во рту, я быстрым шагом покинула свой маленький уютный мирок.
* * *
— Малыш, неужели все, что говорят эти люди — правда? — бросилась ко мне мама. — Что за печать Зла?
Я пообещала себе держать лицо перед родителями и не срываться в истерику, чтобы никому из нас не делать больно. Но красные заплаканные глаза мамы и отчаянный, полный ужаса, взгляд папы окончательно выбили меня из колеи.
— Не знаю… — прошептала я сквозь слезы. — Ничего не понимаю!
Папа обнял нас обеих и заговорил тем самым твердым и уверенным тоном, каким всегда успокаивал меня или ее, когда дела шли плохо:
— Я возьму номер телефона директрисы этого, прости Господи, пансиона и не слезу с нее, пока она не заверит нас с мамой, что с тобой все хорошо.
— Связь между измерениями работает абы как, — вмешался капитан Горн, — возьмите мой номер, я улучшил свою панель, клянусь всегда быть на связи.
Как я потом узнала, он был старше меня на четыре года, но держался так степенно и уверенно, что у меня и в мыслях не было называть его просто по имени. Он тоже мало что сказал во время этой чертовой регистрации, но успокаивал меня как мог и пытался хоть немного облегчить мое положение. А еще Капитан совершенно искренне, без тупого показушничества попытался осадить того…
Придурка.
О, невидимые читатели, запомните это лицо. Оно еще не раз появится на страницах этого дневника. Здоровая ли это фигня, что я вижу его, каждый раз, когда закрываю глаза?
Лучше об этом не думать.
Исполинского роста. Худой как палка, но удивительно рельефный для своего телосложения. Белый как снег: кожа, волосы, даже губы словно обескровлены. Только лишь темно-синие глаза горят как газовое пламя.
Черт, даже его имя отпечаталось в моей памяти как клеймо.
Алан.
Мое имя он запомнил не с первого раза.
Все время нашего разговора с Капитаном, он стоял поодаль вместе с другим парнем, который напичкал меня долбаными седативами. Тот был ростом пониже и крепче, светло-русый и серыми глазами, все время бросал на меня взгляды, словно пытался найти на мне опознавательный знак «Не влезай — убьет». А Придурок меня не замечал. Смотрел словно сквозь пустое место.
Поверьте, его поведение в тот вечер было лишь вершиной айсберга из всей истории нашего… Знакомства.
Возможно, вас интересует, почему я не описала моего благодетеля на тот вечер. Просто дело в том, что память о нем омрачена весьма прискорбными обстоятельствами.
А конкретно — кровью.
Простите за спойлеры.
— Я передам все ваши требования госпоже Клариссе, — твердил Капитан одно и то же, делая пометки в чем-то, напоминающем планшет. — Буду отвечать за вашу дочку головой.
— Уж постарайтесь, молодой человек, — гремел над ним папа.
— Мы надеемся на вас, Адам, — вторила ему мама, — если с нашей малышкой что-то случится, вы будете в ответе за это. Я буду приходить к вам по ночам до самой вашей смерти, если с ней что-то случится. Рири… Вы не понимаете, кто она для нас. Не сможете.
— Я понимаю боль родителя, которого разлучают с ребенком, мэм, — тихо пробормотал Адам.
Мама посмотрела на него и всхлипнула:
— Она — наш подарок судьбы. Наше благословение и награда за годы мучений! А вы… Отнимаете ее у нас!
Она снова разрыдалась. И вся ее боль разом стала моей, обрушившись как лавина. Я прильнула к ней и прошептала на ухо:
— Мамуля, я вернусь вашим Малышом, обещаю тебе!
Мы обе плакали, сжимая друг друга в объятиях и не в силах отпустить. Папа поочередно гладил нас по головам, шепча обрывки слов, потому что сам не мог сдержать слез.
— Господа Прикеры, нам пора, — с огромным трудом произнес Капитан.
Я отлипла от родителей, крепко сжала ручку чемодана и решительным шагом направилась к входной двери. У меня хватило сил только на фальшивую браваду:
— Мама, папа, все будет хорошо!
Ничего никогда уже не будет хорошо.
Когда мы покинули дом и отошли от него на достаточно большое расстояние вверх по улице, договоренность о наручниках вступила в силу. Придурок уже копался в своем чемоданчике, в поиске моих кандалов. На смену пустоте и отрешенности пришел липкий, пронизывающий до костей страх.
Элина в очередной раз попыталась встретиться взглядом со мной, словно отчаянно умоляя поверить ее жалким трусливым оправданиям. Пришлось демонстративно повернуться к ней спиной, чтоб до королевишны наконец дошло.
Я в последний раз оглядела городок, где прошло мое детство и предательски короткая часть юности. Маленькие, аккуратные, коричнево-белые домики, крепко стояли на земле своими выстроенными на славу фундаментами, тепло светили мне на прощание мягким желтым и оранжевым светом из окон. Фонари мигали перегоревшими тусклыми лампочками, словно передавая послание азбукой Морзе. Где-то вдалеке шумел лес, похожий на зелено-черное бескрайнее море.
И вдруг подул ветер, слишком холодный для сентября, не суливший ничего хорошего, кроме роковых перемен и тягот с лишениями, которые приближались все ближе вместе с металлическим лязгом наручников, которые Алан вытащил из недр своего гребаного чемоданчика. Я сделала глубокий вдох и выдох, лишь бы снова не разреветься и не дать никому из этой компании повода насмехаться над моей слабостью.
Неожиданно Капитан снял с меня кулон-переводчик и произнес на английском:
— Рири, поверь, я понимаю, что ты сейчас чувствуешь. И я знаю, что для тебя все сейчас пошло наперекосяк. Честное слово, все это не напрасно. Все встанет на свои места, только подожди еще немного.
Я промолчала, чтобы не сорваться на крик и протянула руки навстречу моим новым «товарищам».
Наручники напоминали тонкие серебряные браслеты — на мгновение мне даже показалось, что ими невозможно никого неволить. Но, когда своими холодными цепкими пальцами Придурок закрепил их на моих запястьях, железо впилось мне в кожу, обвязывая туже тысячи веревок.
Я снова посмотрела на него, изо всех сил пытаясь отыскать в холодном обескровленном лице хоть что-то человеческое. Не вышло. Передо мной словно стоял робот или же злодей, скрытый под маской безучастности. Если Элина хоть иногда выходила из роли и показывала мне настоящие эмоции, то этот молодой человек играл роль равнодушного и беспощадного мерзавца блестяще и успешно. Почему-то на ум мне пришел Кай, плененный и почти что загубленный Снежной Королевой.
Его темно-синие глаза полыхнули лютой ненавистью. Он быстро отошел от меня и провел руками по черной водолазке, как будто пытаясь их вытереть. Этого я уже снести не могла, и все ассоциации с Каем испарились без следа.
Мной было принято окончательное и бесповоротное решение ненавидеть его до
