— Он часто использовал силы?
— Только в сложных случаях. Когда было трудно собрать доказательства; когда кто-то отказывался признаваться. Когда трибунал разделялся во мнениях, — тон её голоса окрашивал слова сожалением.
— А вы? — спросил он.
Он наблюдал, но она больше ничего не сказала.
— Я с радостью поговорю с вами о моей магии, Агасси, — она взглянула на него краем глаза, — если вы захотите поговорить о своей.
— Магия — более личное дело в Саркуме, чем в Тхамаре, — сказал он, что было не совсем ложью.
— Я слышала об этом. Мне было бы интересно узнать, почему. У меня много вопросов о Саркуме.
Она сжала губы, как будто это был единственный способ остановить её слова. Маги воздуха славились своим ненасытным любопытством. Он нашёл этот жест милым.
— О Саркуме? Или о Шестом Доме?
Они дошли до холла, где находились его покои, и она продолжила путь мимо них, к концу коридора и позолоченным двойным дверям, достаточно высоким, чтобы он мог пройти через них с Тареком, сидящим у него на плечах.
— Если вы ответите на мой вопрос, Принцесса-султан, я отвечу на один из ваших.
— Вы первый, — сказала она.
И когда он посмотрел на неё, она улыбнулась понимающей, тайной улыбкой, которая осветила её красивое лицо озорством. Понимала ли она силу этой улыбки? Он подозревал, что она прекрасно осознавала свою привлекательность.
Макрам остановился перед дверьми, разглядывая окружавшую их фреску. Битвы и магия лежали поперёк изображения Колеса. Он был озадачен, увидев, что это, судя по всему, была Битва за Нарфур, о которой он недавно думал. Он полагал, что должен быть рад, что это не фреска, изображающая убийства и пытки сотен магов Шестого Дома. Эта фреска, вероятно, была выставлена где-то на видном месте для всеобщего обозрения в качестве напоминания. Он задавался вопросом, каким было изложение фактов в Тхамаре, чтобы превратить битву, закончившуюся поражением и смертью Султана, в искусство, увенчавшее дверь Султана.
— Вы знаете, почему магов Шестого Дома называют магами смерти? — спросил он, разочарованный тем, что она высвободила свою руку из его.
Хладнокровие её поведения и её магия успокаивали, усмиряли беспокойство, которое мучило его.
— Это кажется очевидным, что наводит меня на мысль о моём ошибочном мнении, — ответила она, изучая его лицо в поисках какого-то ключа к ответу.
Он подозревал, что она способна о многом догадаться просто по выражению чьего-то лица. Маги воздуха.
— Если вы считаете, что это потому, что Шестой Дом и разрушение являются синонимами смерти, то да, вы ошибаетесь. В древние времена было принято нанимать магов Шестого Дома в качестве палачей. Это была более добрая смерть, когда сердце останавливалось от их магии, или сна, который был смертельным. Это было лучше, чем быть повешенным, или сожжённым заживо, или обезглавленным. Это начиналось как милосердие, — сказал он, стараясь скрыть обиду в своём голосе.
Её мягкий взгляд и восхищенное молчание вызвали у него желание убежать. Он не привык к такому вниманию. Большинство людей в Саркуме знали, что он был магом Шестого Дома, и очень могущественным. Они не смотрели на него прямо, как будто это могло каким-то образом высвободить его магию.
— Но, как часто бывает, это было вырвано из контекста. Они начали с того, что называли магами смерти только тех, кто был нанят в качестве палачей. В конечном счете, это название распространилось и охватило весь Шестой Дом.
— Я никогда этого не слышала, — печально сказала она. — Я изучила всё, что смогла найти, а это не так уж много. Многие тексты были сожжены после Раскола. Почти вся дворцовая библиотека была утеряна.
— Любовь к истории и к законам. Достойно восхищения, — он ухмыльнулся, чтобы скрыть глубину эмоций, стоявших за этим комментарием. — Я поделился одним фактом. Теперь ваша очередь.
Было бы легко и приятно оставаться именно там, где он был, беседуя с ней до конца дня. Было так много вопросов, которые вызвали её заявления. Самым жгучим из которых был о том, почему она изучала Шестой Дом. Если бы не полдюжины её сопровождающих, наблюдающих с острой, как бритва, концентрацией и пытающихся сделать вид, что они вовсе не наблюдают, он мог бы попытаться уговорить её погулять с ним подольше.
