бровями, родинкой возле уголка глаза и чуть приоткрытыми влажными губами. Что может быть прекрасней чувства, которое охватило его? Когда хотелось защищать, оберегать и не отпускать от себя ни на миг. Асмодей должен был что-то предпринять, потому что он прекрасно понимал — Тане грозит опасность. Вокруг нее сгущались тучи: Обизат со своей ревностью, Астарот со своей страстью и Люц, пекущийся о равновесии Ада.
Зло, царившее в нем, легко распознало зарождавшееся чувство и, готовое мириться с похотью, соблазнением и издевательством, не могло позволить в Аду любви… Странный незнакомый аромат привлек его внимание, и демон встал. Удивленно нахмурившись, он приблизился к окну и замер, изумленно глядя на нежный розовый цветок, пробившийся сквозь камни замка. Его тонкие, прозрачные лепестки трепетали на ветру, приоткрывая желтую серединку. Асмодей шагнул в окно, немного пролетел по воздуху, и, уже зная, что увидит, обернулся. Весь замок был усеян этими розовыми малышами, испускающими сильный аромат. Аромат любви…
Он горько усмехнулся и, выпустив огненный шар, отвернулся, чтобы не видеть, как корчатся в огне тонкие стебельки. Камни замка горько застонали. Им, видимо, пришелся по душе этот необычный для Ада наряд. Необычный и вызвавший бы ярость демонов, в особенности, Люца…
Асмодей еще раз посмотрел на девушку, впитывая в себя каждую черточку, затем провел рукой перед ее лицом, делая ее сон крепким, похожим на кому. Он оделся и, завернув ее в одеяло, покинул замок. Демон уже второй день давал ей мандрагору и теперь не боялся, что Таня заболеет, не вынеся перехода. Лошадь легко несла их по сухой потрескавшейся земле. Голова девушки покачивалась на его плече, касаясь нежной кожей виска, его щеки. Поддавшись порыву, Асмодей прижался губами к ее ароматным волосам и не убирал их до самого перехода, чувствуя внутри тяжелый комок, разрастающийся и не дающий дышать.
* * * Я проснулась от яркого солнца, светившего мне прямо в глаза. Как же хорошо… Не открывая глаз, я протянула руку, ища своего демона, но тут же испуганно замерла. Стоп! Какое солнце в Аду?! Медленно разлепив веки, я, не удержавшись, заплакала. Нет… Только не это… Я лежала в своей кровати, одетая в любимую пижаму, и никаких признаков паранормальщины вокруг не наблюдалось. Вскочив на ноги, я пробежалась по квартире, но ничего подозрительного не увидела: мольберт так и стоял, ожидая моего внимания, корзина с грязным бельем, кружка с недопитым чаем…. Что происходит?!
Я присела на стул и вслушалась в тишину. Может, мне это приснилось? Все, начиная с момента, когда я собиралась на вечеринку? Нужно идти к Симоне, тогда все прояснится. Я надела халат и вышла в подъезд. Боже, как страшно… Неужели Асмодей — это всего лишь плод моего воображения?
Дверь открыл ее отец.
— Я вас слушаю, красавица, — вежливо, но не терпеливо поинтересовался он.
— Э-э-э… Здравствуйте… А Симона дома? — спросила я, стараясь не заикаться от волнения.
— Нет, она уехала в Польшу, к бабушке. Я могу вам чем-нибудь помочь?
— Нет. Спасибо… А какое сегодня число? — вырвалось у меня и я стушевалась.
— Семнадцатое июля, — мужчина удивленно приподнял брови.
— Извините, — я шагнула назад. — До свидания.
Он, наверное, решил, что я не в себе.
— До свидания.
Он закрыл дверь, все еще поглядывая на меня с подозрением, а задумалась. Значит, сегодня семнадцатое… На вечеринку я собиралась шестнадцатого… Тогда, или время в Аду идет не так, как на земле, или мне действительно все это приснилось. В квартире настойчиво затрезвонил телефон, и я помчалась обратно домой.
— Алё, красотка! Ты почему вчера на вечеринку не явилась? — голос подруги, звучал еще не совсем трезво. Видимо, праздник все-таки удался. — Было весело! Там расхаживали такие экземпляры! Кстати, один из них сейчас плещется в моей ванне! — захихикала она. — Алё-ё…
— Да-да, я слышу тебя… — рассеяно протянула я. — Давай созвонимся позже, и ты мне все расскажешь?
— Хорошо, как хочешь, — обиделась она и положила трубку.
Итак… Что? Ничего не понятно. Возможно, я и правда заснула. И мне привиделось все, от начала и до конца. Как я к Симоне за платьем ходила, как меня Асмодей затащил в машину… Асмодей… Господи, тогда это был самый реалистичный сон, который мне пришлось увидеть!
* * * — Ты вернул девушку домой? — Люц серьезно смотрел на Асмодея, сидя напротив него, за длинным столом. — Это лучшее решение в твоем случае.
— Да, я знаю, — прошло уже несколько лунных суток, а сердце демона все еще кровоточило от этой раны.
— Ты должен понимать, что это не привело бы ни к чему хорошему, Моди… — уже мягче сказал Люцифер и встал. Он подошел к камину и повернулся к демону спиной, глядя на огонь. — Я хочу спросить тебя.
— О чем, Люц? — Асмодей не хотел ни говорить, ни слышать, ни даже двигаться. Ему нужно одиночество.
— Как это — чувствовать такое к женщине?
Асмодей медленно поднял глаза на Люцифера:
— Как будто ты падаешь в провал Вечных Мук и тебе это безумно нравится.
— И ты бы продолжил туда падать?
— Не задумываясь.
* * *
Астарот лежал на кушетке красного дерева, стоявшей в алькове каменной лоджии, с которой открывался шикарный вид на Ад, и пил вино. Он был похож на большого грациозного леопарда, лениво раскинувшегося на толстой ветви. Демон был раздражен и возбужден одновременно. Он хотел эту девушку и больше не желал ждать. Его мужское достоинство постоянно находилось в состоянии безумного напряжения, которое нужно было снять. Первый раз, конечно, он сделал бы это с ней быстро, чтобы убрать это ужасное возбуждение: заставил бы ее стать на коленки, выгнуть спину и, наконец, почувствовать ее горячую и мокрую, двигаясь в ней все быстрее и быстрее… А после, любил бы ее медленно и сладко, долгие часы не выпуская из постели.
Астарот возбудился не на шутку. Эти сцены, которые он прокручивал в голове, довели его до предела. — Броди! Немедленно иди сюда! — заревел он, и через несколько минут перед ним возникла его служанка. — Займись этим… — он небрежно показал на свою восставшую плоть. — Шевелись!
Асмодей покинул Люца еще более злым, чем пришел к нему. Новые чувства терзали его, как голодная собака кость, и у него не было сил справиться с ними. Даже его вечная демоническая мудрость была не способна помочь ему. Он должен был находиться рядом с ней, пусть даже это будет только ночью, ведь быть совсем без нее — равносильно смерти. Асмодей вернулся в замок, упал на кровать, которая еще хранила запах Тани, и уткнулся лицом
