Влас кивнул. Я знала, он понимает.
— Поможешь мне библиотеку в порядок привести?
Я согласилась, и не было более успокаивающего занятия, чем стоять рядом с ним и перебирать пыльные книги. Правда, глаза у меня так и остались красными, и, когда к разбору старинных томов присоединилась Эльта, а Влас, попрощавшись, ушёл, я снова захотела плакать.
Это были самые печальные Очищающие дни из всех, что у меня когда-либо были. Утром уезжали северные гости. Эльта провожала Слава молча, сдержанно, но так смотрела, что всякий заметил её отчаяние. Единственный, кто на девушку не смотрел, был сам вожак Севера. Либо у него была отменная выдержка, либо Эльта ему совсем не понравилась. Уже в последний миг я заметила его косой, торопливый взгляд, брошенный на стоящую вдали ото всех девушку. И было в этом взгляде невыразимое, тягостное горе, очень похожее на то, что жило в моём сердце.
Отнюдь не равнодушие родило его холодность. Слав просто не хотел рушить судьбу Эльты, ведь она, молодая и радостная, стала бы замечательной матерью… Вот он взошёл на палубу, братья-Вихри подняли руки. Слав тепло им улыбнулся, и корабль медленно отошёл от берега. Мужчина смотрел только на побратимов, и суровое лицо скрывало все эмоции, что наверняка терзали сердце. Эльта резко развернулась — и пошла прочь, но не в крепость, а дальше по берегу к скалам. Эх, как бы чего не удумала! Я бочком протиснулась мимо воинов и поспешила за девушкой, но она так стремительно удалялась, словно вовсе хотела оказаться на краю света.
Я нагнала её уже на вершине утёса, с которого было хорошо видно уходящий корабль.
— Эльта!
— Я не прыгну, не бойся.
— Он ведь ещё приедет, — ляпнула я взволнованно.
— Не ко мне, — отозвалась она тихо. Яркое солнечное платье так и горело в тёплых лучах, и наверняка его было видно издалека. — Он сказал, чтобы я нашла себе мужа. Что он никогда не сможет взять меня. И что все мои старания бесполезны.
— А ты что?
— А я сказала, что тогда вовсе не стану ничьей женой. — Она вдруг разрыдалась и бросилась ко мне: — Я соврала! Я ведь обещала Власу, что обязательно найду себе мужчину до того, как… До его… ухода. И теперь, получается, мне просто нельзя быть одной!
— Но Влас поймёт. Он же может попытаться уговорить друга!
— Я не нравлюсь Славу, — выговорила она. — Совсем. Он ещё поэтому был так резок, не хотел обнадеживать.
— А вот и не правда! Ты ему приглянулась, я по глазам видела! — ляпнула и запоздала спохватилась, что лучше бы Эльте этого не знать: девушка заплакала.
— Я не права, Веда. Не должна так вести себя, — внезапно успокоилась она. — Сейчас не о своих чувствах думать надо, а о том, как Власу помочь.
— Ты говорила, что вы давно смирились.
Девушка вздохнула.
— Не совсем. Мы не предпринимаем ничего опасного, но не сдаёмся. Через месяц-другой мы с Ильёй отправимся в гости к тёте. Она хоть и не волшебница, а обещала отыскать особо важные тома о проклятиях ведьм. Надеюсь, в них мы найдём ответы.
Далеко в море показался корабль. Я как-то сразу понял, что это не Слав возвращается, и мы неторопливо направились обратно в крепость. Я всё старалась утешить Эльту, сжимала её руку, подбадривала, пыталась завести беседу о вышивке или рисовании, но девушка замкнулась в себе и отвечала односложно.
— Кто там, Эрх? — спросила девушка у брата, который обладал поистине соколиным зрением.
— Торговцы с океанского побережья, кажется. По крайней мере, парус как у них — алый с золотым.
Когда до судна оставалось всего ничего, я заметила на корабле женщину, и какую! Её каштаново-красные волосы были едва сплетены по концам, и струились по плечам тёмной густой волной. Тёмные глаза — то ли синие, то ли зелёные — яркостью не уступали морю. И одежда на ней была тёмная, непривычная: одно чёрное переливчатое платье из незнакомой материи с рукавами столь длинными, что они доставали до земли.