— Я не Веритор, — сказала она, — и рада этому.
— Наличие такой возможности в вашем распоряжении может стать мощным инструментом и оружием, — сказал Макрам.
— Как и в случае с клинком, лезвие может порезать владельца так же легко, как и противника.
В её голосе была интонация, некий рассеянный ритм, и это наводило на мысль, что она уже видела подобное явление. Её отец?
— Мудрое замечание, — сказал он.
Его восхищение и любопытство возрастали с каждым произнесённым ею словом.
— В моём случае это отсутствие той магии, которая режет. Каждое прошлое поколение Сабри порождало Веритора. Ни я, ни мой двоюродный брат таковыми не являемся. Некоторые считают это предзнаменованием, — она говорила словами, лишенными эмоций, но её руки сжались крепче.
— Предзнаменованием чего?
— Конца правления Сабри.
В её заявлении было нечто большее, чем просто слова, и он подумал, что она нарочно дала ему это понять, позволив выражению её лица отразить подозрение и пренебрежение. Провоцируя его на расспросы, чтобы она могла выяснить что-то о его характере или точке зрения.
— Что вы думаете о предзнаменованиях?
Он был не прочь услужить ей, учитывая его жажду продолжить разговор с ней.
— Что это метод, используемый властвующими, чтобы ослепить других страхом. Конец — это тоже начало, — она улыбнулась, и в её улыбке было что-то такое, что бросило ему вызов. — А вы, Агасси? Что вы думаете о предзнаменованиях?
Он ответил ей такой же улыбкой. Её взгляд метнулся к его улыбке и тут же скользнул в сторону. Даже такая короткая связь была такой же бодрящей, как зимний ветер.
— Я предпочитаю быть причиной для них, чем быть управляемым ими.
Она издала тихий, приглушенный смешок.
— Спасибо, что сопроводили меня, — сказала она. — Если вы простите меня, мне нужно навестить моего отца. Но, возможно, скоро у нас появится ещё один шанс поговорить.
— Конечно. Передайте, пожалуйста, мою надежду на его быстрое выздоровление.
— Непременно.
Она наклонила к нему подбородок в знак прощания и постучала в дверь.
Макрам пошевелился, зная, что его отпустили, но задержался, пока она ждала, когда откроют дверь. Дверь открылась, и Макрам увидел человека, которого, как он помнил, видел, когда прибыл во двор накануне. Мужчина поджал губы, посмотрев на них двоих, стоящих бок о бок. С того места, где стоял Макрам, слева от дверей, он мог ясно видеть покрытую шрамами, сморщенную кожу на шее мужчины и правой стороне его лица. Шрамы от ожогов, несомненно.
— Шехзаде Ихсан Сабри иль Нарфур, Сиваль Второго Дома, — Принцесса-султан подняла руку, указывая на Макрама. — Это Агасси Макрам Аттарайя, делегат от Аль-Нимаса.
Маг воды. Интересно. Свободный огонь не мог сжечь мага воды, и потребовался бы грозный маг огня, чтобы опалить Сиваля Второго Дома. Дома, находящиеся в оппозиции на Колесе, обычно нейтрализуют магию друг друга. За ожогами должно быть, кроется целая история, но, судя по выражению лица Шехзаде, он не был заинтересован в разговоре.
— Шехзаде — принц?
Это был не тот титул, который они использовали в Саркуме.
Ихсан кивнул, переводя взгляд с Макрама на Принцессу-султан и обратно.
— Он ваш двоюродный брат?
Это означало бы, что Ихсан был примерно равен ему по рангу.
— Да, — сказала она. — Его отец был братом Султана. Шехзаде — второй в очереди на трон.
— Приятно познакомиться с вами, Шехзаде, — сказал Макрам.
Интересно, что наследник мужского пола встал в очередь за принцессой.
— Не делайте поспешных выводов, — сухо ответил Ихсан. — Мало кому доставляет удовольствие встречаться со мной.
— Сан, — еле слышно произнесла Принцесса-султан.
