– это маги покидают Зал Совета. То, что должно случиться здесь в ближайшие пару часов, нельзя видеть мужчинам.
Таковы условия ритуала.
Когда последний маг вышел, я глубоко вздохнула, и рубашка сама собой сползла с моих плеч. Осталось только переступить через нее и лечь на алтарь.
Он оказался очень холодным. Почти ледяным. Меня сразу охватил озноб, причем такой, что кожа покрылась мурашками, а дыхание сбилось.
– Дыши! – почти приказала Лириса.
Все четыре мары уже стояли вокруг алтаря. В руках у них были предметы которые я видела на полу. Ифрисса держала горящий светильник, сильфа – стеклянную сферу, целительница – тот самый росток, с корней которого свисали комочки земли, а в руках у нимфы была плошка с водой.
– Можешь закрыть глаза, – ласково посоветовала Кониррэ. – Так будет проще.
– Мы не ищем легких путей, – пробормотала я через силу.
От холода мои губы занемели, а челюсть начала стучать, словно кастаньеты в руках ловкой танцовщицы.
Это был странный холод. Пугающий. Не сразу, но я поняла, что камень здесь ни при чем. Холод шел изнутри, словно некая сила заморозила мой источник.
Как такое возможно?
Хотела спросить – и не смогла. Потому что мары запели.
Их голоса звучали по-разному. То диссонировали друг с другом, то сплетались в унисон. То взлетали к колоратурному сопрано, то опускались до глубокого контральто. То затихали, то звучали победным крещендо.
Ни один человек не способен взять подобные ноты. Но сейчас пели не люди – пела магия. Песня рождалась не в связках. Мары пели не горлом, а своими стихиями.
Первые звуки пронзили меня, словно тысячи игл. Проникли внутрь, пробили каждую клеточку тела. Огонь, Вода, Земля, Воздух – все четыре стихии вошли в меня, в мой источник.
Больно? Нет. Чудовищно больно!
Кажется, кто-то забыл про магическую анестезию… Пластика источника на живую это такое себе удовольствие. Или деформация стихии? Ох, не знаю, как это назвать!
Но даже кричать я не могла. Звуки просто застряли в горле.
И двинуться не могла. Тело меня больше не слушалось. Я вообще не ощущала его. Только боль, которая нарастала с каждой минутой.
А потом мары начали рисовать. Холстом для них стала моя кожа, красками то, что они держали в руках.
Не в силах закрыть глаза, как советовала Кониррэ, и нещадно ругая себя за то, что не сделала этого сразу, я смотрела, как Шеарна берет из светильника огонек и подносит ко мне. Пламя, подобно кисти художника, коснулось моей груди. Обожгло, затанцевало, подчиняясь ифриссе, и начало вырисовывать сложный узор.
К нему присоединились капли воды, сброшенные с пальцев нимфы. Комочки земли, которые стряхнула Лириса с ростка. И невидимое дыхание ветра.
Каждый из них рисовал свой узор, то обжигая меня, как огонь, то даруя прохладу, словно вода. Грудь, живот, шея, руки и ноги. Они не пропустили ни единого клочка моей кожи. Закончив с телом, перешли на лицо.
Кониррэ положила ладонь мне на глаза, чтобы я опустила веки. Там тоже следовало нанести магический рисунок.
Только тогда я сообразила, что мары повторяют мандалу. Они создавали на мне сложнейший узор, наполняя линии каждая своей магией. Чтобы никто, ни ректор Саартога, ни сам верховный маг или король не смогли распознать во мне мару Света.
Если бы я знала, что будет так больно… я бы еще подумала, стоит ли соглашаться.
Хорошо, что кричать не могу, и Арден ничего не услышит. Иначе он уже ворвался сюда, и даже маги не сумели бы его удержать.
Стоило вспомнить об Ардене – и дышать стало легче. Словно сама мысль о нем наполнила меня силой.
Боль слегка отступила. Точнее, я перестала ее замечать. Абстрагировалась, вызвала в памяти образ моего волка и сосредоточилась на нем.
Теперь прикосновения мар почти не ощущались. Голоса звучали будто издалека…
И все, что творилось – творилось словно бы не со мной…
– Инна… Инна…
Кто-то похлопал меня по щеке.
Я вздрогнула и открыла глаза.
Неужели уснула?
Надо мной склонилось сосредоточенное лицо Лирисы.
– Ты как? – спросила она, пытливо осматривая меня.
Прислушавшись к себе, я пожала плечами:
– Как обычно. А что, уже все?
Голос прозвучал непривычно пискляво.
Я прочистила горло. Потом села, подтянув колени к груди. Все же в зале было прохладно, а никто не спешил подать мне одежду.
– Все, – раздался с другой стороны голос Кониррэ. – Можешь посмотреть на себя.
Послушно повернулась на звук и наткнулась на незнакомую девушку. Она сидела на таком же черном постаменте, как и я. В той же позе. И тоже голая. У нее было худощавое тело, невыразительное лицо, белесые ресницы и брови, и волосы мышиного цвета чуть ниже лопаток.
М-да, не красавица. Хотя глаза, большие и карие, притягивают взгляд. И носик довольно милый…
– Это кто? – удивилась я. – Как она сюда попала?
– Познакомься, – хмыкнула нимфа, появляясь из ниоткуда. – Теперь это ты.
Вот тогда до меня дошло, что все это время я смотрелась в огромное зеркало! В нем отражалась и я сама, и весь зал за моей спиной. А Кониррэ просто вышла из-за этого зеркала. Щелкнула пальцами – и оно исчезло.
– Первый экзамен пройден, она себя не узнала, – заявила Шеарна.
– Значит, пора перейти ко второму, – кивнула Мирлея.
Все четыре мары с интересом наблюдали за мной.
– Что за экзамен? – занервничала я.
– Ничего сложного. Надевай.
Мне подали ту самую рубашку, наполненную магией стихий. Но когда я надела ее, ни один символ не вспыхнул. Словно во мне больше не было Света.
– Отлично, – Лириса захлопала в ладоши. – У нас получилось!
– Это и есть экзамен? – хмыкнула я.
– Нет, экзамен еще впереди. Ты готова?
Я с опаской кивнула. Мало ли, что они там придумали.
И странно, что после той боли, которую пришлось пережить, я не ощущаю последствий. Может, и не должна ощущать?
– Тогда пошли, – Кониррэ протянула мне руку.
С ее помощью я слезла с
