Мне поставили тарелку с едой и бросили напоследок:
— На здоровье!
Сколько я ни кричала, ни просила прекратить пытку, никто не отзывался.
Дилан настолько был поглощён болью, что не мог даже думать. Если бы его мысли звучали вслух, то это был бы плач и стоны.
Поначалу я делала вид, что меня не волнуют его страдания, и даже съела принесённую еду… Но час за часом я всё больше проникала в больное сознание Дилана. Оно как бы сливалось с моим. Вскоре я уже не могла думать ни о чём, кроме его боли.
Способность к быстрой регенерации снова и снова возвращала Дилана в сознание, он не мог спать, а вместе с ним не могла и я.
Несложно догадаться, что таким образом меня пытались заставить захотеть жить. Звучит нелепо… Я понимала, что если сдамся, то перестану быть хозяйкой самой себе. Но если в первые пару дней я ждала, когда, наконец, Дилан умрёт, то дальше мне начало казаться, что эти мучения могут продолжаться вечно.
Я перестала есть пищу, которую мне приносили. Мне казалось, что я — малодушное ничтожество, раз не могу простить Дилана и просто смотрю на то, как он мучается.
Однажды сам Иуоо удостоил меня своим визитом:
— Упрямая. Упрямая девочка! — сказал он на вполне сносном русском языке, а я сделала вид, что не удивилась.
— Чем обязана?
— В жизни мы ставим на весы наши поступки, всё время сравниваем себя с другими и не хотим остаться в долгу перед кем-то. Ты думаешь, что сидишь в этой клетке для того, чтобы вновь захотеть жить? О нет, дорогая… Ты здесь для того, чтобы уравновесить ваши чаши на весах. Одной тебе решать, сколько ему осталось страдать… — Иуоо обернулся на Дилана.
— Я прощу его, если вы дадите мне свободу.
— Свободу ты получишь, когда отработаешь мои инвестиции в тебя.
— Что мне нужно сделать? Что конкретно? — глаза мои загорелись, в голове снова воскресли надежды вернуться к детям.
— Не спеши, дитя. Свободу дарит только смерть, а просто так умереть ты не сможешь. У тебя нет выбора.
— Ах ты мерзавец! — закричала я. — Я тебе всё равно не…
— Некрам! — произнёс он, и мне показалось, что моё тело поместили в адское пламя.
Никогда, даже в самые тяжёлые моменты жизни, я не испытывала ничего, хотя бы отдалённо сравнимого с этой болью. Словно снаружи и изнутри тебя сжигают заживо и одновременно протыкают раскалёнными зазубренными иглами. Ни слова, ни крика я не могла выдавить из груди, только бестолково ловила воздух ртом, как выброшенная на берег рыба. Мои глаза умоляюще уставились на Иуоо, а он самодовольно улыбался и не спешил завершить свой магический трюк.
— Фортум! — наконец, сказал он, и меня отпустило.
Моё тело обмякло и, словно парализованное, распласталось на полу.
— Что это было? — шевеля одними губами, спросила я, несмелыми движениями ощупывая своё тело.
— Щедрые дары природы. Пригождаются, когда нужно показать заблудшему его место.
— Вы меня в любом случае не отпустите… — наконец, начало доходить до меня.
— Представим, что я коллекционирую редких бабочек. Бабочки умирают, но их хрупкие тельца навечно помещаются в рамки, под стекло, чтобы радовать глаз… Но если я отпущу на волю своих мёртвых бабочек, они перестанут украшать мою комнату и, возможно, весь мир, и мне придётся убивать всё новых и новых… А смысл? Мёртвая бабочка бесполезна для мира.
Я хотела бурно возразить, но побоялась адской боли. Да, ключевое слово: ПОБОЯЛАСЬ. Я начала осознавать, что Иуоо победил, и всё же высказалась, правда, уже без вызова в голосе.
— Но я не мёртвая бабочка…
— Только благодаря мне. Так почему же я не вижу твоей благодарности?
— А есть за что?
— Своей службой мне ты спасёшь самых дорогих тебе людей. У этих бабочек ещё есть шанс дожить до старости…
— Спасу от кого?.. — как-то произвольно вырвался у меня вопрос, и я тут же догадалась, каков ответ. — Вы не посмеете их тронуть!
— Девочка, ты плохо представляешь себе, в каком мире живёшь… — сказал Иуоо и зашагал прочь.
— Не трогайте моих детей! — крикнула я ему вслед.
После услышанных угроз меня затрясло. Я подозревала, что меня будут запугивать, но не готова была рискнуть жизнями своих родных. Как бы в подтверждение серьёзности слов Иуоо пришли чистильщики с гарпунами в руках.
— Эй, что вы делаете? — воскликнула я.
— Приказ есть приказ. Нам велено хорошенько повеселиться! — сказал один из пришедших.
Второй усмехнулся и стал целиться.
— Только не в сердце и не в аорту, иначе сразу отключится, — напомнил первый.
— Знаю.
— Стойте! Хватит! — просила я, но первая стрела уже пробила Дилану лёгкое. Он слегка охнул, потом начал захлёбываться собственной кровью.
— Эй! — возмутился первый. — Я хотел в лёгкое! Сними ему повязку со рта!
— Он меня кровью заплюёт! — весело ответил второй, но снял с Дилана повязку.
Все мои уговоры и мольбы улетели в пустоту. У чистильщиков было всего четыре стрелы, и все они нашли свою цель.
От пережитого потрясения к Дилану на минуту вернулось сознание:
«Прости меня, Диана…» — сказал он мысленно.
