётся выцепить первую осмысленную фразу:
— Ты куда меня завёл?!
Эм?
Неужели воры?
А у меня на лестнице гора сокровищ…
Я подхожу к двери спальни, прислушиваюсь. Рядом вроде бы никого, и я осторожно выглядываю. Отсиживаться в спальне страшно — вдруг ворвутся? Неизвестно, что сделают. Бежать через переход в основной дом к Ирьясе лучшее, что я могу придумать. Но всё же я медлю, потому что странно, что к ведьме так легко залезли. Или первый этаж не защищён? Учитывая, что на первом этаже когда-то могла быть лавка, предположение имеет смысл. Крадучись, я подбираюсь к лестнице. На первом этаже горит тусклый свет, и меня в темноте не должно быть видно.
В россыпи кульков и раскатившихся котелков стоит побитый, измазанный чернозёмом Ирвин, зажимает окровавленным платком лоб и заковыристо ругается.
Пхах!
Уж не знаю, зачем Ирвин явился, возможно, кульки свои возвращать. Но напоролся он на сложенные один в один котелки, и естественно они на него рухнули.
— Какое занятное зрелище, — я зажигаю верхний яркий свет и скрещиваю руки на груди. — Сеньор, потрудитесь объяснить, что вы делаете в моём доме.
— Я?! Вы! — Ирвин явно дезориентирован и вообще шокирован. Откуда в его мажорской жизни взяться вековой пылищи?
А вот Сквозя принимает мой вопрос на свой счёт.
— Ведьма, я привёл уборщика.
О-у-у…
Попугая надо поддержать!
— Дорогой, ты великолепен! — восклицаю я. — Хм, но ты уверен, что твой уборщик осилит задачу?
— Синьорина! — Ирвин на наш безобидный обмен репликами реагирует излишне остро.
Я пожимаю плечами и неожиданно широко зеваю, накопившаяся усталость берёт своё.
— Орешки? — Сквозя перебирается ко мне требовать заслуженную награду.
— Синьорина, извольте объясниться.
Кажется, в россыпи кульков Ирвин опознал своё имущество.
— Вы бессовестно рассыпали подарки, которые мне преподнёс сеньор Сквозняк и ещё требуете объяснений? — хмыкаю я.
Пока Ирвин задыхается от возмущения, Сквозя охотно поясняет:
— Уборщик тоже тебе в подарок, ведьма.
— Какой чудесный подарок!
Я достаю пакетики с кешью, но не отдаю Сквозе, а сама вскрываю и предлагаю орешек с рук. Сковзя перелетает ко мне на плечо и охотно забирает угощение. Я даю следующий орешек. Ирвин наблюдает за нашей идиллией, стиснув кулаки.