Встречать прибывших странных людей пошли старшие братья. Влас, конечно, первым, а Илья даже подал незнакомке руку. У них троих сразу завязалась беседа, и мне ничего не оставалось, кроме как уйти в комнату. Начну пялиться — снова дождусь упрёков.
Вечером Эльта сказала, что девушку в тёмном зовут Люсьен. Она приехала сюда в поисках родных, которые могли бы, путешествуя, проходить через Вихреградье. И самое странное, что Влас предложил ей немного у нас задержаться, на что незнакомка ответила вежливым согласием.
Она не понравилась мне сразу. Было в чужестранке нечто такое, отчего мурашки бегали. И дело было не в её тёмной красоте, а в том, как онасмотрела. Взгляд Люсьен был таков, словно ничто вокруг не имело значения, и люди представлялись ей всего лишь пятнами. Единственным, кто вызывал у неё интерес, был Влас, и я понимала, что чем дольше, тем сильнее травлю себя ревностью.
Нет, вожак не отвечал ей ласково, не глядел по-особому, но они постоянно о чём-то разговаривали, и, кажется, для старшего Вихря это было важно. Я всё вспоминала наши объятья, и то, каким тёплым он может быть. Я думала о его боли постоянно, и пыталась что-то решить, даже хотела затеять путешествие по реке к Драконьим Жрецам, но на это требовалось много времени.
Капитана корабля с красным парусом звали Мунига, и вскоре был устроен торг. Правда, Влас ушёл сразу после обеда: полные Луны снова озарили небеса. Я, едва взглянув на товары, до самого вечера маялась тоской и нетерпением, а когда были устроены пляски во дворе, наконец-то смогла убежать.
На сей раз у меня не было с собой молока, но была вода в прочной фляге. Я взяла ещё небольшое одеяло, маленький святящийся камень и немного еды. Всё это хорошо поместилось в небольшой корзине. Пусть думают, что я пошла за грибами, в лесу как раз начали появляться розовые и бледно-фиолетовые звёздочки. Странно, что Влас ничего не брал ни поесть, ни попить, ведь, после вспышек ярости, он был совершенно истощён.
Но когда я добралась до дома, дверь была распахнута настежь, и внутри никого не оказалось. В пустой комнате валялся на полу мой плащ и осколки того самого кувшина. Влас ходил по полу босиком, а потом я принялась ползать на коленях, собирая весь давний сор. И так увлеклась, что не сразу ощутила позади чьё-то присутствие.
Это был Зверь. Я вскочила, поворачиваясь бежать, но было поздно: мужчина захлопнул дверь.
— Попалась, зайчишка.
Я ринулась к окну — он перехватил за руку и отшвырнул в стену.
— Я ведь предупреждал: не приходи сюда!
Значит, он, становясь зверем, мог помнить нашу прошлую встречу.
— Не надо так! Ты ведь этого не хочешь!
— Не хочу чего? — медленно и жутко усмехнулся он. — Тебя?
— Причинить мне боль…
Он схватил меня за горло, и дышать стало трудно. Я изо всех сил старалась верить, что мужчина опомнится, остановится, но в незнакомых глазах горел такой беспощадный огонь, что все мои надежды были сожжены тотчас.
— Влас, — сглотнула я, закашлявшись.
Он склонился так низко, что мы соприкоснулись носами. Оба не закрывали глаз, и по телу прошла дрожь: этот человек не ведал ничего. У него были только грубые, низменные желания, и нерастраченная сила, которая сметала всё на своём пути. И сейчас он был волен сделать со мной, что угодно.
Но почему-то медлил. Смотрел в глаза, дышал теплом мне в лицо, почти касался губами моих губ… А потом вдруг подался ближе, прижал к стене, и железные пальцы сомкнулись на моих запястьях.
— Зачем пришла? — спросил он, по-прежнему глядя мне в глаза немигающим драконьим взором.
Я несколько раз тяжело вдохнула, а потом ответила хрипло:
— Чтобы убедиться, что ты в порядке.
Он рассмеялся мне в лицо, а потом вдруг неприятно и болезненно поцеловал прямо в губы.
— Я похож на того, кто нуждается в помощи?
— Да, — отозвалась я, переводя дыхание. Наверняка на шее выступят синяки, как их объяснять стану? — Ты страдаешь, хотя сам не понимаешь этого.
— Страдаю, — повторил он с усмешкой. — По-моему, страдаешь как раз ты, котёночек.
