если инквизитор сообразит, что я не мальчик…?
Конечно, вряд ли он признает во мне жалкую, полумертвую рабыню, которой помог несколько недель назад. Тогда я с ног до головы была покрыта синяками и толстой коркой грязи, так что лица было не разглядеть.
Да и вообще, с чего инквизитору помнить тот случай? Наверняка, сделал доброе дело и забыл обо всем через пять минут.
Странно только то, что он вообще помог мне – где он, а где никчемная рабыня?
Пока жила в лазарете, я немного выспросила про Инквизицию у Лазариса. Теперь знаю, что это за сила – чудовищная, властная. Государство в государстве. Похлеще своей земной средневековой тёзки будет.
Даже страшный местный король с этой силой считается. Особенно с Главным Инквизитором, ужасным драконом, один вид которого заставляет людей терять сознание.
Все боятся Инквизицию, потому что какие-то первопредки оставили её охранять порядок в этом мире.
Вот и получается, что с одной стороны Инквизиция служит королю, а с другой сама по себе, и нет в этом мире силы страшнее.
Потому и непонятно совершенно как Малик решился угрожать одному из них?
Или этот инквизитор совсем низкого ранга и по статусу они с командиром стражи равны? Может Малик даже выше его, поэтому так смело угрожал мужчине в сером плаще с алой гидрой….
Так я размышляю, продолжая неспешно ехать по дороге.
Солнце уже взобралось совсем высоко и жарит так, что прожигает кожу даже сквозь одежду. Из-под платка, намотанного на голову наподобие бедуинского, ручьем льёт пот. Кожа держащих поводья ладоней покраснела под палящими лучами и зудит.
Еще жутко хочется пить и немного меньше есть – вчера за ужином я от волнения не смогла проглотить ни кусочка.
Только тут я соображаю, что вообще не знаю, куда еду. Конь сам по себе идет по дороге, пока я, ослабив поводья, думаю об инквизиторе…
Узнал он меня или нет? Вроде бы нет, ни одним словом не дал понять, что распознал в бедно одетом мальчике избитую рабыню, которой когда-то помог.
Но что, если все-таки узнает, когда придет за своим конем? Думаю, ответ очевиден - Инквизиция строго следит за соблюдением законов этого королевства, какими бы мерзкими они не были…
Я быстро смахиваю выкатившуюся из глаза слезинку – нечего верить в сказки о благородных мужчинах. Нет их ни в моем старом мире, ни в этом новом - достаточно вспомнить Али или командира стражей Малика.
А инквизитор... О нем следует поскорее забыть. Придумать, как вернуть ему лошадь и забыть...
Что мне нужно, это надежно спрятаться. Так, чтобы никогда больше не встретиться с мужчиной в сером плаще с внимательными темными глазами…
Друзья, я рада, что вы решили идти дальше вместе с моей историей и её героями! Нас ждет еще много интересных приключений)
- Ещё две-три недели и сможешь выходить из дома без платка, дорогая.
Тати стоит сзади и внимательно рассматривает в зеркале моё отражение. Она намного ниже меня ростом, поэтому встаёт на цыпочки и тянет шею вверх, чтобы лучше видеть мое лицо.
Оттягивает прядку волос на затылке, прикидывая длину, и довольно кивает:
- Хорошее зелье у гоблинки, ничего не скажешь, быстро растут. Не зря столько денег ей отвалили.
- Спасибо вам, Тати, - не знаю, который по счёту раз благодарю я пожилую женщину. – Если бы не вы…
В горле застревает комок, глаза влажнеют, и я начинаю быстро-быстро моргать, чтобы не расплакаться.
- Ну, ну, девочка. Хватит благодарностей! Кто тебе поможет, если не такие же, как ты сама?
Тати отходит в сторону и начинает поправлять цветы в вазе на узком столике у окна – она тоже растрогана. За то время, что я живу в её доме, мы успели привязаться друг к другу.
Смахнув слёзы, я продолжаю наблюдать за ней через зеркало.
В этот мир Тати, Татьяна Говоркова, попала в 1980 году восемнадцатилетней девушкой.
В тот год в Москве проходила Всемирная Олимпиада и отличница Танечка получила от комитета комсомола своего ВУЗа билет на одно из олимпийских соревнований.
Счастливая, села в автобус "Коломна — Москва". Запихнула под сиденье сумку с вещами и почти сразу задремала под мерное покачивание и шорох шин – перед поездкой девушка страшно волновалась и почти всю ночь не спала.
Закрыла глаза в салоне автобуса, а открыла уже в другом мире, в теле другой восемнадцатилетней девушки…
- Так, Федерика! Хватит сентиментальностей и слёз, — Тати решительно разворачивается ко мне и упирается руками в кругленькие бока. – С завтрашнего дня выходишь на работу в лавку - хватит тебе прятаться от людей.
- Но…
- Никаких «но»! Месяц прошел, как ты здесь, но никто не бегает со служебными грифонами на поводке и криками «Где здесь беглая рабыня?». Значит, твой Али поискал, поискал, да и махнул на тебя рукой…
Тати задумчиво качает головой.
- Или ему просто не до тебя. Кто знает, не начались ли у него проблемы из-за того, что решил спрятать десяток девственниц от королевских закупщиков? Не исполнить указ короля, это, знаешь ли, не шутка. Для этого нужно быть очень смелым мужчиной… Или безумным.
- Или очень жадным, — я брезгливо морщусь, вспомнив своего «хозяина». – Наверняка, евнухи не дадут ту цену, что работорговец может получить, продав девушку с аукциона или в бордель.
От мерзких воспоминаний у меня холодеет в груди и начинает ворочаться утихшая было ненависть к работорговцу.
- По крайней мере, так он собирался поступить со мной. Пока не передумал и не решил продать для королевского ложа, — закончила с горечью.
Тати сводит к переносице густые седые брови и сочувственно гладит меня по плечу.
Её история попаданства была не такой грустной, как у меня, но достаточно неприятной. Она попала в тело дочери небогатого работорговца и то, что творили в этом мире с рабами, узнала не понаслышке.
Именно тогда, в первый год своей жизни в этом мире, она дала себе обещание помогать таким, как она сама. Так Тати познакомилась с Лазарисом и той женщиной, из дома которой я сбежала. С ними и со многими другими, с кем поддерживала связь и помогала, чем могла…
Тати ещё раз гладит меня по плечу и шутливо грозит пальцем:
- Так, хватит о грустном! Пора успокоиться и начать нормально
