Они отдавались в ушах Ики гулким эхом, пока девушка жадно глотала воздух ртом. Когда зрение прояснилось, она смогла рассмотреть стоявшую рядом Умэ. На ее лице не было ни тени раскаяния, только жалость. И Ики прошипела, не сдерживаясь:
Умэ дернулась, как от пощечины. Вскинула на молодую госпожу гневно горящие глаза. Но та, охваченная яростью, занесла руку и влепила немой служанке пощечину.
Голова Умэ дернулась в сторону. Ладонь запульсировала болью, требующей выхода. Ики занесла руку для еще одного удара, но вдруг Умэ извернулась и оказалась совсем рядом, нос к носу с ней, удерживая запястье Ики крепкой хваткой.
— Мое терпение не безгранично, Ики Чен, — Умэ зашевелила губами, из горла вырвался низкий грудной мужской голос. Ики испуганно выпучила глаза. Широкая сухая ладонь легла ей на губы. «Умэ» хищно улыбнулась. — Если закричишь, то весь двор узнает, что ты уединилась на балконе с мужчиной. Ты же этого не хочешь?
Ики замотала головой.
— Если ты кому-то расскажешь мой секрет, я тебя убью. Поняла?
Животный, первобытный ужас сковал шею Ики ледяным кольцом. Она усиленно закивала. «Умэ» улыбнулась еще шире.
— И я не шучу. У меня есть ключи от всех дверей, а еще я знаю такую сточную канаву, в которой тебя никто в жизни не найдет. Тебе все ясно?
Кивок.
— Тогда будь хорошей девочкой и возвращайся в зал. И никому не говори о нашем маленьком секрете.
Стоило лже-служанке опустить руки, Ики вырвалась и, то и дело оглядываясь, сбежала в зал. Никто не обратил внимания на ее бледность и нервные взгляды через плечо. Даже Шани решила, что сестра, совсем еще ребенок, просто взволнована предстоящей свадьбой.
Глава 9. Прощание
Всю следующую неделю события разворачивались стремительно. Так, что начинала кружиться голова. Яру и Ики, как высокопоставленных невест, переселили в отдельные домики на территории дворца, совсем рядом с главным домом. Им больше не нужно было участвовать в приемах, развлекая других гостей и увлекая мужчин. У Яры это вызвало облегчение, Ики же была в отчаянии. В новых домиках у них была своя прислуга, лучшие портные в считаные дни прислали невестам новый гардероб, сшитый под неустанным надзором Харуки Мин. Днем девушки принимали у себя гостей — придворных — с подарками. Символические, а временами и очень дорогие, безделушки преподносились им как подарки к помолвкам, но между строк читалось, что каждая заколка, колье или книга — это вклад, основание дальнейшей дружбы.
Теперь дни молодых невест были заняты визитами вежливости, чаепитиями, а если выдавалась свободная минута — Харука Мин обязательно вписывала в плотный график визит ювелира, парикмахера или портного. Особенно это касалось Яры. Император потребовал, чтобы свадьбу сыграли как можно скорее. Харука требовала подождать хотя бы неделю, чтобы все ретроградные планеты успели замедлиться. Император Реншу же сказал ей что-то, очевидно, вертевшееся на языках многих придворных. Госпожа Мин была оскорблена до глубины души и к свадьбе Яры подходила, скрипя зубами. Яра даже готова была поклясться, как старуха обозвала своего правителя «избалованным мальчишкой».
«Не успел трон задницей прогреть, а уже наводит беспорядок», — бормотала она себе под нос, пока портной подсовывал ей все новые и новые эскизы. В вопросах подготовки императорской свадьбы Харука Мин взяла все в свои руки. Она даже не подпускала Хану к эскизам, не советовалась с ней. Либо хотела, чтобы все было идеально, либо чтобы эта кутерьма быстро закончилась.
Свадьбу Ики Чен запланировали на следующее полнолуние, когда ночное светило окрасится в розовый — цвет влюбленных. Одно радовало девушку — служанку Умэ определили в дом Яры. Но, стоило ей пересечься со своей бывшей сообщницей, Ики все равно чувствовала, как ее охватывает нервная дрожь. Она даже попыталась попросить генерала-губернатора выгнать служанку, на что тот сказал лишь, что Ики сможет диктовать свои правила только после замужества.
Шани радовалась. Ей не терпелось вернуться к детям и, вдали от придворной суеты, наконец, родить. Она стала такой спокойной и умиротворенной, что Ики чувствовала себя покинутой. Как будто сестра уже оставила ее на волю мужа и перестала быть ее семьей. Иногда Ики даже казалось, что Шани испытывает облегчение, хотя горе младшей сестры было очевидно. Ики пыталась заговорить с ней об отношениях Шани и Гэна, ее мужа, но та отмахивалась. Извинялась. Говорила, что дала слабину.
— Обещаю, я заберу тебя в столицу, хочешь? Подальше от Гэна. Скажу, что ты мне нужна для чего-нибудь, — говорила она, пока служанка затягивала на ней пояс.
Шани сидела рядом, мечтательно поглаживая живот.
— Ики, ты уже совсем взрослая. Я не могу водить тебя за ручку все время.
— Но дело не во мне! А в тебе, — она повернулась к сестре, пытаясь понять, не врет ли ей отражение. Она действительно так спокойна?
— Ики, тебе сейчас нужно начинать думать о собственной семье. В этом твой долг.
— Ты моя сестра! Я должна думать о тебе, также, как ты думала обо мне всю жизнь!
Шани тяжело поднялась и приблизилась к сестре, положила руки ей на плечи и заглянула в глаза.
— Такая у нас доля. Посвятить себя семье. Ты поймешь, правда. И полюбишь это.
Ики долго смотрела на сестру, пытаясь понять, не сошла ли она с ума. Вообще, был ли кто-то в своем уме на территории дворца?
Если бы она спросила Яру, та бы ответила твердым «нет». Яре Кин порой казалось, что она и сама потихоньку теряет рассудок. Особенно, когда после всех приемов, примерок и дегустаций она падала на постель без сил, а память продолжала проигрывать ей эпизоды из прошедшего дня. Своего жениха она почти не видела. Если генерал-губернатор регулярно посещал Ики Чен, то император Реншу ограничивался общением со своей невестой только на публичных приемах. В остальные дни напоминанием о предстоящей свадьбе оставались только подарки императора и свежие цветы, которые слуги охапками приносили из сада генерала-губернатора. В моменты особенно сильной усталости Яра, сама не зная почему, возвращалась к воспоминаниям о поцелуе с императором Реншу. К ощущению теплоты и близости, неожиданно появившемуся чувству защищенности, когда этот
